Моя в наказание (СИ) - Акулова Мария

— Маме тогда твоей позвоним сейчас, хорошо?

— Звоните, — Сафие мне разрешает. Приятно. — А вас как зовут? И вы чей?

— Айдар. Ничей. Ни мамы уже нет, ни папы.

На мое имя она реагирует тешущим самолюбие: «о-о-о», на сиротство — грустных вздохом.

— Без папы сложно… — Со знанием дела. Больно аж. — Без мамы я бы не смогла.

— Правду говоришь…

— Но вы вроде бы хороший, Айдар…

— Это вряд ли, Сафие, но тебе хочу помочь.

Если честно, потерявшую ребенка мать мне не очень жалко, но и тянуть не вижу смысла.

Нажимаю вызов и прикладываю мобильный к уху. Слушаю гудки.

Тем временем Сафие мне что-то рассказывает. Про маму, Пентагон, вкусное мороженое и кота.

А у меня в груди по-прежнему ворочается.

Мамашка не торопится брать трубку. Меня это неожиданно сильно бесит. Не дозвонюсь — буду дальше разбираться. Но нет.

На седьмом гудки прерываются. Я слышу растерянное:

— Алло…

До этого сердце замедлилось, а сейчас вообще на стоп. Я смотрю на Сафие внимательней, пока она болтает.

На губы. Брови. Волосы. Нос.

Блять, я всё узнаю. Только глаза другие. Чьи глаза, Салманов? А лет ты сколько насчитал?

Сам себе недоговариваю.

— Алло, Айлин?

Спрашиваю нейтрально. Слышу:

— Да. С кем я…

В ушах шум. В голове — взрыв. Угадал.

Надо дальше говорить.

— Я с вашей дочкой на площади. Она вас потеряла.

— Слава Аллаху, — шепчет. Я слышу, как рвано дышит и стучит каблуками. Куда ты, блять, бежишь уже? Добегалась. — Спасибо вам! Где на площади? Я бегу. Вы мне скажите…

— Мы возле стеллы вас подождем.

— Хорошо, я бегу! Спасибо вам! Спасибо! А как вас…

— Под стеллой ждем.

Скидываю и снова смотрю на девочку.

Ей может быть даже неуютно, потому что я — слишком внимательно.

— Мама идет?

Киваю.

— Ну хорошо, — малышка улыбается и начинает смотреть по сторонам, выглядывать. — А с какой стороны она появится, Айдар?

Спрашивает, мажет взглядом, и снова вокруг.

— Не знаю, Сафие. Но мы ее не пропустим.

Поднимаюсь, раскрываю свою ладонь, за которую девочка тут же хватается. Делаю несколько шагов, опускаю взгляд и понимаю, что навыка хождения с детьми у меня нет, я толкаю ее в человеческие жопы, закончится тем, что её так затопчут.

Наклоняюсь и беру подмышками, поднимаю на руку.

Ей нравится.

Она смотрит на меня. Я тоже. Улыбается. Ресницами хлопает.

Блять. Таких совпадений не бывает.

Просто, блять, не бывает.

Или все же?

— У тебя под глазом родинка, — она тычет, я киваю.

— Ага.

— Мама говорит, у моего бабасы[1] тоже такая была.

— А что с бабасы случилось?

Вздыхает, плечами жмет.

Судя по всему, и от бабасы тоже Аллах бережет. Сдох, наверное. В тюрьме или как?

Нужно держаться. Нужно не злиться. Но это, сука, сложно.

Я уже пять лет не прокурор, но Айлин-ханым по-прежнему расщелнуть легче, чем орех.

На бирке у дочки написан был номер и имя ребенка. А вот свое она дописать забыла.

Только я не забыл. Ни черта не забыл. Вплоть до голоса.

Аллах берег, как мог, а другие боги к бабасы таки привели. Но Сафие об этом я пока не скажу.

Хочу в глаза бывшей жены посмотреть, для начала.

Я жду появления бывшей жены напряженно, но первой ее все равно видит Сафие.

Начинает крутиться на руке и тычет пальцем в одну из сторон, сообщая:

— Мамочка!!!

Машет ей. Я разворачиваюсь.

Не умей я вовремя отключать эмоции — до своих лет скорее всего не дожил бы. Особенно важно сделать это сейчас.

Я делаю.

Смотрю на нее, как на просто женщину.

Только как не увидеть, что стала ещё красивее? Изменилась и в то же время совсем нет. Я вычеркнул её из жизни и договорился с собой, что таких ошибок больше не совершаю. Но сейчас слежу, как бежит, и вспоминаю, блять, почему совершил.

