Ключ - Наталья Болдырева

— Ау-у? — позвал я наугад.

В ответ прозвучал смех, звонкий и заразительный. Прикрывая ладошками улыбку, из леса вышла девочка, лет десяти, не старше. Белая майка, шорты, рваные сандалии на тоненьких хрупких ножках и копна пышных огненных волос, вспыхивающих при каждом движении. Круглые голубые глаза озорно щурились.

— Ты чего кричишь, заблудился?

— Я?! Заблудился?! — Подобное предположение возмутило меня до глубины души, — Я не могу заблудиться. У меня есть карта, — в подтверждение я развернул многократно сложенную простынь и ткнул пальцем в то место, где мы, по моему предположению, находились.

— А что это у тебя такое? — девочка кивнула на мои босые ноги и вновь прикрыла рот ладошкой.

Я опустил взгляд. Действительно. Вплоть до колен, чуть не доходя до бережно закатанных штанин, я был обут в плотную корку засохшей грязи. Усмехнувшись, я оглядел высушенную солнцем дорогу и «по-босяцки» почесав одной ногой другую, предположил:

— А ща так модно.

Девочка захохотала, приседая и хлопая ладошками по коленям. Я улыбнулся. Уже с трудом, сквозь смех, она спросила:

— А на голове это зачем?

Я, не снимая своего головного убора, включил фонарь.

— Вуаля! Это — шахтерская каска.

— Ты что, шахтер? — удивилась девочка, — А где здесь шахта?

— Шахты здесь нет, и я не шахтер. — Мы потихоньку двинулись дальше, она улыбалась и поглядывала на меня с нескрываемым любопытством. — Я геолог. А ты? Красная Шапочка и несешь пирожки своей бабушке?

— Не угадал! — Девочка недовольно сморщила носик. — Не к бабушке, а от бабушки. И нет у меня никакой красной шапочки.

— Ну, так и я — не Серый волк… — Я провел ладонью по ее нагретым солнцем волосам, и вновь почему-то вспомнил, как невероятно сложно было найти эту работу.

— Если честно, я убежала, — она искоса глядела на меня, ожидая реакции.

— Вот как, — я не казался заинтересованным.

— Да! — Мое очевидное равнодушие явно ее возмутило. — От деда с бабкой.

— Так ты Колобок! Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел… Вредные дед с бабкой?

— Страшно! — Обрадовалась девочка моей догадке. — Ничего не разрешают, заставляют за свиньями ходить, а они такие… — втянув голову в плечи, девочка отчаянно замотала головой. Потом, как-то очень уж по-взрослому, вздохнула. — Домой мне нельзя — мама заругает. Она говорит, что у нее и без меня хлопот полон рот. Пусть, говорит, за тобой хоть бабушка присматривает.

— Что же ты делаешь?

— А я к бабке совсем не хожу… Ну, почти что… Бывает… Но зато я гуляю по лесу!

— Одна? — я вскинул бровь.

— У меня есть собачка, только она сегодня дома осталась.

— Дела? — серьезно посочувствовал я, и девочка вновь развеселилась.

Мы шли по дороге вдвоем, и нам было легко и весело вместе. Она трещала без умолку, а мне достаточно было серьезно кивать и мычать заинтересованно. Солнце вставало быстро и припекало уже жарко, и я кое-как почистил ступни. Когда показался поворот на контрольную точку, мне уже не хотелось расставаться со своей маленькой спутницей.

— Слушай, подруга, — остановился я и, прикинув, что утро еще только началось, а до вечера можно успеть и до поселка добраться, и произвести рекогносцировку на местности, предложил, — а давай ты мне пробы собрать поможешь?

Это было моей первой ошибкой. Самой первой и самой ужасной. Даже лезвие, твердо и жарко упирающееся в бок не беспокоило меня так, как беспокоило отсутствие девочки. Я все еще вглядывался в темные заросли, надеясь и боясь, что вот сейчас, ее приведут. Или принесут…

— На охрану не очень-то рассчитывай. Я наверняка успею выпустить тебе кишки, крыса.

— Верю, — высокий белокурый человек с холодными серо-стальными глазами неверно истолковал мой мечущийся взгляд, — только и ты поверь мне, пожалуйста, я не крыса… и не стукач, и не подсадная утка. Я вообще не знаю, как я тут очутился.

Нет, конечно, в общих чертах…

Девочка согласилась легко и радостно, и при первом же просвете в стене деревьев я обулся, мы свернули с дороги и углубились в лес. Судя по карте, здесь должен был быть ручей, бегущий по участку, где мне предстояло провести полных два месяца полевых работ. Место это было хорошо знакомо девочке, и вскоре мы услышали спокойное журчание воды и увидели широкий, без четких границ берегов, скачущий по диким зарослям и ныряющий под гниющие коряги, поток. Ориентируясь скорее на звук воды, чем на яркую влаголюбивую растительность, мы пошли вверх по течению, то теряя ручей из виду, то внезапно наталкиваясь на прихотливо изгибающееся русло. От подлеска тянуло сыростью, а солнце еще не поднялось достаточно высоко, чтобы пробить густую поросль у нас над головой, и я отдал девочке свою ветровку. Судя по карте, мы давно уже должны были добраться до места, но я не слишком беспокоился. Девочка с энтузиазмом продиралась через бурелом, а разницу в расстоянии можно было списать на погрешности топографов и пересеченный характер местности. Одна из задач моей командировки и состояла в уточнении старых карт перед планируемым строительством. Единственное, что мне не нравилось, это некоторое несоответствие ландшафта моим скромным ожиданиям: сырой перегной под ногами сменился суглинком, и лиственный лес начал постепенно переходить в хвойный — это обещало непредвиденные затруднения. Но, когда, пригнув очередную еловую лапу, я увидел исток ручья, то застыл как вкопанный.

Ручей выходил из пещеры в скале. Его стремительный бег дробился о каменные стены и рассыпался звонким эхом. Рука невольно потянулась к затылку. Нету здесь скал. Сроду не было, и быть не может. Уж во всяком случае — не такие здоровые… И тем не менее… Задирая голову, боясь глаз спустить с этого чуда местной природы, и от того постоянно спотыкаясь, я пересек неширокий прогал, оглядел темные своды, и на меня повеяло холодом подземелья. Девочка уже кидала камушки и слушала, как прокатывается под сводами эхо. Скала. Метров пять не меньше, обнаженная порода указывает на достаточно ранний период формирования и, что самое любопытное, судя по звуку бегущей воды, полость в скале достаточно велика. Все это я передумал, прыгая на одной ноге, вслепую развязывая кроссовки. Привлеченная моими ужимками, девочка отвлеклась от забавы.

— Это что?

— Понятия не имею. Но сейчас мы это выясним.

Я, наконец, разулся, отдал кроссовки девочке и, строго-настрого запретив лезть за собой, нырнул в узкий темный зев. И хотя на входе мне пришлось согнуться в три погибели, продвигаясь, я чувствовал, что потолок медленно, но верно уходит вверх, плечи расправляются, а стены раздвигаются настолько, что их уже можно различить только в направленном свете фонаря. Сзади что-то заскреблось, раздался плеск воды, и рыжая головка вынырнула из-под моей руки. Вцепившись в мой пояс, она шмыгнула носом и заявила: