Ангелы одиночества - Джек Керуак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ах, как вспоминаются теперь эти восхитительные дни когда я жил дома, дни, не оцененные мной по-настоящему в те времена - полуденные часы, мне 15-16 лет, а это значит крекеры Братьев Риц, ореховое масло и молоко на старом круглом кухонном столе, мои шахматные задачки или изобретенные мной бейсбольные игры, когда оранжевое солнце лоуэллского Октября пробивалось наискосок сквозь занавески веранды и кухни светящимися слоями ленивой пыли и окутанная ими моя кошка вылизывала тигриным язычком коготки передней лапы, ляп ляп, все это ушло и покрыто пылью, Господи - и теперь я бродяга одетый в грязную рвань здесь в Высоких Каскадах и даже кухня моя состоит лишь из этого идиотского измызганного очага с треснувшей проржавевшей трубой замотанной, да-да, у потолка, старыми тряпками чтобы не было хода ночным крысам - в те далекие дни, когда мне надо было всего лишь подняться наверх чтобы поцеловать мать или отца и сказать им "Я люблю вас, потому что придет день когда я стану старым бродягой и буду сидеть один-одинешенек и мне будет грустно и тоскливо" - О Хозомин, скалы твои сверкают в закатном солнце, парапеты твоей неприступной крепости величественны как Шекспир среди людей и на многие мили вокруг нет никого, кому хоть что-то говорят имена Шекспир, Хозомин или мое собственное имя
Давным-давно дома ближе к вечеру, и даже совсем недавно в Северной Каролине, когда вспоминая детство я ел ритцевские крекеры и ореховое масло с молоком в четыре и играл в бейсбольные игры за своим столом и голодные школьники в стоптанных ботинках возвращались домой точь в точь как я (и я делал им особые Джековские Банановые Салаты[2] и это было всего-то каких-то шесть месяцев назад!) - Но здесь, в Одиночестве, ветер воет, поет одинокую песню, сотрясая стропила земли, принося ночь - Облачные тени гигантскими летучими мышами парят над горой.
Быстро темнеет, тарелки вымыты, еда съедена, я жду Сентября, жду нового нисхождения в Мир.
4
А пока закаты бесятся во тьме безумными оранжевыми шутами, где-то на юге, откуда тянутся любящие руки моих сеньорит, снежно-розовые дома ждут у подножья мира там, в сребролучистых городах - твердая синевато-серая сковородка озера, чьи туманные глубины ждут когда я проплыву над ними на лодке Фила - Над ним все та же привычная картина - облачко, примостившееся под бровастой выпуклостью высокомерной горы Джек, тысячи снежных футбольных полей которой сливаются и розовеют, невообразимый ужасающий снеговик застывший оцепенело у края бездны - Золотой Рог вдалеке все еще золотист на фоне серого юго-востока - гигантский горб Старательской вглядывается в озеро - Угрюмые облака наливаются чернотой готовые стать углем для кузницы, в которой куется ночь, безумные горы маршируют на закат как пьяные мессинские кавалеры в лучшие времена Урсулы, и я готов побиться о заклад, что и Хозомин сдвинулась бы с места если б мы смогли уговорить ее, но она остается со мной всю ночь и вскоре, когда звезды прольются дождем по снежным полям, она станет безгранично горделива как никогда, черная и - уау-у! устремится на север, где (точно над ее вершиной каждую ночь) Полярная Звезда вспыхнет пастельно-оранжевым, пастельно-зеленым, ярко-оранжевым, ярко-синим, лазурным пророческим созвездием своего убранства там, наверху, принадлежащим иному, золотому миру
Ветер, ветер
И вот мой бедный старательный такой человеческий такой стол, за которым я частенько сиживаю лицом к югу, бумаги, карандаши и кофейная чашка с ветками горной ели и причудливой высокогорной орхидеей, вянущей за день мои ореховая жевательная резинка, табачный кисет, крошки, кипа жалких журнальчиков, которые мне придется читать, и вид на юг со всеми его снежными великолепностями - Ожидание длится долго.
На Голодном Хребте
палочки
Пытаются вырасти.