Она чем-то похожа на француженку. Длинные тяжелые волосы вьются и подпрыгиваю на каждом шагу. По стройным ногам струится юбка ниже колена. Как те, что носила до нашего брака.

Она в стрессе, движения рваные, но все равно ей свойственно неповторимое изящество. Я ни до, ни после таких не встречал.

Ещё Айлин совсем не поправилась. Как была тонкой-звонкой, так и осталась. А сколько ей сейчас? Двадцать шесть?

А мне? Блять, не помню…

Она останавливается и крутит головой. Не видит нас с Сафие. Это ее тоже, наверное, Аллах бережет. От шока.

В том, что шок будет, я не сомневаюсь.

Айлин делает оборот вокруг оси, а я еще несколько секунд впитываю воспоминания о ней, пока могу себе позволить это сделать.

Потом кривлюсь, потому что Сафие прямо мне на ухо громко кричит:

— Мамочка!!! — И Айлин резко дергается в нашу сторону.

Сначала она видит дочь. Момент встречи их глаз — наверное, бесценен. Я впитываю его, хотя и понятия не имею, зачем мне. Во взгляде Айки сразу и радость, и облегчение, и волнение, и даже злость.

Она какая мать вообще? Строгая или добрая? Первое — вряд ли. Подозреваю, Сафие можно всё. И папы, чтобы ограничивал, рядом нет. Или есть? Не папа, но мужик какой-то рядом же есть?

Дальше взгляд Айки съезжает с лица дочери на мое. И вот это, конечно, атас. Только мне ее нихуя, блин, не жалко.

Злюсь.

Глаза расширяются. Сочные губы бледнеют. Она даже отшатывается. Потом понимает, что палится.

Как будто ты еще недостаточно спалилась, когда-то родная…

Может помощи от меня ждет. Может молится своему Аллаху, чтобы это сон был. Но хуй там. Реальность.

Это понимание потихоньку проявляется во взгляде.

Я отмечаю, как плечи подергиваются. Она сжимает кулаки и шагает.

Ну что ж, Айлин… Тебе пиздец. Как и обещал.

Думаю и шагаю навстречу.

— Мама, это Айдар-р-р! Он хороший! Его мне Аллах послал! Я кричала: верни мне маму-у-у-у! И он подошел!

Впервые за пять лет мы с бывшей женой оказываемся так близко. Не знаю, помнит ли она, но я помню, как в последний раз прощались.

Я ей обещал, что вечером поговорим. Не поговорили. Сейчас тоже не вечер, но, кажется, всё же придется.

Я смотрю на нее без страха и стеснения. Имею, блять, право. А она бесит до колик тем, что в ответ — трусит.

Эй, жизнь моя, что за манера взгляд отводить? Давай в глаза. Тебе же хватило смелости меня подставить. Ребенка скрыть смелости хватило.

Если она скажет, что это всё потому, что я запретил на горизонте появляться — реально уничтожу. Надо ж, сука, мозг иметь.

Бывшая жена протягивает руки к малышне. Сафие делает то же самое в ответ.

Она тяжелая. Килограмм пятнадцать точно есть. Мужчина во мне протестует против глупости. Но потом я вспоминаю, что она из той самой глупости состоит. Передаю из рук в руки.

Продолжаю смотреть в знакомое до реальной физической боли лицо.

— Спасибо вам…

Она смотрит вниз. Куда-то на кадык. А я продолжаю хуеть.

Мы почти год вместе прожили, эй. Думаешь, я тебя не узнаю?

— Айдар, мамочка! Айдар-р-р-р-р…

Сафие протягивает имя и отправляет мне воздушный поцелуй. Я так понимаю, эту букву моя дочь начала выговаривать недавно.

Смотрю на нее и улыбаюсь. Она смеется.

А что еще она у меня украла? Как так можно вообще?

— Мама знает, что я Айдар, Сафие…

Произношу притворно мягко. Потому что это я ребенку. И говорю ей, и улыбаюсь.

Чувствую, что Айлин стреляет взглядом. Наконец-то в лицо. Дурочка доверчивая. Ловлю. Подсекаю.

Вижу, как захлебывается страхом и воздухом.

Подбрасывает дочку на руках.

— Опусти, она тяжелая.

Сам не знаю, приказываю или предлагаю. Но Айлин все равно не слушается. Мотает головой.

«Спину, дура, сорвешь» оставляю при себе. Смысл?

— Часто ворон ловишь? — По-доброму с ней разговаривать не могу. Хочется задевать. Отчитывать. Прибить, если честно.