Классная дама - Андрей Дышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, что случилось с Лешкой, не укладывалось у меня в голове. Я всегда считал его самым бестолковым и посредственным сотрудником, который хорошо умел разве что сваливать на меня свои проблемы. Но сейчас, когда его не стало, мне показалось, что произошла катастрофа, и теперь не только развалится мое детективное агентство, но и вообще вся моя жизнь пойдет наперекосяк…
Мокрый Перевал… Будь проклято это место! И когда дорожники проведут там нормальную разметку и поставят нормальные знаки? Я словно наяву видел перед собой перевал, который мы с Лешкой проезжали десятки раз. Летом там от зноя плавился асфальт и хор цикад заглушал натужный рев двигателя. А зимой дорога покрывалась наледью, и тяжелые снежные тучи застревали в колючем голом лесу, закрывая своим мягким сырым брюхом панораму побережья. Туманы там стояли неделями.
Я представил, как его машина ударяется об ограждение и Лешка вылетает через лобовое стекло. Что могло случиться с машиной? И почему Лешка не пристегнулся ремнем безопасности? Вот это как раз самое странное. Он мог сесть за руль с похмелья, мог не вписаться в параметры гаража, мог угодить в кювет. Но ремнем безопасности он пристегивался всегда и немедленно, как только садился за руль.
Какая-то птица, явно не испытывающая проблем с питанием, нагадила на ветровое стекло. Я давил на ручку, подающую омыватель, и представлял свою душу в виде такого вот ветрового стекла, по которому елозят щетки… Нет, душу, как стекло, не очистишь. Зачем я еду в морг? Какой смысл смотреть на человека, которого я еще позавчера видел живым? Это пытка – стоять перед изуродованным телом, накрытым простыней, и давиться слезами жалости. Надо звонить Сергеичу и выяснять, где находится Лешкин автомобиль и кто проводит экспертизу…
Я невольно надавил на педаль тормоза… Стоп! Остынь, горячая голова! Что это мне даст? Зачем лезть со своими дурацкими вопросами к экспертам? Только мешать им! Моя суета Лешке уже не поможет. И Сергеич ничего мне не скажет, пока я не отыщу письмо из Кажмы. Он сейчас ни о чем другом думать не может, только об этом письме. Сдрейфил Сергеич, здорово сдрейфил! И все потому, что косвенно виноват в случившемся. Лешка поехал в Кажму не по своей и не по моей воле. Он отрабатывал «субботник». Местное отделение милиции в лице Сергеича позволяло существовать нашей частной детективной конторе только при условии, что мы раз в неделю будем бескорыстно разбираться с кляузами, жалобами и прочими нудными заявлениями трудящихся. На эту рутину у следователей и оперов не было ни времени, ни желания, вот Сергеич и припахал нас. То, что мы работали за милицию, знал только он и еще пара милиционеров. Если информация об этом просочится к начальству, то на голову Сергеичу свалятся большие неприятности. Потому он и торопился заполучить главную улику – письмо из Кажмы.
Я напряг мозги, стараясь вспомнить, о чем говорилось в этом письме. Кажется, это было письмо от девочки. И, если не ошибаюсь, из школы. Но ничего более конкретного я вспомнить не мог. Наверное, я не стал его читать и сразу отдал Лешке.
Я развернулся и поехал в офис.
В офисе, естественно, уже никого не было. Суббота, конец рабочего дня! Я мысленно выругался и перестал давить на кнопку звонка. Пришлось лезть в карман за ключами. Частная детективная контора располагалась в полуподвальном помещении, за тяжелой стальной дверью, которая была единственной защитой от внешнего мира. Сигнализация отсутствовала, так как красть у нас было нечего, если, конечно, не брать во внимание пару старых компьютеров и доживающий свой век ксерокс.
Я отворил дверь и спустился в коридор. Под потолком горела лампочка. Последний, кто уходил, забыл погасить свет. Мелочь, но эта небрежность вдруг вызвала во мне бурю негодования. Я в сердцах пнул мусорную корзину, оказавшуюся у меня под ногами, и тотчас наступил на лужу, блестевшую у стены. Ну вот, еще один сюрприз! Я на всякий случай огляделся, чтобы не вляпаться во что-либо более серьезное. Хоть с моей куртки ручьями стекала дождевая вода, было понятно, что лужа образовалась здесь до моего прихода. Можно было подумать, что это оправился какой-то невоспитанный кот, но никакой живности мы в офисе не держали.
Я снял куртку и нацепил ее на вешалку. В глубине души вдруг шевельнулось ничем не обоснованное тревожное чувство. Я взглянул на тонированное стекло перегородки, разделяющей кабинеты, и неожиданно для самого себя позвал:
– Лешка?
