Хирургический фикшн - Полина Гёльц

– Тебя помню, – ответил доктор Яу и на всякий случай заранее пригнулся. – За последние двадцать лет совместной работы ты успела порядком примелькаться.

5

Когда за окнами больницы приключился вечер, сотрудники доктора Яу сняли белые халаты и поехали в ближайший кабак. Армейский джип доктора Яу медленно передвигался по узким улочкам с односторонним движением. Джип петлял между тёмными окнами брошенных домов, за разбитыми стёклами которых мелькали подозрительные тени. Внезапно машина выскочила на широкую улицу. Широкую в масштабе города Винчестера. Там, сияя в окружении множества золотистых огней, возвышалось здание Винчестерской оперы.

Доктор Яу вполоборота повернулся к гражданке Зорг. В неясном свете редких уличных фонарей проявился его демонический восточный профиль:

– А что? У нас тут – глушь. Дикие леса. Дикие нравы. И почти никаких развлечений, за исключением охоты и оперы. Летом – охота. Зимой – опера. Если ты задержишься здесь до лета, то мы поедем к мальчишке и будем охотиться. У мальчишки Далмера есть свора гончих псов. У мальчишки Вайза есть винтовки.

– Называй меня просто Келси, – нервно прошептал Вайз, недовольный, что его обзывают мальчишкой. Он находился на заднем сиденье, рядом с гражданкой Зорг. Его бескровная рука легла на дамское колено и ловко обхватила коленную чашечку. Обхватив коленную чашечку, рука удовлетворённо замерла.

Армейский джип доктора Яу подпрыгнул, провалившись в дорожную выбоину, не замеченную в кромешной темноте ночных улиц.

За столом, накрытым накрахмаленной белой скатертью, собралась тёплая компания, состоявшая из самого доктора Яу, его жены – Абир, невероятно красивой восточной женщины неопределённого возраста, доктора Курта Далмера, доктора Вайза, неугомонной Маузи, грустной Кассандры, её жениха и гражданки Зорг.

– Сколько тебе лет, говоришь? – спросил Яу, слегка перегнувшись через стол.

– Тридцать, – ответила Зорг, – а вам?

– Мне – восемьдесят восемь, – сказал Яу, облик которого не нёс на себе никакого отпечатка обозначенного возраста.

– Лет десять назад Яу пытался выйти на пенсию, – заметила неугомонная Маузи.

– Пытался, – засмеялась Абир. – Через неделю я уволила его с пенсии. За невыносимость.

Доктор Яу разлил вино по фужерам. Он зыркнул на жену:

– Абир, пей, но знай меру, чтобы мне не пришлось нести тебя домой.

– Сам знай меру, – ответила красавица Абир.

– Яу, расскажи, как ты танцевал в прошлом году, – попросила неугомонная Маузи.

– Как я танцевал? Я хорошо танцевал. Люблю танцевать с молоденькими девушками. Я утанцевал одну девушку. Утанцевал вторую. Потом третью. Потом у меня стало плохо с сердцем и мне пришлось сесть на диванчик. А что вы хотите? Мне – восемьдесят восемь лет.

– Доктор Яу никогда не выйдет на пенсию, – на всякий случай пояснила Маузи.

– Кроме того, Яу никогда не умрёт, – сказали остальные зубные врачи.

Все согласно кивнули и подняли тост.

Когда ужин подошёл к концу, собравшиеся вышли на улицу. Их окружила невероятная темнота. Под одиноким фонарём ресторанной парковки стоял армейский джип доктора Яу. Яу вызвался развезти всех по домам. Доктор Вайз предложил Ингрид прогуляться пешком. Они пересекли светлое пятно, отбрасываемое одиноким фонарём, и исчезли в темноте. Две спины слились в одну тёмную кляксу.

6

Следующим утром неугомонная Маузи снова вытащила коробку с ушными и глазными протезами.

– Будешь уезжать – возьмёшь себе ухо на память!

Ухо – за ухо. Зуб – за зуб.

Посмотрев на уши и зубы, Ингрид вышла за дверь.

Она молча прошла мимо множества пограничных постов. Коридор отделения оперативной хирургии находился в бункере, расположенном ниже уровня моря. Перед ней раскрывались тяжёлые стальные двери. Чужие люди в синих пижамах и белых тапочках вкатывали и выкатывали больничные постели. Около одной из стальных раковин для тщательного мытья рук маячила знакомая согбенная спина. Чёрная-чёрная фельдшерица Селена мыла свои чёрные руки, густо намылив их жёлтой пеной хирургического дезинфицирующего средства.

Гражданка Зорг обратилась к фельдшерице Селене:

– Я пришла помогать снимать слепок с новорожденного. Когда начнёте?

– Младенчик – второй в списке. Мы ещё не приступили к первому, – не оборачиваясь, сказала Селена. Чёрные фельдшерские руки, обнажённые до локтя, старательно намыливали друг друга жёлтой губкой для прехирургического мытья.

