Слишком дружелюбный незнакомец - Мюссо Валентен

Не глядя, он прошел мимо тела третьей жертвы. Убедился, что в куртке еще добрых две обоймы. Две. И еще четыре другие, которые он извлек из рюкзака и переложил в карманы, которые оставались пустыми. В общей сложности более сотни пуль…

В конце коридора он остановился перед большим амфитеатром слева. На часах было 10:48. Он все организовал просто идеально. Курс лекций по истории… Без сомнения, самый посещаемый в этот день.

Сквозь окошко в двери он услышал шум беспокойных голосов, прерываемый всхлипываниями, торопливое поспешное движение.

Его ждали.

Осмелится ли какая-нибудь добрая душа поднять тревогу? Если только криков на первом этаже не оказалось достаточно.

Он не стал приближать лицо к стеклу, чтобы разглядеть, что там внутри. Ему следует действовать инстинктивно, быть в состоянии приспособиться к любой ситуации.

Он вошел. Спокойно. Без поспешных движений.

Несколько секунд створки двери еще покачивались у него за спиной.

Останься в коридоре какой-нибудь свидетель, он бы смог услышать приглушенные закрытой дверью вопли ужаса, которые сопровождались звуками выстрелов.

До того самого мгновения, когда пули вылетели из его пистолета.

До того, как поднялась суматоха, сменившаяся хрипами и плачем, слившимися в странную колдовскую музыку.

Еще несколько секунд, и раздался последний выстрел, прозвучавший чуть позже предыдущих. Незначительная реплика после главного монолога.

Последняя пуля, которую убийца, пресытившись чужой смертью, выпустил из пистолета.

Себе в рот.

Часть первая

Франсуа

Не задерживайся подле того, кто похож на тебя. Как только окружение становится похожим на тебя или, наоборот, у тебя возникает сходство с окружением, оно перестает быть для тебя полезным. Оставь его, ничто для тебя так не опасно, как твоя семья, твоя комната, твое прошлое.

1

В первый раз увидев этого человека на обочине дороги, на выезде из Кемперле, Франсуа слушал песни Шуберта. Поэмы Майрхофера… Матильда находила их чересчур депрессивными, настолько, что он ставил эти диски лишь тогда, когда был в машине один. Но тем не менее именно она подарила ему этот диск на Рождество двумя годами раньше.

Пока он вел машину, в его поле зрения внезапно появился незнакомец: высокий хилый молодой человек, державший табличку из обычного картона; прочесть ее у него не было времени.

Автостопщик? Турист? На них он, правда, не похож. Можно подумать, что он — часть окружающей местности: такой же неподвижный, как табличка с дорожным указателем. Сильно заинтригованный, Франсуа бросил взгляд в зеркало заднего вида, где силуэт на мгновение появился, а затем на крутом повороте окончательно исчез из виду. Вся сцена длилась не более нескольких секунд, и за всю дорогу он ни разу о ней не вспомнил.

Впрочем, он не думал ни о чем определенном. Убаюканный звучащим меццо-сопрано, он расшифровывал для себя по два стиха. В лицее у него был курс немецкого, но не настолько глубокий, чтобы схватить все тонкости этого языка. В поэме говорилось об одинокой звезде на небесах. Верная любви звезда страдала в безмолвии. Вот почти и все, что он понял.

Четверть часа спустя, поднимаясь по аллее к своему особняку, Франсуа был потрясен его видом. Зима выдалась дождливой и хмурой, а с первыми лучами солнца знакомые места предстали перед ним в совершенно новом свете: живые изгороди бурно разрослись, сорняки наводнили лужайку, теперь больше напоминающую прерию, а деревья жаждали ежегодной обрезки сучьев.

Все, что Франсуа сделал в последние несколько недель, не имело никакого эффекта. Он не забыл, с каким смущенным видом Матильда подняла глаза к небу, когда он откопал ее инструменты. А до этого она прямо-таки продолбила ему голову, убеждая, что не стоит зря тратить силы и что надо наконец-то нанять садовника.

