Герцогиня смерти. Биография Агаты Кристи - Ричард Хэк

Развод… Агата не поверила собственным ушам, лицо ее покрылось красными и белыми пятнами, изумление сменилось гневом. Это невозможно, этого просто не может быть!

“Ее зовут Нэнси Нил, – сказал Арчи. – Ты, разумеется, ее помнишь. Она бывала у нас дома”.

Все произошло так быстро, так неожиданно… его слова ударились о стену неверия, неужели все ее грезы о счастливом воссоединении были напрасны?

Накатила тошнота, так желудок реагировал на едкую горечь обиды и унижения. Она просила Арчи повременить, она станет другой, все будет иначе. Донельзя потрясенная, она вымолила три месяца отсрочки, Арчи согласился на четыре. Шестнадцать недель изощренной вежливости, окольных путей, дежурных реплик, совершенно никчемных. Он мастерски уходил от главного, вел свою игру, выжидал, когда завершатся оговоренные недели, расчетливо выжидал.

В пятницу, третьего декабря, утро в Саннингдейле началось как обычно. Кухарка поставила на стол яйца, фасоль, сосиски и помидоры, типичный английский завтрак. Агата заговорила первой, сказала, что в выходные хочет съездить в йоркширскую деревушку, всласть поваляться в кровати, выходить разве что к завтраку, езды туда всего три часа, она предложила Арчи составить ей компанию. Выяснилось, что он уже собрался на выходные к своим друзьям Джеймсам, у них коттедж в Хартморе, в окрестностях Годалминга. От обиды Агата потеряла голову. Она сорвалась на крик, у нее теперь не было иного оружия. Бессмысленные укоры, напрасная, как выяснилось, угроза. А угроза была такова: если Арчи не останется на выходные, то, когда вернется, ее не будет дома.

Арчи ее слова не тронули, будто он заранее приготовился к скандалу. Самое ужасное, что он оставался совершенно спокойным. И чем громче кричала его жена, тем проще ему было отмалчиваться. Но высказаться начистоту Арчи все же пришлось. И он это сделал, не повышая голоса, очень доходчиво. Он ждал достаточно долго, он устал от спектакля, который они друг перед другом разыгрывают. Он уходит из дома, уходит от нее.

Агата зажмурилась от боли или просто пыталась удержать слезы. Она закрыла лицо ладонями и в этот момент услышала: он все равно добьется развода, вне зависимости от ее согласия. Высказавшись, он схватил газету и удалился из комнаты. Все решилось в одну секунду. Этот приступ ярости, и потом – ничего.

Как Арчи выходил, она не видела, но знала, что он уехал: по звуку мотора “дилейджа” на подъездной дорожке и по хрусту шлака под колесами.

Она взъерошила волосы, убирая их со лба, привычный жест в моменты сильного волнения, потом накрутила на палец локон и уставилась в пространство, будто это могло помочь ей определиться с дальнейшим. Так, в состоянии отрешенности, Агата провела несколько часов, пока вдруг не зазвонил телефон. Она вздрогнула от неожиданности.

Она решила, что это он, Арчи. Но звонила ее неугомонная соседка, миссис Десильва, приглашала на чай и партию бриджа. Агата отказалась, не слишком убедительно сославшись на срочное дело, хотя была абсолютно свободна. Несколько дней назад они вдвоем ездили в Лондон, прогулялись по магазинам на Албемарл-стрит, голова кружилась от азарта и удовольствия. Агата купила тогда шелковую ночную сорочку, белую, красоты необыкновенной. Теперь можно было очаровывать мужа, что и намечалось на выходные. Агата знала, что выглядеть в ней будет восхитительно. И наконец-то вернется утраченная любовь. Какими глупыми сейчас казались эти надежды, утренней ссорой их вымело прочь, будто грубой метлой.

Первый безотчетный порыв – помчаться в понедельник в Лондон, вымолить у Арчи прощение. Но потом ей вспомнился последний его взгляд, брошенный поверх накрытого к завтраку стола, взгляд, источавший ненависть, даже страшно вспоминать. Конечно, Арчи был расстроен и оскорблен, но может быть, она преувеличивает? Узнать бы, что на самом деле он чувствовал и действительно ли их разлад уже непреодолим? В тот же день Агата тщательно укутала дочь и, сунув ей в руки любимого мишку, посадила в машину, они покатили в Доркинг, к матери Арчи, двадцать пять миль пути. К своей свекрови, Пег Хемсли, Агата относилась с прохладцей, но Арчи всегда был очень близок с матерью. И конечно же Пег точно знала, как обстоят дела.