Это имя сорвалось с моих губ невольно. Смысла у этого поступка не было никакого, но, тем не менее, я приоткрыл дверь общего кабинета и заглянул туда едва ли не в полной уверенности, что кого-то сейчас увижу.
Я прошел меж столов, глядя на потертую ковровую дорожку, встал рядом с жалюзи, закрывавшими окно, и, оттянув пальцем планку, посмотрел сквозь запотевшее стекло на темный и мокрый двор. Блестящие от влаги кусты самшита раскачивались под порывами ветра, по сырому асфальту скакала картонная коробка. Тоска! Казалось, что природа плачет и умирает, горюя по Лешке.
Я сел за Лешкин стол. Перекидной календарь за прошлый год. Огрызок карандаша. Пластмассовый крокодильчик из «киндер-сюрприза». Несколько мелких монет, сложенных стопочкой… Я почувствовал, как внутри у меня что-то тает и сгибается, а горло словно сжимает чья-то рука. Вообще-то я редко бываю сентиментальным, но именно Лешка чаще всего вызывал во мне приливы удушливой жалости. Несколько лет назад, когда он работал участковым милиционером, от него ушла жена, и с тех пор до сегодняшнего дня он стремительно дичал. Узкоплечий, маломощный и беззлобный человечек не привлекал внимания прекрасной половины человечества, в то время как сам Лешка облизывался при виде любой мало-мальски привлекательной девушки. Но познакомиться ему мешали робость и комплексы. Однако не столько они были причиной того, что ему никак не удавалось создать новую семью, сколько хроническая нищета. Треть его зарплаты уходила на алименты, но оставшихся денег было вполне достаточно, чтобы прокормить даже самую прожорливую жену и как минимум троих детишек. Однако деньги испарялись из рук Лешки, как эфир, и финансовые затруднения начинались у него уже через неделю после зарплаты. Из-за этого он становился еще более закомплексованным и замкнутым, и тогда начинал мечтать о кладах, неожиданных наследствах и прочей лабуде. Это был один из немногих, но довольно серьезных недостатков Лешки: он хотел разбогатеть сразу, в одно мгновение, не имея для этого даже косвенных оснований.
Я хлопнул ладонью по пыльному столу, намереваясь вывести себя из состояния оцепенения. Надо что-то делать. Надо привести в порядок растрепанные мысли. А затем… Затем отправить в морг кого-нибудь из сотрудников. Пусть заберет документы и личные вещи. Затем позвонит в «Ритуал», закажет гроб и венки. Больше некому этим заниматься. У Лешки нет ни семьи, ни родителей.
Я подошел к телефону, стоящему на моем столе, и только сейчас заметил мигающую на его корпусе красную лампочку. На автоответчике есть сообщения.
Сел за стол, придвинул аппарат к себе и, нажав клавишу воспроизведения, испытал странное и неприятное ощущение. После той новости, какую сказал мне Сергеич, к любым другим я уже относился, как к бомбе в посылке. В том числе и к тем, которые выстроились в очереди на автоответчике.
Молодой мужской голос. Неимоверное растягивание гласных:
– У меня неделю назад угнали тачку. Менты отработали по нулям. В связи с этим такой вопрос: сможете ли вы ее найти и в какие бабки мне это выльется?
Второе сообщение. Снова мужской голос, только торопливый, глотающий окончания:
– Мой друг подозревает свою жену в измене, и он очень хотел бы получить исчерпывающую информацию по ряду вопросов. Во-первых, с кем эта стерва встречается? Во-вторых, получает ли она от своего любовника какие-нибудь деньги?
Я скривился, как от боли, и поскорее нажал клавишу, чтобы воспроизвести следующее сообщение.
– Кирилл, я не могу дозвониться тебе на мобильный, ты все время недоступен…
Я вздрогнул и почувствовал, как по телу прокатилась холодная волна. Это Лешкин голос!
– …в общем, я сматываюсь из этой гребаной Кажмы. Все подробности расскажу при встрече, поэтому постарайся дождаться меня в офисе. Это очень важно! Я раскопал такое дело, что наш уголовный розыск опухнет от работы! В одиночку я ничего не смог там сделать. Это просто какой-то заговор молчания! И проблема, мне кажется, не столько в ревности. Скорее, это болезнь, мания…
Звонкий стук, словно кто-то молотом ударил по колоколу, врытому в песок, и вслед за этим электронный голос автоответчика произнес, что больше сообщений не имеется.
Нетрудно представить, какое смешанное чувство я испытал. Я слышал голос человека, которого уже не было в живых. И этот человек обращался ко мне. Голос, как всегда, был взволнованным, эмоциональным. По-другому Лешка говорить не умел. Во всякой чепухе ему постоянно мерещились тайны, преступления века и титанические злодеи. Это была его отличительная черта – он во всякой мухе видел слона.