Разбитый калейдоскоп. Современная версия «На дне» - Владимир Козлов

Четыре ведра они сдали, заработали на пряники и массу лестных слов в свой адрес от приёмщицы Валентины Ивановны Мочаловой, а на пятом ведре их заметили председатель пионерской дружины Анюта Липовская и Васька Золотов, – внук известного революционера. Оба они учились в параллельном классе. Увидав мальчишек поднявших чёрный смерч вокруг себя, ковырявшихся детским совком в школьных бочках, они поняли, что эта компания пытается добыть пряники нечестным путём. Они, не раздумывая, побежали, жаловаться в школу директору.

Ребята тем временем быстро отоварили свои талоны. Часть своих пряников Павел попросил Смирнова положить Мельниковой под подушку, а остальные решили раздать малышам детского дома, поручив выполнить эту работу Володе Смирнову. Вечером в этот день Павел поймал Ваську на улице и разбил ему в кровь нос и губы.

После праздников на школьной линейке за эту золу и избиение Золотова их выстроили перед строем всей школы, и тогда слово взял завуч школы Березин:

– Ребята, хочу вам сообщить, что вот эти три супчика, не явились на праздничную демонстрацию седьмого ноября, за что они получат неуд по поведению. Но не краше их поступок был шестого числа. Они решили нечестным путём заработать себе на пряники, украв из школьной котельной четыре ведра золы.

– А что школа в заплатках теперь будет ходить за четыре килограмма пряников, – выкрикнул старшеклассник Стас Толкачёв.

– Не перебивай Толкачёв, – одёрнул его завуч, – у нас половина школы в латаной одежде ходит. Тарасов и Орехов уже можно сказать совершили школьный рецидив. Вы должны помнить все, когда они похитили новую штангу со склада и принесли её в металлолом. Шестого ноября, они повторили свой мерзкий поступок. И получили нечестным путём мучное довольствие, насытив свои животики лимонными пряниками, не подумав, что в нашей школе много детдомовских ребят и учеников из малообеспеченных семей.

– Золу, как и штангу, они принесли в родную школу, а не продали конголезскому народу, – вновь разнёсся басовитый голос Стаса. По строю пронёсся заливистый и продолжительный смех.

– Станислав прекрати паясничать, – выкрикнула через строй его мать Галина Анатольевна, – учитель математики.

Шум в актовом зале не утихал. Завуч поняв, что может сорваться важное мероприятие, стал быстрым шагом обходить ряды и успокаивать всех.

– Они себе не взяли ни одного пряника, – неожиданно для всех громко сказала Мельникова.

Шум моментально затих.

– Они все пряники отдали в детский дом, – пояснила Альбина, выйдя из строя линейки.

– Видите, как они красиво поступили, а вы им трибунал решили учинить, – вновь вылез со своей критической ремаркой Стас. – Их премировать за это надо праздничным пирогом, – добавил он.

Тогда директор школы вывел из зала Стаса, а Смирнова и Сашку поставил в строй, оставив стоять Павла одного, словно приговорённого к голгофе. Завуч кашлянул в кулак, многозначительно обвёл взглядом линейку. Строй поутих. Он достал из газетного свёртка белый шарф Золотова залитый кровью, и стал проносить его по рядам, показывая кровь.

– Видите. Вот полюбуйтесь, – это результат хулиганской выходки Тарасова. Своему близкому товарищу он сделал кровопускание. Разве допустимо носить такому школьнику почётное звание пионера Советского Союза. Вы думаете, отчего он голову в пол опустил? Думаете, пробрало его? Нет, дорогие мои, – он в это время раздумывает, какую бы очередную пакость сотворить.

И действительно в голове у Павла в это время был сплошной ералаш, одна мысль вытесняла другую. Он был зол на Анюту Липовскую и Золотова – мысленно планируя, как будет им мстить. Потом перешёл на директора и очкастого завуча, похожего на гестаповского офицера, только без формы. – Хотя в школе за глаза его все называли Берия.

Павел стоял посередине зала и кусал губы, чтобы от обиды не расплакаться и не опозорится перед всей школой. Его взрослый сосед Толик Бухара, который отслужил четыре года во флоте на Баренцевом море, всегда ему говорил, лучше кровь на губах, чем слёзы в глазах.

– Негодяй, маленький паскудник, – донеслось до Павла – мы за кого боролись? – За кого кровь проливали? – Это был прокуренный голос однорукого историка. Он дал волю своим эмоциям, вспомнив Павлу и скворечник и штангу. Схватив единственной рукой за галстук Павла, он начал трясти его, как грушу, так, что пустой рукав, вылез из кармана пиджака начал описывать круговые движения вокруг историка.

