Три ступеньки в небо - Наталья Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Идемте, – позвала его Аля. – Я хочу, чтобы вы отнесли пиццу ко мне домой.
– Дура, – буркнула подруга. – Хоть бы раз ты сказала нет.
Аля и в самом деле была ангелом. Она ни с кем не спорила, ко всем обращалась на «вы» и никогда не повышала голоса. Вот и не верь после этого, что имя, данное человеку при рождении, не влияет на его характер! Потому что ее звали Ангелина, что и переводится с одного из древнейших языков как «ангелоподобная».
«Я искал ее всю свою жизнь», – счастливо думал Туманов, неся за Алей коробку с пиццей, как шлейф за королевой. «И наконец-то нашел! Говорила мне мама…» Что именно говорила мама, он помнил до последней запятой. А она говорила: «Женское счастье, Саша, – это тяжелый труд. Работа, которую надо делать изо дня в день. И главная часть этой работы – борьба с собственным эгоизмом. Чего проще сказать: пусть любит меня такой, какая я есть? И куда сложнее стать такой, какую он любит в своих мечтах».
Вот как раз эгоизма в Але не было ни капли. Ей даже не с чем было бороться, она и так жила для других, не для себя. Для брата, которого водила сначала в садик, потом в школу, а после школы в секцию заниматься хоккеем и в плавательный бассейн. Она жила для матери, которая много и тяжело болела и ей не на кого было опереться, кроме Али: отец их бросил. Аля работала и училась, ходила по магазинам и делала всю работу по дому. Ей просто некогда было жить для себя. За это он ее и полюбил.
– Ничего особенного, – сказал, увидев ее, Женька.
«И слава богу! – подумал Туманов. – Это просто счастье, что в ней нет ничего особенного!»
У них с Женькой было негласное соперничество: чья девушка красивее? Погоня за моделями уже порядком успела Александра утомить, тем более что они с Женькой не стеснялись отбивать друг у друга девушек, лишь бы не потерпеть поражение в этом споре за первенство. Иной раз, не чувствуя к объекту никакой симпатии, только лишь из принципа, Туманов совершал поступки, за которые ему потом было невыносимо стыдно.
Едва появившись в его жизни, Аля избавила его от этого. У Женьки отныне не осталось повода для ревности: его девушки, все как одна, были красивее Али. Хотя это вопрос спорный, речь идет лишь о первом впечатлении. Да, Аля была девушкой не яркой, не такой эффектной, на которой первым делом останавливается взгляд, когда смотришь на стайку оживленно беседующих о чем-то подружек. Она не красила волосы, не наращивала огромные ногти и нечеловеческой длины ресницы, не ходила в солярий. Ее лицо было нормального, естественного цвета. Да, зимой бледное. Но если бы она стала платиновой блондинкой, загорела до шоколадного цвета, сделала бы татуаж губ и глаз… Она бы, вне всякого сомнения, стала признанной красавицей, но он бы ее после этого бросил. Причем без сожаления, потому что она стала бы такой же, как все.
А так Аля была только его. И только он знал, какая у нее красивая грудь, причем настоящая, не силиконовая, какие густые волосы, живые, мягкие, не испорченные краской, какие огромные, беззащитные глаза. Беззащитные, потому что она редко красила ресницы, и наивный, детский взгляд не затеняла их густая черная тень. Они были ясные и чистые, Алины глаза. Чуть-чуть теней, капелька румян, немного помады, – вот и вся косметика, которой пользовался его Ангел.
– Что ты в ней нашел? – допытывался Женька, который уже чувствовал: что-то происходит.
– Себя.
– Алекс, ты бредишь. Девка как девка. Разве что честная. Но честными бывают только дуры.
Конечно, он бы мог Орлову врезать. За дуру. Речь как-никак шла о его любимой женщине. О будущей матери его детей. Но он знал, что Женька наказан гораздо больше тем, что у него никогда не будет такой, как Аля. Своей, родной. Что ни в одной женщине Женька никогда не найдет себя, свое продолжение, отголосок собственных мыслей, желаний, чувств. И рано или поздно это выльется в банальную зависть.
Так оно и вышло. Они с Алей на десять дней летят в Турцию нежиться на золотом песке, пить шампанское по системе «все включено» и купаться в теплом, как парное молоко, сентябрьском море. В одном Женька прав: они едут отдыхать в то время, как он остается работать, едут наслаждаться счастьем, которого ему не дано. Но у них договоренность: раз в год каждый имеет право на отдых. Женька свой лимит выбрал, когда в прошлом месяце с очередной длинноногой красоткой прокатился в Италию. Сразу по возвращении он ее бросил и остался один.
– Почему? – спросил Алекс.
– Представляешь, прихожу на ужин в ресторан и вижу, что моя девушка не самая красивая! – ответил Женька.
– Разве это повод? – удивился Туманов.
– Для меня да, – отрезал Женька. – Я на нее кучу денег потратил. Вез огромный чемодан ее шмоток, заплатил за все эти маникюры-педикюры, заказал отель, где полно наших. А она меня так подставила! Все смотрели на какую-то бабу в золотом платье. С па-атрясающей фигурой!
