Творения - Максим Исповедник

Авксентий, которому адресовано Письмо XXII (605ВС), является другом Максима, удалившимся от него; святой упрекает его в том, что он ему не пишет. Ничто не указывает на то, что речь идет о монахе или о духовном лице; возможно, Авксентий был простым мирянином. Определить дату этого письма совершенно невозможно[1470].

Иоанн, которому адресованы Письма VI, VIII, XXVIII, XXIX, XXX и XXXI[1471], был епископом Кизика[1472]. Максим жил в этом городе, точнее в монастыре Святого Георгия[1473], в 624–626 гг. Там Максим многократно беседовал с епископом Иоанном[1474]. Многие из этих бесед представляли собой что‑то вроде истолкований разных отрывков из Григория Назианзина и Псевдо — Дионисия, которые оригенисты цитировали в поддержку своих теорий. Эти беседы составили материал для части Амбигв, которые посвящены Иоанну (Трудности к Иоанну) и были составлены Максимом по его просьбе в начале пребывания Исповедника в Северной Африке (около 628–630 гг.).

Письмо VI (424 С — 433А) также было написано по просьбе епископа Иоанна: речь идет о небольшом трактате, цель которого — показать, что душа является сотворенной и бестелесной, и возразить защитником противоположного мнения, которые здесь не идентифицированы. П. Шервуд склонен датировать Письмо VI временем до прибытия Максима в Свято — Георгиев монастырь Святого Георгия в Кизике или временем до 624–625 гг., на том основании, что в письмах к Иоанну, которые написаны после пребывания Максима в Кизике, видно, что он озабочен тем, чтобы вернуться туда, в то время как в данном письме нет следов подобной озабоченности[1475]. Но можно заметить, что таких следов нет и в Прологе к Амбигвам к Иоанну, где Максим дает ответы на сходные просьбы (на сей раз для возражений оригенистам). Кроме того, следует отметить, что в Письме VI Максим не оставляет места для рассуждений личного плана и, исполнив требования вежливости, переходит прямо к теме, придавая этому сочинению характер скорее трактата, чем письма. Из гипотезы П. Шервуда, следует предположение, что Максим был знаком с епископом Иоанном до своего приезда в Кизик, в пользу чего у нас нет указаний. Письмо VI представляет собой произведение с изложением такой разработанной метафизики сущности, энергии и движения, какой нельзя найти в духовных писаниях периода, предшествующего жизни Максима в Кизике, но каковая, напротив, подробно и пространно излагается в Амбигвах к Иоанну, поэтому нам представляется, что следует, скорее, отнести это письмо к началу пребывания Максима в Африке (628–630 гг.).

Другие письма Максима к епископу Иоанну показывают, что последний был для него духовным отцом и другом, а для всей братии монастыря Святого Георгия — любимым пастырем и учителем в догматике и в духовной жизни.

Известно, что монахи этого монастыря, вследствие похода аваров и персов на Константинополь весной 626 г., убежали и рассеялись, и что Максим после пребывания на Крите и, возможно, проезда через Кипр, поселился близ Карфагена, в Эвкра- тасе, который вновь объединил и прочих беженцев, и где игуменом был Софроний, будущий патриарх Иерусалимский.

Письма XXVIII и XXXI, написанные между 626 и 632 гг. и также адресованные Иоанну[1476], свидетельствуют о тоске Максима по жизни в Кизике, о его грусти из‑за разлуки с епископом Иоанном, о его скорби по поводу рассеяния своих братий, о его желании вновь собраться с ними в монастырь Святого Георгия, как только позволят обстоятельства. В Письме XXVIII Максим просит Иоанна заботиться о единстве его рассеявшихся чад и вновь призвать их к себе, если только страх перед вражеским нашествием более не тревожит их (621 А). В Письме XXIX (которое, похоже, хронологически следует за Письмом XXVIII) он упоминает о тех, которые желают возвратиться к Иоанну и молятся о том, чтобы вновь пастись под его посохом, поскольку вражеская угроза уже не принуждает их к бегству; Максим просит епископа принять их под покровительство и вверить их «освященному авве Георгию» — вероятно, прежнему игумену монастыря Святого Георгия (621D — 624А)[1477]. В Письме XXXI упоминается возвращение к епископу Иоанну матери Евдокии и ее монашеской общины; Максим считает, что Иоанн теперь получит обратно лучшую часть своей паствы, помимо только что упомянутого игумена Георгия, но печалится о том, что не может сам присоединиться к этому собранию (625BD).