– Ты враг народа, ты замахнулся на колыбель революции. Ты белогвардеец, прикрывшийся пионерским галстуком. От тебя корниловщиной пахнет, – хрипел он. Снять немедленно надо с него пионерский галстук.

Эти слова тогда больно задели Павла. Он схватился своими маленькими руками в руку историка и вонзил у всех на глазах свои острые зубы в единственную волосатую конечность Нестерова, от чего тот на весь зал матерно выругался, а потом заголосил, что есть силы, и отпустил галстук Павла.

Павел оттолкнул его и бросился к дверям, но ему вход перегородила дородная учительница пения Рима Владимировна. В школе все её называли Зыкина. Она своим телом перекрыла двойные двери, сделав стойку футбольного вратаря. Павел мешкать не стал, он изловчился и бросился ей в ноги, пытаясь беспрепятственно проскользнуть между них. И у него бы получилось это, но ей на помощь подбежал завуч, схватив мальчика за ноги. Павел не видал, кто его взял за ноги и тащил назад в зал. Он брыкался, как мустанг и иногда его удары достигали цели. В пылу борьбы Павел схватился за накладной карман юбки певички и сам того, не ведая, дернул за него так, что он ей и карман порвал и содрал с неё юбку, заставив Риму показать всей школе огромные василькового цвета рейтузы – парашют.

Стены школы задрожали от хохота, смеялись не только школьники, но и некоторые учителя. Рима Владимировна залилась от стыда краской, затем подобрала быстро юбку с пола и в развалку заспешила в учительскую. А юркий Павел, воспользовавшись секундным замешательством, вырвался из цепких тисков завуча, и рванул по лестнице на первый этаж. Выбежав раздетый на улицу, где лежал уже снег он, не глядя под ноги, запнулся об обрешётку, для чистки обуви и рыбкой съехал по лестнице парадного входа. Павел быстро поднялся и влетел на всех парусах опять в школу. Раздумывая куда можно спрятаться, он забежал в кружок духового оркестра. Там находился руководитель кружка его тёзка Павел Алексеевич Василенко и Стас Толкачёв. На свободном стуле около Стаса на газете лежала целая гора пирожков.

Василенко прекрасно знал, что Паша отлично играет на трубе, и при каждой встрече старался его переманить с джаза к себе, обещав для него персонально приобрести настоящую помповую трубу чешского или немецкого производства. Но выдувать на демонстрациях марши и играть на смотрах художественной самодеятельности Ивана Сусанина Глинки, ему было не в радость.

– Павел Алексеевич, вы ко мне? – спросил его руководитель.

Он намеренно всегда Павла называл по имени и отчеству, давая понять, что относится к нему с большим уважением.

– Нет, я до Стаса.

Стас сидел за барабанами и аппетитно поглощал пирожки. К Стасу он был привязан с первого класса. Ему нравился этот здоровый и спортивный парень, который зачастую на переменах сажал Павла себе на плечи и носился с ним по школьному коридору, так, что у маленького Паши дух захватывало.

Стас был весел и остроумен везде и всюду, будь то спортивная площадка или трагический фильм в кинотеатре. Он любому мрачному скептику мог поднять настроение. Увидав взмыленного Павла, он встал со стула, улыбаясь, подошёл к нему и протянул пирожок. Пирог был с капустой и ещё тёплый. Пашка незамедлительно запихал себе его в рот.

– Что галопом по Европе проскакал? – спросил он.

– Культя сказал, что я враг народа и отпрыск белогвардейца Корнилова. А я за это его укусил и с Зыкиной стащил юбку, – прошептал он тихо, чтобы музыкант не слышал.

– Так это рёв стоял по этому поводу в школе? – спросил игриво Стас.

Павел разговаривал со Стасом тихо и поглядывал иногда на руководителя духового оркестра, но тот не вникал в их разговор, занимаясь своим делом.

– Да, но первый заревел Мишка Культя, а потом все остальные, – ответил на последний вопрос Стаса Пашка.

– Не унывай, всё обойдётся. Посидим здесь пока не съедим все пирожки. Поверь мне, тебе за это ничего не будет. У нас не царские времена. Погоди ещё сами прибегут к тебе вину заглаживать.

– Никто не придёт. Зыкиной я юбку порвал, а у неё она единственная. Мне Индюк, – её сосед рассказывал, что она покупает две одинаковые юбки сразу. Потом приносит сшивать их, его матери. У неё попенгаген, как Медведь – гора в Артеке. Я на неё в прошлом году целый месяц смотрел, – они точно близнецы.