5
За день до моего решения прожить жизнь в любви, я был унижен, оскорблен и все из-за этого скорбного сна:
"И не забудь купить кусок вырезки для бифштекса!" говорит Ма, давая деньги Дени Бле, она посылает нас в лавку прикупить провизии для плотного ужина, она решила полагаться теперь в основном на Дени Бле, потому что в последние года я стал каким-то эфемерным и совершенно безответственным существом, проклинающим богов сквозь ночной сон и в серых сумерках шатающимся вокруг как дурачок с непокрытой головой - Это происходит в кухне, все обговорено, я не говорю ни слова и мы отправляемся - В передней спальне у самой лестницы умирает Папа, лежит на своем смертном ложе и уже практически мертвый, и вопреки этому Ма хочет хороший бифштекс, хочет обрести в Дени последнюю человеческую надежду, его деятельное сочувствие Па тонкий и бледный, у его ложа белоснежные простыни и мне кажется, что он уже покойник - В сумерках мы спускаемся вниз и как-то добираемся до лавки мясника в Бруклине на одной из улиц где-то в Флэтбуше - Боб Донелли уже тут и вся его кодла тоже, все без шляп и с хулиганским видом - Теперь в глазах Дени появляется искорка - он уже представляет себе возможность сделать хитрый финт и зажать часть маминых денег, в лавке он покупает мясо, но я вижу как он мухлюет со сдачей засовывает деньги себе в карман и уже прикидывает как ему обмануть ее доверие, ее последнюю веру - Она надеется на него, от меня больше нет толку - А потом мы где-то блуждаем, домой не идем и забредаем на Речной Флот, глазеем на гонки катеров, а потом почему-то должны проплыть вниз по течению по холодным бурным и опасным водам Достаточно "длинные" катера подныривают прямо под плоты, выныривают с другой стороны и оказываются у финиша, но вот у одного гонщика (по имени Дарлинг) катер коротковат и застревает под плотом так что не вытащить- тут его судьи и зацепили[3].
Я оказываюсь служащим Речного Флота, в передних рядах, отдается команда и мы плывем по реке, к ждущим нас мостам и городкам,. Вода холодна и течение ужасно быстрое но я плыву и рвусь вперед. "Как же меня занесло сюда?" думаю я. "И как же мамин бифштекс? Что Дени Бле сделал с деньгами? Где он сейчас? О у меня нет времени поразмыслить над всем этим!" Внезапно я слышу как с лужайки около стоящей на берегу церкви Святого Людовика Французского дети выкрикивают послание для меня, "Эй, твоя мать в сумасшедшем доме! Твой отец умер!" и я понимаю что произошло но ведь я служу в Армии, я плыву и мне никуда не деться от противоборства с холодной водой, и остается только горевать, горевать, в туманном скудном ужасе этого утра, как же мучительно ненавижу я себя, и все же уже слишком поздно и мне становится лучше, но я по-прежнему чувствую себя эфемерным, нереальным, неспособным сконцентрировать свои мысли на чем-нибудь, даже неспособным по-настоящему горевать, да что там, я чувствую себя слишком по-дурацки чтобы мучиться по-настоящему, короче я не понимаю что и зачем я делаю, просто знаю что это приказано мне Армией, и Дени Бле сыграл со мной дурную шутку в конце концов, может чтобы отомстить, но скорее всего он просто решил стать законченным вором и это был его шанс
... И хотя шафрановая морозная мудрость блистающих на солнце ледяных шапок этого мира так близка, О какими одержимыми дураками можем мы быть, я добавляю приписку к большому полному любви письму, которое уже много недель пишу матери:
Не отчаивайся, Ма, я буду заботиться о тебе всегда, когда тебе это понадобиться - ты только крикни... Я здесь, я плыву по реке тягот, но я умею плавать - Никогда даже на минуту не думай, что ты осталась в одиночестве.
За 3.000 миль отсюда она прислуживает больной родне.
Одиночество, одиночество, как отплатить тебе?
6
Это сводило меня с ума - О везденесущая самайя но шатун ты можешь следом пытить трескучий шумник, лошаденок, опустошенной распустошенности побеглец, выпустоши себе дорожку - Песня всего изжираемого меня часть рельсования тащи свои рогалики - ты тоже можешь немного зеленеть и летать бросыпаясь в луннохреновой соли в потоке приход-ночи, свингуя на краю лужайки, катя валун-Будду через изломанную гримасу западно-тихоокеанских туманов - О ничтожная ничтожная ничтожная человеческая надежда, О заплесневелое твое треснутое твое зеркало дрожи па к а ваталака- и еще осталось
Дзиньк.[4]
7
Каждый вечер в восемь часов смотрители со всех горных вершин Национального Парка Маунт-Бэйкер начинают болтать о том - о сем по радио - У меня тоже есть свой приемник - Пакмастер, я включаю его и слушаю.
В одиночестве это уже большое событие
"Он спросил, идешь ли ты спать, Чак"
"Знаешь, что он делает, этот Чак, выходя на дежурство? - находит себе удобное местечко в тени и заваливается там спать".
"Ты сказал Луиза?"
" - Нуу, не знаааю"
" - Ну, теперь мне всего-то осталось ждать три недели- ".
" - прямо на 99-ю - "