Вероятно, Иоанну Кизическому[1478] адресовано и Письмо VIII (44 °C — 445В), которое датируется 632 г.[1479] В нем Максим снова с тоской вспоминает о своей жизни рядом с Иоанном и братией монастыря Святого Георгия и о беседах, которые он вел с епископом (441А). Он просит Иоанна призвать его и вновь принять под свое покровительство, если варваров можно будет больше не бояться[1480], и по этому случаю намекает на то, что ему пришлось пересечь большое морское пространство, чтобы убежать от их наступления (445А). В этом письме Максим совершенно явно обращается к Иоанну как к своему духовному отцу. То, что он сохранил с епископом Иоанном глубокую духовную связь не противоречит тому, что Софроний стал для него другим отцом и руководителем после его приезда в Северную Африку (Софроний действительно был таковым, поскольку являлся игуменом монастыря, где жил Максим), и, следовательно, не обязывает видеть в Софронии адресата этого послания, как полагали некоторые. Среди доводов, которые подтверждают мысль, что это письмо адресовано именно Иоанну, — наличие в нем выражений, одинаковых с выражениями, встречающимися в Письме XXIX, о котором точно известно, что оно адресовано епископу Кизическому[1481]. По мнению П. Шервуда, такая близость выражений проистекает из того, что Максим написал Письмо VIII спустя немного времени после Письма XXIX и помнил о последнем при написании первого. Если Максим написал два похожих письма за короткий промежуток времени одному и тому же корреспонденту, то это потому, что он торопился во втором письме сообщить Иоанну о важном событии, только что происшедшем в Карфагене и глубоко возмутившем его — насильственном крещении, по приказу императора, иудеев и самарян[1482].

Об этом рассказывается в конце Письма VIII, которое отсутствует в издании Patrologia Graeca, но было издано Р. Девреессом[1483]. Это событие, которое произошло, как указывает сам Максим, на Пятидесятницу 632 г., позволяет точно датировать Письмо VIII. В нем мы также встречаем первое определенное упоминание о пребывании Максима в Северной Африке. Он находился там, вероятно, много лет, но из этого письма видно, что он не смирился со своим изгнанием и все время надеялся, что сможет вернуться в прежний монастырь.

Максим, по — видимому, познакомился с епископом (не названным по имени) Кидонии (ныне Ханья) во время своего краткого пребывания на Крите[1484], после того, как бежал из монастыря Святого Георгия в Кизике и до отъезда в Северную Африку (вероятно, в 626–627 гг.). Следовательно, Письмо XXI (604В — 605В), адресованное этому епископу, датируется временем после 627 г. и, возможно, было написано в тот же период, когда Максим работал над Трудностями к Иоанну (628–630), поскольку в письме странным образом попадаются понятия «беспредельность» и «предел» (604В), которые часто встречаются в Трудностях. Его содержание в целом можно понять как тонкий комплимент; личность епископа и его священническая деятельность здесь представлены в виде образа Христа. Мы также узнаем из письма, что епископ часто письменно обращался к Максиму с вопросами (605А), касающимися духовной жизни или богословия. Это лишний раз показывает, какими уважением и репутацией пользовался Максим в разных концах Империи у авторитетных лиц, деятелей как церковных, так и политических.

Монах Марин, которому адресовано Письмо XX (597В — 604В), это, по — видимому, тот же самый человек, которому Максим будет писать после 640 г. множество писем и богословских сочинений, имеющихся среди Богословско — полемических трактатов (1, 2, 3, 7, 10,19, 20)[1485]. Марин жил на Кипре, и, вероятно, именно там Максим познакомился с ним, если допустить, что он делал остановку на этом острове[1486], очевидно, в 627 или 628 г., после бегства из своего монастыря в Кизике и пребывания в течение некоторого времени на Крите, перед тем, как обосноваться в Северной Африке. Письмо XX, касающееся чисто духовных вопросов, было написано по просьбе Марина (597D); основная его тема — страх Божий. Оно, по — видимому, было написано в начале пребывания Максима в Африке (628–630 гг.)[1487]. Максим являет в нем большое смирение, признаваясь, что он намеревался отказаться говорить и писать о Боге, но что его игумен (вероятно, Софроний) сломил его обет молчания (597CD). Это письмо свидетельствует о глубоких духовных связях, которые установились и сохранялись у Максима с Марином.