Индийская принцесса - Мэри Маргарет Кей

– Мы бросимся в атаку на пушку слева, – сказал Уолли. – А когда мы до нее доберемся, вы даже взгляда не кинете в сторону, мигом впряжетесь в веревки, навалитесь плечом на колеса и дотащите ее до казарм. Не останавливайтесь ни в коем случае – вы поняли? Не оглядывайтесь назад, а я сделаю все возможное, чтобы прикрыть вас. Если вы притащите орудие сюда, стреляйте по арсеналу. Если же нет, то независимо от того, погибну ли я или сколько вас погибнет, помните: честь разведчиков по-прежнему остается в руках у уцелевших. Не отдавайте ее легко. Говорят, великий воин, много веков назад захвативший эту страну и покоривший половину мира, – всем известный Сикундар Дулхан (Александр Великий) однажды сказал: «Великое счастье прожить жизнь доблестно и умереть, покрыв свое имя вечной славой». Вы все жили доблестно, а сегодняшние ваши деяния покроют вас вечной славой, ибо память о вашем подвиге будет жить, пока жива память о разведчиках. Дети ваших детей будут рассказывать своим внукам эту историю и гордиться тем, что вы сделали. Бейтесь до последнего, братья, бейтесь до последнего! Разведчики ки-джай!

Боевой клич был встречен громкими возгласами, гулкое эхо которых раскатилось под арками и запрыгало по погруженным в тень галереям казарм, и под конец показалось, будто все разведчики, погибшие сегодня, кричат в унисон с немногими оставшимися в живых. А когда эхо стихло, Уильям проорал:

– Да здравствует Шотландия! Политический департамент киджай!

И все рассмеялись и подняли с земли сабли и веревки.

Амброуз Келли с трудом поднялся на ноги и устало потянулся. Он был самым старшим по возрасту в группе и, как Гобинд, видел свое призвание в том, чтобы спасать жизнь, а не отнимать ее у людей. Но сейчас он зарядил и проверил свой револьвер, прицепил к поясу саблю, с которой не умел обращаться, и сказал:

– Ну ладно, признаться, я буду даже рад покончить со всем этим. Сегодня был трудный день, и я устал как собака – и, как сказал какой-то поэт, «нет для мужчины смерти лучше, чем пасть в бою неравном». Хаким ки-джай!

Разведчики снова рассмеялись, и у Уолли наполнилось гордостью сердце и к горлу подкатил ком. Он широко улыбнулся своим товарищам с восхищением и любовью, какие не выразить словами. Да, жизнь стоило прожить хотя бы ради возможности служить и воевать плечом к плечу с такими вот мужчинами. Для него большая честь командовать ими, великая честь; и еще более великая честь – погибнуть с ними. Они – соль земли. Они – разведчики. У него перехватило горло, и он снова почувствовал тугой ком, но глаза его ярко блестели, когда он взял свою саблю и, с трудом сглотнув, сказал почти весело:

– Ну что, мы готовы? Отлично. Тогда открывайте дверь…

Сипай бросился вперед и поднял тяжелый железный засов, а двое других распахнули толстые деревянные створки. И с воплем «Разведчики ки-джай!» маленький отряд пронесся через сводчатый проход и устремился к пушке слева, причем Уолли бежал на целых шесть шагов впереди.

Их появление оказало на толпу странное действие. После последней неудачной вылазки все до единого афганцы решили, что «иностранцы» сделали все возможное и больше уже ничего не предпримут, – однако вот они, снова несутся на них, все такие же свирепые и неукротимые. Просто уму непостижимо, просто жуть… Несколько мгновений оцепеневшая толпа смотрела на горстку оборванных чумазых мужчин с чувством, похожим на суеверный ужас, но секунду спустя бросилась врассыпную, точно гонимые ветром сухие листья, под бешеным натиском Уолли, который яростно орудовал саблей и стрелял из револьвера.

В следующий миг одинокий афганец без тюрбана, в белой от штукатурки и кирпичной пыли одежде подбежал слева и встал плечом к плечу с ним, и два совара, узнавшие его, завопили:

– Пелам-дулхан! Пелам-дулхан!

Уолли расслышал приветственный крик сквозь шум битвы и, бросив быстрый взгляд в сторону, увидел рядом Аша с ножом в одной руке и тулваром, выхваченным у мертвого гератца, в другой. Он торжествующе рассмеялся и прокричал:

– Аш! Я знал, что ты придешь! Ну, теперь мы им покажем!

Аш рассмеялся в ответ, опьяненный азартом боя и безмерно счастливый возможностью действовать быстро, решительно, беспощадно после всех разочарований мучительно долгого, измотавшего нервы дня, когда он беспомощно наблюдал, как товарищи умирают один за другим, но не мог даже пальцем пошевелить, чтобы помочь им. Его дикое возбуждение передалось Уолли, который, внезапно впав в экстатическое состояние, сражался, словно вдохновленный свыше.

Афганцы люди рослые, но этот мальчик, казалось, возвышался над ними, орудуя саблей, как истинный мастер – или один из паладинов Карла Великого. И, сражаясь, он пел. Это был, как обычно, гимн – тот самый, который пел сам Аш, несясь галопом на Дагобазе по Бхитхорской равнине утром в день похорон раны. Но сейчас у Аша екнуло сердце, ибо Уолли пел куплет, которого не исполнял никогда прежде, и, прислушиваясь к словам, он понял, что мальчик не питает никаких ложных надежд: он знает, что это его последний бой, и выбрал куплет сознательно – он прощается. Хотя Уолли никогда не стремился к покою и мирной жизни, сейчас он пел о них – громко и радостно, так что слова явственно слышались сквозь шум битвы.

– «Уже закат пылает золотой, – пел Уолли, размахивая смертоносной саблей. – Солдаты веры, скоро вам покой и вечный мир дарует рай святой! Ал-ли-лу…»

– Берегись, Уолли! – выкрикнул Аш и, отразив очередной удар клинка, прыгнул назад, чтобы атаковать вооруженного длинным ножом афганца, незаметно подобравшегося к ним сзади.

Но даже если Уолли услышал, предупреждение прозвучало слишком поздно. Нож по самую рукоятку вошел ему между лопаток за мгновение до того, как тулвар Аша перерубил нападавшему шею. Уолли пошатнулся и, выстрелив последним патроном, швырнул бесполезный револьвер в бородатое лицо. Мужчина отпрянул назад, споткнулся и упал, а Уолли переложил саблю в левую руку, но она слабела и не слушалась. Острие сабли опустилось и уперлось в землю, а когда он стал падать вперед, лезвие сломалось.

В следующий миг приклад джезайла со страшной силой обрушился на голову Аша, и за долю секунды до того, как тьма поглотила сознание, в голове у него полыхнула яркая вспышка. А потом замелькали тулвары, поднялись густые клубы пыли – и толпа сомкнулась вокруг.

В нескольких шагах позади них лежал на земле Уильям, у него был раскроен ятаганом череп и перерублена ниже локтя правая рука. Рози тоже погиб, его тело валялось всего в ярде от входа в казармы, где он рухнул, пораженный мушкетной пулей в висок, когда выбегал вслед за Уолли.