– Ты маньяк.
– Я абсолютно нормален. Каждый мужчина хочет, чтобы самая красивая в мире женщина была рядом с ним. Я бросил девушку, которая не оправдала моих надежд. А ты свою когда бросишь?
– Разве ты еще не понял? Никогда.
Есть особый род зависти: зависть к чужому счастью. Самый, между прочим, обидный. Потому что можно поднапрячься и купить машину круче, чем у друга, заиметь квартиру, которой у него нет, съездить отдыхать туда, куда тот не может себе позволить. Но разве можно купить любящие глаза, которые смотрят на тебя не отрываясь? А именно так смотрела на него Аля. И когда его взгляд встречался с ее, они оба вдруг вспыхивали и начинали светиться таким глупым, смешным, но таким сияющим счастьем, что, глядя на них, всем становилось неловко. А Женьке еще и обидно: почему у меня такого нет?
– Это твои проблемы, Орлов, – вслух сказал Алекс.
– Не понял?
– Извини, друг, но так получилось. Я и она – нас теперь двое, понимаешь? – Туманов бессмысленно улыбнулся.
– Я понимаю, что ты спятил, – сердито сказал Женька. – Несешь полную чушь. Что, все? Конец бизнесу? Может, устроишься куда-нибудь в контору, бумажки с места на место перекладывать?
– Может быть, и устроюсь.
– И это сейчас, когда у нас наконец все пошло?
– Ничего у нас не пошло.
– Значит, ты решил стать примерным семьянином? Завести сопливых детишек, ходить на работу с девяти до шести, а в выходные лежать на диване перед телевизором с бутылкой пива?
– Зачем? С коляской гулять по парку. Сопливым детишкам полезен свежий воздух.
– Неужели в тридцать лет жизнь кончена?
– Почему кончена? Только начинается.
– Бред какой-то.
– Это не бред, это счастье.
– Бредовое какое-то счастье. Глупое. Глупое и пустое.
– Это единственно возможное счастье, – тихо сказал Алекс. – Вот ты. Что ты можешь предложить взамен? Ночные клубы? Девочек? Поездку на курорт с очередной куклой? Да, красивой, не спорю. Но тебе же с ней до одури скучно, ты сам говорил.
– А тебе с твоей не скучно?
– Нет, не скучно.
– Это пройдет. Год-два, и пройдет.
– Любовь, если она настоящая, не проходит. Это такие, как ты, говорят, что она проходит, потому что вам больше нечего сказать. А поскольку вам и делать-то больше нечего, как философствовать о смысле вашей неудавшейся жизни, вы повсеместно насаждаете свою точку зрения. И есть расхожее мнение, что любовь проходит. О счастье, Женька, молчат. С ним никуда не лезут, ни в какие передачи, газеты и вообще на публику. Зачем мне это опровергать? У меня есть куда тратить нервы и силы. Говори что хочешь, потому что я знаю: на самом деле ты так не думаешь.
– Я докажу тебе, что прав я.
– Доказывай, – беспечно сказал Алекс и отправился собирать чемодан.
И вот они в аэропорту. Лицо у Женьки, который их сюда привез, мрачное.
– Давай, Алекс… Оторвись там… За нас обоих.
– Через десять дней я вернусь. – Туманов ласково обнимает Алю за плечи. – Скажи мне, Жека, что все будет хорошо.
– Будем надеяться, – хмурится тот.
– У нас что, какие-то проблемы?
– Я не хотел тебе говорить, – внимательный взгляд на Алю. – Раз ты счастлив и все такое.
– Говори!
– Нам вряд ли продлят аренду.
– Пустяки!
– Мы вложили в ресторан все наши деньги.
– Будут еще!
– Ты меня не слышишь. Боюсь, что нас скоро «попросят». А если мы не свернем свой бизнес, с нами поступят жестко.
– Саша, о чем он? – взгляд у Ангела испуганный.
– Пустяки. Жека, ты, как всегда, преувеличиваешь. Аля, он шутит. Это у него юмор такой. Правда, Жека?
– Да, я шучу. В конце концов, ты прав: в первый раз, что ли?
– Не звони мне с плохими новостями, – говорит Туманов лучшему другу перед тем, как пройти на погранконтроль, и легонько подталкивает Ангела в спину, попутно проверяя: нет ли в самом деле крыльев? – Ну, давай! Вперед, девочка! Иди в самый конец зала, там очереди короче, проверено!
– Давай, – Женька мрачно жмет ему руку. – До встречи.
– Держись.
И Алекс идет следом за Ангелом, туда, где к каждому окошку тянутся длинные очереди. Пограничный контроль. Народу в аэропорту тучи, на многих курортах сентябрь – бархатный сезон. Женька остается за чертой между той жизнью и этой. Одна полна хлопот и каторжного труда, другая безудержного веселья и беззаботного счастья. Одна длинная и нудная, как инструкция по эксплуатации, а другая короткая, как песня, и такая же звонкая. Сегодня он поет ее дуэтом с Ангелом. Вперед!