Клеймо Чернобога - Роман Волков

Предоставить льготы иностранным торговцам, и снять обвинение с незаконно обвиненных «торговцев наркотиками». Ограничить паспортный режим в отношении иностранных студентов как противоречащий свободе прав человека и демократии.

Ужесточить контроль и наказания в отношении так называемых русских националистов, в особенности фашиствующих группировок «скинхедов».

Бездействие может стоить нам очень дорого.

Подписали: Сообщество иностранных студентов, Союз российских предпринимателей Азербайджана, землячество Северного Кавказа «Сепаратист», Молодежная демократическая антифашистская партия, Корпорация правозащитников «Исраэль», Церковь «Дивный спаситель», «Идущие вместе», молодежное отделение партии «Яблоко» и другие организации».

И вот счастливые иностранные студенты возвращались с успешно проведенного митинга в свое общежитие, бережно скручивая плакаты и транспаранты. Предложение хватать всех русских нацистов и сажать их в тюрьму по ст. 282 УК РФ — «Разжигание межнациональной розни» было подписано демонстрантами единогласно и легло на стол губернатору отдельным проектом.

Русские нацисты носят тяжелые ботинки, бритые черепа, и государственные символы России на одежде. Поэтому две группа бегущих парней в ярких костюмах, одна — по территории института, другая — по больничной улочке, наводили у прохожих мысли только об одном: студенты факультета физвоспитания сдают зачет.

В безлюдном скверике Первый держал перед собой два телефона с включенной громкой связью. Но команды не требовались: на иммигрантов ураганом налетела небольшая группа спортивных парней в масках, и как только те успели что-то сообразить и вступить в драку, с спины на них набросилась другая группа.

Первый бросил карту и телефоны в рюкзак, натянул его на плечи, развернул шапочку на голове, превратив ее в маску с прорезями для глаз и рта и, перемахнув через забор, бросился к куче-мале. Спортсменов в масках было меньше, чем иммигрантов, человек тридцать против пятидесяти, но сработал эффект неожиданности. Когда же Первый, подобно надеже-бойцу, ворвался в самый центр драки, направо и налево раздавая тяжелые удары, перевес оказался полностью на стороне атакующих. Повергнув иностранцев в пыль, разорвав плакаты и расшвыряв листовки, обе группы так же слаженно бросились в разные стороны. Скрывшись из виду, они сняли маски и пустились врассыпную. Рядом с Первым бежал Крепкий, в миру — Горох, по паспорту — Денис.

— Гвидон, все четко! — Радовался Горох. — Ты — молодец!

— Вы все — молодцы, — отвечал Первый, известный сотрудникам РУБОП и ФСБ как Гвидон. — Все, пока. Мне через час к Владе домой нужно приехать. — Они остановились.

— Гвидон, ты извини, конечно, не мое дело, но… Она же совсем молодая…

— Самый раз. У нас будет отличная русская семья, можешь не сомневаться. Только года через три. Ну, пока. Слава России!

— Слава России!

В это же время Влада стояла перед дверью директора школы.

— Влада Семеновна Кострова, пожалуйста!

Влада из вежливости постучалась и вошла. Под портретом Путина сидела директор школы, слева от нее — завуч, справа — еще одна завуч. Классный руководитель — Зинаид Иванович — стоял у окна и стряхивал с плеч перхоть. Когда Влада уселась на предложенный стул, сведя лопатки, директриса — Кошелка, нажабившись, молвила:

— Ну, — (непонятно, какой знак разумнее поставить после этого емкого слова: вопросительный или еще какой. Ограничимся запятой, которая и показывает всю эту неясность).

— Влада Семеновна Кострова, — Зинаид глянул в свои записи, — аттестат получает с одними пятерками. Поведение и прилежание достойное. Я рекомендую Владу Семеновну к зачислению в десятый класс. Семья у нее благополучная, отец — майор милиции в отставке.

— Влада Семеновна, нас всех очень радуют ваши успехи и желание продолжать обучение, — веско сказала Кошелка, и завучи многозначительно закивали.

— А то могли бы, по мальчикам, по барам, замуж выйти и жить припеваючи! А? Не задумывались?

— Не задумывалась.

— Ну, смотрите. А то сейчас ведь учение-то сами знаете в какой чести. Ко мне вот недавно восьмиклассники подходили, бандиты эти, говорят, что за день три моих месячных оклада зарабатывают. (Понятно, что это — вранье. Ни один школьник, даже закоренелые преступники Стас, Дюна или Жора Медведев, несмотря на то, что их фотки висят на самом видном месте в РОВД, не стали бы подходить к директору и гнать подобную ересь).

— Дело вот в чем, Влада. Как ты знаешь, наша школа со следующего учебного года становится гимназией. Финансировать нас больше никто не будет. Из ваших трех классов будет сформирован один.

— Ну и соответственно, — директор и завучи дополняли друг друга елейными голосами, — для того, чтобы вы полноправно продолжили обучение в течение двух оставшихся лет…

— Нет, погодите, Татьяна Витальевна, еще вот что. Влада, в школе, то есть в гимназии уже, будут построены конюшня и бассейн. Вы будете посещать клубы парашютистов и снайперов при РОСТО, кружки картинга, шахмат и греко-римской борьбы совершенно бесплатно!

— Кроме того, нами будут заключены договоры со строительным и политехническим вузами, так что после сдачи Единого Государственного Экзамена вы поступите на самые престижные специальности города абсолютно безо всяких проблем.

Директор, завучи и молчаливый Зинаид ужасно напомнили Владе героев рекламных роликов. Что ж, теперь школа перестала быть тем местом, где учат детей. Для того чтобы задощатить провалившийся пол в спортзале, покрасить протекшие стены и потолок, нужны были деньги, а Президент не вышлет их в конверте. Их нужно было заработать, и учителя (как и все в России) ловко влились в бизнес — иначе школа умрет.

— Короче, для того, чтобы продолжить обучение, нам нужно заключить небольшой договорчик. Вот образец, я вам его даю, пусть дома родители посмотрят. Вы должны будете заплатить всего тридцать тысяч рублей…

— Кстати, намного меньше, чем в обычных гимназиях!

— Причем оплата может осуществляться и в рассрочку!..

— …В течение первого полугодия. Мы даем вам на размышление неделю, ну а потом ждем с подписанным договором.

— Если ваши папа и мама договор не подпишут…

— Но мы, конечно, знаем, Владочка, что подпишут! Ведь здесь так будет здорово!

— То, не обижайтесь, но вам придется сменить место учебы.

У Татьяны Ивановны, завуча по воспитательной работе на локтях были заметные потертости. Денег для нового костюма не хватало, потому что мужу на заводе оторвало руку, а с пенсией его обманули, и кроме него приходилось кормить еще и двоих детей. Старшая дочь — Машенька — очень любила играть в учителя. Она садилась вместе с мамой за большой стол и проверяла тетрадки у Мишки, Заи и Дракоши, ставила им оценки, а потом отчитывала их, если контрольные были написаны неважно.

— Спасибо, мы подумаем.

— Ждем вас в тот понедельник в восемь утра с подписанным договором.

— До свидания.

— Давайте дальше, Зинаид Иванович.

Влада вышла, а классный опять высунулся в дверь и произнес:

— Евгений Петрович Кочанкин, пожалуйста.

Не отвечая ни на чьи вопросы, ибо они повторялись уже двенадцатый раз, девушка быстро сбежала вниз по лестнице, попила из фонтанчика, и выбежала вон из школы. Она уже миновала перекресток, как позади нее тяжело и безвозвратно ухнули тяжелые двери. В унисон с этим грохнул хлопок и прорвал воздух женский крик.

— Балуются, — подумала Влада. Средь бела дня в их городке не стреляли. Нужно было спешить домой.

Придя, она раздраженно открыла дверь и, бряцая, повесила ключи на фарфорового деда Щукаря. Дома с утра ничего не изменилось: матери так же не было, руководила практикой в своей школе, а отец так же глубокомысленно глядел на стену с фотографиями.

Семен Костров, майор МВД в отставке, ушел на пенсию всего два года назад. До этого он был замнач угрозыска области. Вся грудь в крестах, вся грудь в шрамах. Иногда в почтовый ящик приходили угрозы от обиженной братвы:

«Ты Семка смотри тебе жить, у тебя жена, дочь молодая вся в соку, а ты Чику подставил, ты смотри, как бы тебе ушко доченки в ящичке почтовом не обнаружить, да поздно будет…», иногда благодарственные письма из зоны:

«…Семен Иванович, большое вам спасибо! Я, сявка мелкий, думал, что вы меня под шконки загнали, а сейчас понял, что никогда больше на путь прежний не встану…».

Прямо при Владе отец один как-то врукопашку расшвырял троих пьяных хулиганов за грязные посягательства, а последнему, вынувшему нож, прыгнув ножницами, сломал руку, а нож изъял и отдал дочери, как наказ: не доверять людям и всегда стараться победить врагов.

После увольнения из органов отец неожиданно начал пить без повода и в одиночку (возможность заглядывать в рюмочку вечером в кабинете с сослуживцами он потерял). Помотавшись по работам, он устроился охранником на спиртзавод (сутки через трое), где зарплата была ничтожная, но зато — реальная возможность разживаться спиртусом. По прошествии двух лет Семен запил окончательно и бесповоротно, превращаясь в бражника. Жена — учитель географии в школе — сперва боролась всеми средствами, написанными в газетах, рассказанных в телевизоре и подругами, но Семен не покорился, а лишь окреп в этой брани. Потом в семье было объявлено не мир, не война — равнодушие. Владу родители любили, но для нее это уже не имело значения. Когда мать, которая, купая ее в младенчестве в ванне, щекотила под мышками пластмассовой уточкой под общий смех, теперь орала мужу: