Вестарбайтер - Кирилл Я. Кащеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Магда расписалась везде, не читая, капнув на бумагу слезой.
– Хорошо, – сказал советский военный, забирая один экземпляр, и протягивая ей еще одну бумажку. – Это памятка. Куда и во сколько явится, что с собой брать, а что – нет. Можете быть свободны.
Уходя, Магда все же нашла в себе силы обернутся:
– А если бы мой муж не погиб обороняя Гамбург, вы бы забрали его?
Красный отрицательно помотал головой.
– Нет. Мы набираем только матерей. Чтобы вы своими глазами увидели дело рук сынов своих. И ужаснулись, – и вдруг, впервые за весь разговор, от слов русского повеяло могильным холодом.
II
На вокзал охрана пускала только по предъявлении билета. У Магды билета не было, но сурового командира автоматчиков вполне удовлетворила памятка-повестка выданная в комендатуре. Шлепая по зимним лужам тяжелыми ботинками, Магда потащила тяжелый мужнин чемодан к указанному перрону.
Состав уже стоял на путях, и женщине оставалось лишь найти свой вагон: цифра восемь была крупно написана белой краской на дощатой стенке.
Внутри все оказалось не так уж и страшно: для перевозки вестарбайтеров красные использовали обычные товарные вагоны, в каких возили солдат еще в Первую мировую. Двухъярусные нары, бочка с водой, печка с чайником, да сорок тюфяков с сеном, в которые, похоже, навечно въелся дух молодого мужчины и его крепкого табака. По крайней мере стадо престарелых клуш перешибить его пока не смогло. Помимо сестер по несчастью, в вагоне был и один большевик в военной форме.
– Фамилия? – спросил он, в отличие от сотрудника комендатуры, не пользуясь устройством.
– Беккер, Магда. 1898 года, – представилась женщина, протягивая паспорт.
Военный сверился со списком на планшетке, поставил отметку карандашом.
– Хорошо. Меня зовут лейтенант Кузнецов. Я – начальник вашего отряда, фрау Беккер. Со всеми вопросами – обращаться ко мне. – Его немецкий был не очень хорош, пожалуй, заметно хуже чем у «коробочки», но речь была вполне понятна. – Обращаться ко мне либо «гражданин начальник», либо по имени- отчеству Александр Сергеевич. Никаких герров- у нас это не любят. Ясно?
– Александр Сергеевич…– словно пробуя на язык иностранное имя, произнесла Магда. – Ясно.
– Ваш паспорт я изымаю, – он убрал документ в планшет, и вынул связку медальонов на кожаных шнурках, на вроде тех, что носили военные. Быстро проглядев номера, он протянул один женщине. – Этот жетон будет вашим документом до истечения контракта. Наденьте, и предъявляйте по первому требованию всем людям в военной форме. Время в пути около двух суток, покидать вагон нельзя, да и остановка будет всего две, для дозаправки. Если вдруг передумайте, захотите расторгнуть…
– Я не передумаю, – быстро сказала Магда.
– Я сказал если. Вы передумаете и захотите расторгнуть контракт – подойдите ко мне. Сейчас возьмите сухой поек – он протянул женщине небольшую коробочку, – займите место.
– Александр Сергеевич, а в чем будет заключаться наша работа? В контракте об этом ни слова, – как и всякая немка, она очень серьезно относилась к документам, и, как только схлынули эмоции, перечитала его трижды.
Тут красный впервые поднял на женщину взгляд. И от этого взгляда также пахнуло холодом, как и от того, в комендатуре.
– Эксгумация тел погибших советских военнопленных и мирных жителей для последующего перезахоронения.
Магда отшатнулась, и легла на первый попавшийся свободный тюфяк. Она готовилась к самому худшему, вплоть до того, что эти дикие азиаты погонят немецких старух укладывать шпалы для своих железных дорог или даже разминировать минные поля. Ногами. Магде было страшно, но она все равно явилась на вокзал, а все из за единственной строчки в контракте: в случае тяжелого увечья или гибели Магды в процессе выполнения контрактных обязательств, контракт считался исполненным.
Сейчас же обычный страх за свою жизнь, притупившийся за время войны, уступил место другому страху, несколько иррациональному. И снова пришло на ум то страшное слово – геноцид. Магда посмотрела со своего места на начальника отряда, выдававшего жетон еще одной матери солдата. Картина мира, сотканная доктором Геббельсом, начала трещать сразу после прихода русских в город. Не было ни массовых публичных казней, ни повального сексуального насилия над женщинами и девушками, ни даже какого то особенного грабежа. Нет, были аресты сотрудников общих – СС и СС –охраны концлагерей1, тех, кто еще оставался в городе. И солдатики со звездочками на кепи тянули что плохо лежало, но как правило – уже ничейное в обезлюдевшем городе, и никак чтобы много. Часы, и то не всякие, золотые побрякушки, ткани для женских платьев, да швейные машинки иногда. Даже патефоны почти не брали: если верить слухам, у них там, в СССР, и помимо переводчиков хватало чудес. А вот с сексуальным насилием дело обстояло скорей наоборот: оккупационным войскам приходилось палками отбиваться от немок, жаждущих раздвинуть ноги за пачку папирос из плохонького, но настоящего табака, и банку русских консервов. А некоторые, что помоложе и посимпатичнее, по опыту парижанок под немцами, стремились отдаться офицерам бесплатно, но с прицелом на дальнейшую защиту и обеспеченную жизнь.
Но самое главное, среди советских почти не было видно тех уродливых азиатских и еврейских рож, что показывали вначале войны großvater der vochenschau: и азиаты, и евреи конечно были, и не так мало, но лица были как лица. И вообще в основной своей массе русские больше подходили под образ «истинного арийца», чем некоторые партийные вожди. Светлые волосы, голубые глаза, крепкое тело, как у этого лейтенанта. Только мимические морщины другие. А от этого в душах немцев, питавшихся по большей части продуктовыми наборами что раздавала красная армия, царило смятение. Но все равно русские были не приятны одним тем, что они русские. Не говоря уже про то, что они коммунисты.
Поезд тронулся, и начал набирать ход. Магда не заметила, как задремала.
Проснулась она уже ближе к вечеру, почувствовав, что живот просит нужник, а желудок еды. Поправив естественные потребности за загородкой, Магда вымола руки в рукомойнике (даже мыло было!) и распаковала коробку. Надписями на немецком русские не озаботились, поэтому странную банку как будто из фольги, женщина вскрыла по наитию. Это оказалось обычная перловая каша, судя по запаху – на сале.
– Разогрей лучше с начало, – Магду тронули за руку.
Обернувшись, женщина увидела соседку из дома напротив, ее сын пропал без вести в самом начале войны.
– Хельга! нашелся твой Эрих? – Магда попробовала изобразить искреннюю радость. Получилось довольно плохо: оставшись совершенно одна