Пег обрадовалась неожиданной встрече с внучкой, к чаю подали свежие ячменные лепешки и крыжовенный джем из дорогого лондонского магазина. Пег любила себя побаловать. Увы, Агата почти не чувствовала вкуса угощения; чуть наклонившись вперед, она вслушивалась в монотонную болтовню, а свекровь жужжала и жужжала, словно муха, попавшая в ловушку. Миссис Хемсли бездумно перелетала с одной темы на другую, зачем – непонятно: казалось, ее завораживает звук собственного голоса.

Так ничего и не вызнав, Агата вернулась домой, ужинать ей пришлось в одиночестве. В мыслях снова и снова прокручивалась ужасающая утренняя сцена с завершившей ее оскорбительной угрозой.

Уже ни на что не рассчитывая (но в глубине души все же надеясь спасти семейное благополучие), Агата стала изобретать хитроумный план, достойный ее детективных романов. Сюжет был выстроен чрезвычайно искусно, но те, кто знал, где следует искать улики, могли просчитать возможный исход. Только на этот раз финал истории был отдан в распоряжение судьбы.

Агата положила в саквояж несколько платьев, новую ночную сорочку, два шелковых шарфика и две пары туфель, отнесла его к входной двери, потом снова поднялась в спальню, все еще надеясь. Арчи все-таки вернется, надо подождать. Глупая мечта, мечта женщины, не желающей расстаться с иллюзией. Ближе к десяти часам Агата окончательно смирилась с тем, что чуда не произойдет.

Не зажигая света в холле, она положила на инкрустированный столик два письма, одно для Карло, другое для Арчи. Потом стала одеваться: любимая ондатровая шуба, велюровая шляпка, кожаные перчатки. Наспех посмотревшись в зеркало, приказала себе забыть про попранную гордость. Не удержавшись, обняла на прощанье своего верного пса, схватила саквояж и, не оборачиваясь, покинула уютный, надежный дом и свой привычный мир.

Ночное небо было ясным и черным. Морозный воздух холодил щеки, которые, впрочем, тут же заполыхали румянцем от усилия: саквояж оказался довольно увесистым. От учащенного дыхания изо рта беглянки вырывались облачка пара. Гравий под ногами хрустел, будто гренок под лезвием ножа, пока она медленно приближалась к своему авто, тускло поблескивавшему “моррису каули”. К счастью, мотор завелся сразу. Про машины Агате было известно только одно: сидеть самой за рулем – сплошная нервотрепка. “А теперь будь что будет”, – подумала она и, преодолев страх, нажала на педаль газа. Буквально через несколько секунд “моррис каули” растворился в темноте.

На следующее утро по ньюлендз-корнерской дороге беспечно шагал пятнадцатилетний Джек Бест, тощий как жердь, с копной светло-каштановых волос, строптиво торчавших надо лбом и затылком. Этот улыбавшийся во весь рот цыганенок направлялся в деревню Олбани. Приятно было пройтись по морозцу и полюбоваться живописными видами Норт-Даунса, но больше всего он радовался случаю подработать. Сегодня во владениях герцога Нортумберлендского устраивают охоту. Огромные луга и пастбища, до самого горизонта, изредка перемежались ясеневыми рощами и островками из кленов, которые здорово разрослись в окрестностях Гилдфорда.

В этой части Ньюлендз-Корнера было много еще не мощенных дорог, которые вдруг переходили в тропинки, петлявшие среди колючих зарослей ежевики и густого подлеска. Тут были целые мили нетронутых земель, до которых не добрался городской комфорт. Но именно это дикое место в данный момент было для Джека Беста домом.

В стороне от обочины он увидел сквозь кусты вроде бы какую-то машину и, уступив жгучему любопытству, свернул на колеистую тропу, проложенную в трехстах ярдах от шоссе. “Прямо у мелового карьера я заметил пролом в изгороди из кустов и крышу автомобиля, – рассказывал он после. – Я глянул внутрь, на полу, смотрю, одежда, и никого. Машина вся уж заиндевела, а колеса застряли в кусте. Я побежал на дорогу и все сказал полицейскому”. Неподалеку от полицейского поста, в заведении Альфреда Луланда, неспешно завтракал механик Фредерик Дор, работавший на автозаводе в городе Теймз-Диттон. Проезжая несколько минут тому назад по дороге, он тоже заметил автомобиль, но ничто его не смутило. Но теперь, услышав взволнованные крики Джека Беста, Дор, забыв про овсянку, бекон и помидорные ломтики с сахаром, ринулся к меловому карьеру, а на подступах продирался сквозь чащобу, чтобы самолично осмотреть брошенный кем-то “моррис каули”. “Смотрю – над кустами лобовое стекло, – вспоминал он, – и фары и габаритные огни не горят. Кончился ток, но когда машину оставили, думаю, фары были включены, темно же было, ночь. Да, похоже, с холма машина катилась уже пустой, поскольку на склоне нет никаких следов от торможения, они всегда остаются, когда жмут на тормоза”, – сообщил он после газетчикам.