Пристанище пилигримов - Эдуард Ханифович Саяпов

— Не звони. Не приходи. Не открывай дверь, если она придёт. Откажись от любых допингов, в том числе от алкоголя и секса. Ты никогда не поладишь с женщинами. Тебе никогда не избавиться от чувства вины. Научись жить трудовыми буднями. Праздники тебе не нужны.

Поезд начал потихоньку останавливаться — заскрипели тормозные колодки. В окне проплывали мрачные пакгаузы, товарные вагоны, тусклые фонари. Появилась привокзальная площадь — на перроне в разные стороны метнулись какие-то люди с котомками и чемоданами. Наконец наш вагон остановился напротив фасада с табличкой «Тихорецкая. СКЖД».

Арочные окна с лепниной, мезонин с механическими часами, красная кирпичная кладка — всё это подчёркивало особый архитектурный колорит вокзала. Я очень живо представил себе, как в Гражданскую войну приходили на этот перрон теплушки и бронепоезда и как их встречали с оркестром будёновцы в длинных шинелях, как уходили отсюда на фронт эшелоны под марш «Прощание славянки» в 1941 году.

Потом я вышел на платформу, закурил, прогулялся туда-сюда, втянув ноздрями тёплую южную ночь с нотками графитовой смазки и солидола. Вспомнил, что заканчиваются сигареты. Открыл пачку — три штуки.

— Сколько стоим? — спросил у Жанны.

— Двадцать пять минут. А ты куда собрался?

— За сигаретами. Вон туда… — Я ткнул пальцем в конец перрона, где светилась тусклая неоновая вывеска небольшого магазинчика.

— Только без канифоли, — сказала она строго. — Стоянку могут сократить. Слушай диктора.

— Хорошо, Жаннет. Если что, рви стоп-кран.

— Давай без этого…

— Тебе что-нибудь купить? — спросил я тоном джентльмена.

Она удивлённо выпучила на меня глаза.

— Ну, например, эклеров.

— Иди давай, болтун! — И тонкая усмешка искривила её бледные ненакрашенные губы.

Выйдя из магазина, я не пошёл к своему вагону, а завернул за угол и очутился на привокзальной площади. Постоял там, огляделся. В темноте двигались какие-то люди: были слышны голоса и шарканье ног. Какая-то деклассированная личность катила тележку, набитую барахлом. Серая «волга», прилипшая к бордюру, пялилась на меня единственным зелёным глазком, напомнив забытую песню. Тусклые огни фонарей расплывались в пыльных сумерках.

Вдоль площади тянулась улочка с деревянными одноэтажными домами, потонувшими в тени садов. Остроконечные силуэты южных тополей возвышались на фоне звёздного неба, а дальше под луной стелилась бескрайняя степь.

— Удивительной захолустье. Как здесь люди живут? — сказал я вслух и тут же спросил у самого себя:

— Хотел бы остаться на время в этой сонной лощине?

Подумал секундочку и ответил:

— А почему бы и нет? В Тагиле сейчас — унылая дождливая осень, а здесь — такая сакральная тишина… Покой… Вот где нужно собирать камни.

И вдруг меня осенила безумная мысль:

— А что если сойти с поезда и задержаться здесь на полгода?

— А чем будешь заниматься? Как на хлебушек будешь зарабатывать?

— Пойду работать в депо… Электриком… Слесарем… Да хоть грузчиком… Какая разница?

— Не валяй дурака. Завтра утром ты проснёшься и пожалеешь об этом. Кинешься бегом на вокзал и сядешь в любой проходящий поезд, лишь бы здесь не оставаться. Это же погост для живых людей!

В этот момент я услышал голос из репродуктора:

— Внимание! Поезд до Нижнего Тагила отправляется через пять минут. Стоянка сокращена. Повторяю…

— Чёрт! — выругался я и побежал на перрон.

Когда я появился на платформе, все двери поезда были уже закрыты, и только моя Жанночка с тревогой вглядывалась в темноту, стоя у распахнутой двери и переминаясь с ноги на ногу.

— Эдуард, ну ты даешь! Ты где шляешься?!

— Совершал экскурсию по городу, — ответил я.

— Чего?! Огребёшь когда-нибудь на свою тощую задницу!

— Ты так разволновалась, Жаннет! — воскликнул я, нежно приобняв её за талию. — Поможешь скоротать ночку?

— Ты о чём, малыш? — молвила она грудным басом. — Я вообще-то при исполнении… Это у тебя — отпуск.

— Ну ладно… Что ты из себя целку строишь? Не первый раз замужем? Да?

— Давай шевели булками! — рявкнула она. — Тоже мне жених выискался! — Но по выражению её глаз было понятно, что она разомлела от моих ухаживаний, и у неё даже румянец выступил на щеках.

— Жануля! — орал я, поднимаясь по ступенькам. — Из нас получится охуительная парочка… Даже круче, чем Бонни и Клайд!

Через пять минут мы уже сидели в служебном купе, цмыкали крепкий чаёк и закусывали антоновскими яблочками. За окном всё так же мелькала степь и висела полная луна. Поезд летел на всех парах: «Тах-тах, тах-тах, тах-тах», — мне было очень комфортно и уютно в обществе этой грубоватой простой женщины, словно я после долгих скитаний вернулся домой. Я — простой русский мужик.

Тётка она была, конечно, улётная, как и многие проводницы — прожжённые русские бабы, которые на своих мощных плечах несут все тяготы жизни. Такие бабы круче любых мужиков, и моя «стюардесса» была типичной представительницей этого класса. Женись на такой — будешь как у Христа за пазухой. Она будет носить тебя на руках как в прямом, так и в переносном смысле этого слова, ни то что все эти субтильные стервы, которые умеют только мозг выносить мужикам.

Как говорится, слово за слово, под мерный стук колёс начался задушевный разговор, в котором не было места для понтов и лицемерия. В основном говорил я, а моя визави внимательно слушала, подперев свою лошадиную челюсть здоровенным малиновым кулаком. Её маленькие колючие глазки пронизывали меня насквозь и вытягивали из меня самые сокровенные вещи. Таким, как она, врать невозможно.

По мере того как я узнавал эту женщину, она начинала мне нравится всё больше и больше, а лицо её постепенно становилась приятным и родным. Я вспоминал своё первое впечатление: она показалась мне очень грубой и злой, но на самом деле это был добрейшей души человек и прекрасный собеседник.

— Может, ты водочки хочешь дерябнуть? — спросила в какой-то момент Жанна.

Я крепко задумался и хотел уже махнуть рукой — «наливай!» — как вдруг во мне что-то сломалось и рука не поднялась, и душа тревожно заскулила, как собака, и в купе потемнело от