Обещание страсти - Даниэла Стил

– И что именно ты собираешься делать?

Ему показалось, что внутри у него все похолодело. Она была еще очень молода и невероятно красива.

– Я точно не знаю. У меня есть кое-какие идеи.

– Так поделись ими со мной.

– Я как раз хотела это сделать. Только не будь таким хмурым, Эдвард.

Она повернулась к нему, и в ее ярко-синих глазах вспыхнули аметистовые огоньки. Она была очень эффектной девушкой, особенно когда сердилась. Тогда ее глаза становились почти фиолетовыми, а на нежной коже лица проступал легкий румянец, который создавал контраст с темными волосами, блестевшими, как оникс. Это почти заставляло забыть о том, насколько она миниатюрна. Чуть выше пяти футов, но прекрасно сложена, с лицом, которое, когда она сердилась, притягивало к себе как магнит. Она словно приковывала глаза своей жертвы к своим. И все это сокровище лежало грузом ответственности на плечах Эдварда с того момента, как умерли ее родители. С самого начала бремя этих яростных синих глаз он делил с ее гувернанткой, миссис Таунсенд, и ее тетушкой Хилари, графиней ди Сан-Рикамини.

Хилари, разумеется, не желала, чтобы ее беспокоили. Она была вполне довольна, более того, в последнее время просто откровенно радовалась, когда девушка проводила с ней Рождество в Лондоне или приезжала на лето в Марбелью. Но не хотела, чтобы ее тревожили по «мелочам», как она это называла. Увлечение Кассии Корпусом мира было «мелочью» так же, как и получивший широкую огласку ее роман с сыном аргентинского посла тремя годами ранее. Ее депрессия, когда юноша женился на своей кузине, тоже была «мелочью», как и другие мимолетные увлечения людьми, местностями и идеями. Возможно, Хилари была права; в любом случае эти увлечения не длились долго. Но пока они длились, это неизбежно становилось проблемой для Эдварда. Когда Кассии исполнился двадцать один год, она уже двенадцать лет как была бременем на его шее. Хотя, надо признаться, этим бременем он очень дорожил.

– Послушай, Кассия, ты уже протоптала тропинку на моем ковре, но все еще не сказала, что за таинственные планы ты лелеешь. А как насчет курса журналистики в Колумбийском университете? Ты уже потеряла к этому интерес?

– Собственно говоря, потеряла. Эдвард, я хочу пойти работать.

– Да? – Он почти содрогнулся. Господи, сделай так, чтобы это была какая-нибудь благотворительная организация. Пожалуйста. – И где?

– Я хочу работать в газете, а по вечерам изучать журналистику.

На ее лице появилось выражение яростного неповиновения. Она знала, что он скажет. И почему.

– Я думаю, что ты поступишь гораздо умнее, если окончишь курсы в Колумбии, получишь диплом и уже тогда станешь подумывать о работе. Веди себя благоразумнее.

– А когда я получу диплом, какого рода газету ты мне посоветуешь, Эдвард? Ежедневный журнал о женской одежде?

Ему показалось, что он видит слезы досады и разочарования в ее глазах. Господи, она опять собирается создавать трудности. Она становится все упрямее с годами. Такая же, как ее отец.

– А какую газету выбрала ты, Кассия? «Голос Гринвич-Виллидж» или «Беркли Барб»?

– Нет. «Нью-Йорк таймс».

По крайней мере, у нее есть стиль. Этого у нее не отнимешь.

– Я полностью согласен с тобой. И считаю эту идею великолепной. Но если ты подумываешь об этом, мне кажется, что будет гораздо благоразумнее поступить в Колумбийский университет, получить диплом и…

Она резко оборвала его, поднявшись с подлокотника кресла, на котором сидела, и гневно уставившись на него через разделявший их стол.

– И выйти замуж за очень славного парня из бизнес-школы, верно?

– Нет, если только ты сама не захочешь этого.

Безрассудная, упорная, неподатливая. И еще опасная в придачу. Совсем как ее мать.

– Ну уж нет, это совсем не то, чего я хочу.

Она сердито вышла из его офиса, а чуть позже он узнал, что она работает в «Нью-Йорк таймс». Она продержалась там ровно три с половиной недели.

Все произошло в точности так, как он опасался. Как одна из пятидесяти самых богатых женщин в мире, она снова оказалась под прицелом папарацци. Каждый день в какой-нибудь газете было или упоминание о ней, или фотография, или реклама на обложке, или цитата, или шутка. Другие газеты посылали своих обозревателей светской хроники, чтобы хотя бы мельком увидеть ее. Журнал о женской одежде устроил на нее настоящую охоту. Вечеринка по поводу ее четырнадцатилетия была испорчена появлением фотографов. Вечер, который они провели с Эдвардом в опере, когда ей было всего пятнадцать лет, папарацци превратили в кошмар. За этим последовали непристойные предположения об их с Эдвардом отношениях. После этого он много лет не появлялся с ней на публике. И все эти годы печатались ее фотографии, которые хранились в запасниках наряду с более свежими. Она боялась ходить на свидания, а когда ходила, очень сожалела об этом. В семнадцать лет она больше всего боялась своей известности. В восемнадцать она возненавидела ее. Она ненавидела свое вынужденное затворничество, осторожность, с которой ей приходилось мириться, постоянную скрытность и осмотрительность. Такая жизнь была абсурдной и нездоровой для девушки ее возраста, но Эдвард ничего не мог поделать, чтобы облегчить ее существование. Ей приходилось жить в соответствии с традициями, и притом очень тяжелыми. Дочь леди Лианы Холмс-Обри Сент-Мартин и Кинана Сент-Мартина было невозможно игнорировать. Кассия «стоила кругленькую сумму», грубо выражаясь, и была красива. Читатели хотели знать о ее жизни все. И не было никакой возможности избежать этого, как бы сильно ни пыталась Кассия притвориться, что может все изменить. Она не могла этого сделать. И никогда не сможет. По крайней мере, Эдвард так думал. Но он был удивлен ее умением избегать фотографов, когда ей этого хотелось (теперь он стал снова водить ее в оперу), и поразительной способностью осаждать репортеров ослепительной улыбкой и парой слов, которые заставляли их задумываться, смеется ли она над ними или с ними, или планирует вызвать полицию. В ее характере была эта черта. Что-то угрожающее; опасное свойство власти. Но при этом она могла быть и покладистой. Это больше всего сбивало окружающих с толку. В ней необычно сочетались черты характеров ее родителей.

Кассия обладала утонченной изысканностью матери и железной силой воли отца. Они были очень необычной парой. Поразительной парой. И Кассия была похожа на них, особенно на отца. Эдвард постоянно замечал это. Но что больше всего пугало его – это сходство с матерью. Сотни лет британских традиций, прадед по материнской линии – герцог, хотя ее дед по отцовской линии был только графом. Лиана обладала такими манерами, таким чувством стиля, таким благородством души. И такой стройной фигурой. Эдвард с первого взгляда безумно влюбился в нее. Но, конечно же, скрывал свои чувства. Эдвард знал, что не имеет права даже думать о ней. Но она поступила гораздо хуже.