Мимо прошёл свирепый челюстно-лицевой хирург Бучер. У доктора Бучера было свирепое лицо палача. При этом он был человеком добрейшей души. Странно было видеть добрейшей души человека, которому по загадочному стечению обстоятельств досталось лицо свирепого палача. Однако это – гораздо лучше, чем иметь дело с палачом, которому досталось лицо хорошего человека. Доктор Бучер обратился к гражданке Зорг:

– Привет. А где доктор Вайз?

– Доктор Вайз подойдёт позднее.

Бучер широко улыбнулся ровными страшными зубами:

– Ты видела операцию по пересадке кости бедра в расщелину заячьей губы? Нет? Тогда заходи в операционную. Посмотришь.

Ингрид аккуратно вымыла руки и зашла в операционную, распахнув дверь плечом. Хирургические сёстры накрывали операционный стол. На одну персону. Под одну персону.

Пластический хирург, доктор Сандерс, сидел в углу за канцелярским столом и сосредоточенно воевал со своим айподом:

– Кто-нибудь знает, как подсоединить колонки к айподу?

Никто не ответил на поставленный вопрос. Вопрос повис в воздухе, между белыми простынями и синеватыми софитами для освещения операционного стола. Дверь распахнулась. Внутрь операционной вкатили коляску с подростком.

Следом за креслом в помещение вошёл лысый человек с большими голубыми глазами:

– Здравствуйте, ребята.

– Здравствуйте, доктор Моррис.

Анестезиологу Моррису подали маску и перчатки.

Из дальнего угла операционной возникла тень женщины с жёлтым сушёным лицом и безучастными глазами. Тени подобного рода встречаются в любой операционной любого госпиталя. Обыкновенно эти тени отзываются на имя Мэри Ан или вроде того. Спросите Мэри Ан: где и когда её засосало в медицину? И она расскажет вам о спасении раненых во времена высадки союзников в Нормандии.

Мэри Ан стара, как письма с фронта.

Мэри Ан неизменна, как запах и вкус медицинского спирта.

Мэри Ан вечна, как египетский сфинкс.

Ингрид Зорг села на высокий стульчик без подлокотников. Лица хирургического персонала спрятались за масками, удивительно напоминающими утиные клювы. Некоторые утки склонились над телом. Доктор Моррис дал наркоз, детская нога два раза дёрнулась в такт дыханию, и тело затихло. Мэри Ан вышла из комнаты и вернулась обратно с ведёрком коричневой жижи стерильного свойства. Она обратилась в доктору Сандерсу:

– Вам, голубчик, какое бедро помыть: правое или левое?

Сандерс был занят изучением инструкций к колонкам айпода:

– Вы же знаете, что я не придирчив. Мне всё равно. Какое помоете, такое и прооперируем. Сейчас какой стороной развернули? Левой? Значит, быть по сему.

Мэри Ан достала мерзкого вида кисточку и принялась красить бедро в цвет тёмной умбры. Доктор Бучер лениво потянулся к шприцу. Мэри Ан молниеносно потянулась к бумагам и шлёпнула Бучера хирургическим протоколом, молниеносно схватила хирургический протокол и шлёпнула бумагами Бучера:

– Ишь ты, какой прыткий! Куда поскакал? Я ещё не зачитала хирургический протокол.

Сандерс на секунду оторвался от чтения инструкций к айподу и обратился к Бучеру:

– Дай ей зачитать протокол, иначе она не успокоится.

Мэри Ан встала на стульчик и торжественно продекламировала следующее:

– Пациент Джон Ду, тринадцать лет. Односторонняя расщелина твёрдого нёба. Сегодня мы планируем пересадить часть бедренной кости в ротовую полость с целью закрытия односторонней расщелины. И попутно доктор Бучер удалит два коренных зуба и один клык.

Мэри Ан спустилась со стульчика и спросила присутствующих: есть ли у них вопросы?

Хирургическая бригада зааплодировала. Тело укрыли синими простынями, так что от него остались два квадратика живой плоти. Квадратик рта и квадратик бедра. Доктор Сандерс встал со своего стула и спросил:

– Кто-нибудь знает, как подсоединить колонки к айподу?

Мэри Ан резко развернулась и отвесила Сандерсу звонкий подзатыльник. Старая фельдшерица молча забрала докторский айпод и воткнула штекер в дырку разъёма. Из колонок донеслись звуки аргентинского танго.

Нестерильная медсестра внесла несколько синих гаунов. Гаун – одноразовый хирургический халат, выделанный из непонятного синтетического материала. Это – не бумажка и не марля, а нечто неопределённое, фактурой своей напоминающее вафельное полотенце в мелкий рубчик.

Чёрная-чёрная фельдшерица Селена нырнула в гаун, стараясь не касаться рукавов стерильно вымытыми руками. Нестерильная медсестра оторвала пояс с биркой на конце. Селена закрутилась вокруг своей оси – так, чтобы нестерильная медсестра могла завязать концы Селениного пояса спереди. Селена, в свою очередь, подала гаун свирепому доктору Бучеру, который тоже закрутился вокруг своей оси в такт аргентинского танго. Когда чёрная Селена завязала концы Бучерового пояса, тот задорно постучал каблуками и щёлкнул почти стерильными пальцами. Если бы не тяжёлый взгляд МарьИванны, то операционная огласилась бы звуками фламенко.