Садовника… Франсуа согласился, но больше не возвращался к этой теме. Раз уж он решил приобрести это строение и четыре тысячи квадратных метров земли, это вовсе не для того, чтобы смотреть, как кто-то незнакомый вместо него выращивает овощи или подрезает живую изгородь. И потом, что же ему тогда делать целыми днями? У него нет никакого желания проводить их в библиотеке за чтением или за работой.

Когда они решили приобрести собственность в Бретани, наличие большого сада было единственным критерием, по которому они не смогли бы прийти к согласию. Бретань… она стала им почти родной. Они уже потеряли счет летним сезонам, которые провели в гостиничных номерах или в домах, снятых на неделю в Сент-Мало, в Кот де Гранит Роз, в Кемпере или Кебероне. Матильде понравилось бы жить в одном из этих домов с белыми фасадами, выходящими на Авен. После целой жизни в Париже ей было просто необходимо «видеть воздух», но случай привел их в другое место.

В конце двухтысячных во время очередной вылазки на дороге, ведущей в Монтань Нуар, они заметили табличку «продается», прикрепленную к дереву у въезда на проселочную дорогу. Интуиция, любопытство… Они не знали, что подтолкнуло их направиться туда. Они уже тогда искали себе дом, но не могли и помыслить о том, чтобы купить его так далеко от моря. За трухлявой деревянной изгородью они увидели среди деревьев этот полуразвалившийся лонжер[2] — низкий и вытянутый, как строят в Бретани. Стены из местного камня, голубые ставни, выцветшие от времени, нескладная крыша… и все это утопало в море зелени. «Это здесь», — подумал Франсуа. У него создалось впечатление, будто он вернулся в детство и обнаружил в лесной чаще хижину из своих грез. Франсуа и Матильда не произнесли ни единого слова. Простой взгляд, которым они обменялись между собой, заменил им многочасовые разговоры.

В тот же день они постучались в дверь агентства по недвижимости, обозначенного на табличке. Здесь все требовало починки, большинство посетителей до них были обескуражены количеством работ, которые предстояло осуществить. Цена подлежала обсуждению. Первого же посещения оказалось достаточно, чтобы убедить их обоих. Работы длились уже больше года. Франсуа и Матильда регулярно приезжали сюда; в результате их постоянных усилий запущенное строение понемногу превращалось в колоритный дом, вполне достойный быть сфотографированным на открытку. Они всегда мечтали о доме, где можно будет проводить каникулы, а на пенсии окончательно обосноваться там. Они и не знали, что это произойдет гораздо раньше, чем предполагалось.

Когда он припарковался, Матильда стояла на пороге с чашкой в руке — без сомнения, это был один из тех странных отваров, которые она готовила из найденных в саду растений.

— Все прошло хорошо?

Интонация не обманула его. Матильда приняла демонстративно беззаботный вид, но Франсуа был уверен, что она уже давно ждала его, высматривая, не появится ли машина в конце аллеи, и борясь с беспокойством. После того несчастного случая она опекала его как ребенка, а уединенная жизнь в сельской местности не уладила дела.

Его «несчастный случай»… Из-за НМК[3] ему пришлось уехать из Парижа и провести несколько месяцев после больницы в загородном доме. Такой была хорошо отработанная версия, которой они пользовались в разговорах с местными жителями, чтобы объяснить длительное и необычное присутствие в окрестностях Кемперле. У четы Вассеров не было ни семьи, ни настоящих друзей в этих краях, только обычные знакомые. В конце концов, могут же они позволить себе немного отклониться от правды.

Теоретически — в этом Франсуа Вассер не сомневался — правда всегда предпочтительней лжи. Но она не особенно удобна, когда хочешь избежать слишком большой откровенности с малознакомыми людьми. Чего он боялся больше всего? Вызвать нездоровое любопытство? Прочесть в глазах собеседников жалость, которая его растревожит? Быть вынужденным кратко пересказывать свой мучительный опыт? Его ложь была хорошо рассчитана: почти никакого риска, что кто-нибудь установит связь между выздоровлением почтенного университетского преподавателя и событием, которое восемь месяцев назад повергло Францию в состояние шока.