Роман с Полиной - Усов Анатолий

Полина вздохнула.

— Отец выпил за ночь два литра спирта и так обмочился, что…

— Это я его обмочил, — сказал я.

Полина опять прикусила губу, мне показалось, известие ее рассмешило.

— Какой-то дурак расстрелял окна в нашем клубе из автомата, — сказала она.

— Этот дурак я.

— Зачем ты ходишь за мной по пятам и все, что у меня есть, ломаешь?! — с ненавистью и обидой закричала Полина.

Я психанул от этой ненависти и от этого крика и убежал.

Всю дорогу меня душили слезы. Я совершенно не нужен. Даже неинтересен. Она всегда будет презирать меня.

Я почти ничего не видел, дважды создавал аварийные ситуации, но тогда мне везло.

В этом состоянии внутреннего огня я заехал домой.

Мои родители были сильно напуганы — очень строгая женщина принесла для меня повестку в суд и взяла с них расписку, что я буду на заседании.

Я успокоил их, сказал, мы живем в правовом государстве, суд теперь — наш повседневный быт. Я подарил им пятьсот долларов, взял повестку, поел пельменей, выслушал гору нотаций, сентенций и прочего барахла и пошел будто бы по делам.

Я разорвал вызов в суд в клочья и сбросил их в шахту лифта. Это было по поводу моих дел с «мерседесом». Неугомонный Гугуев, надо будет отследить его и надо будет с ним разобраться.

Идти в казино было еще рано. Я заехал в переход к моему безногому другу. Он был счастлив, просто светился от радости. Он сказал, все на мази, он заказал билеты. Куда? В Ялту. А я и забыл, о чем мы вчера говорили; он был так счастлив, я не мог сказать, пошел ты со своей Ялтой.

Я поднялся наверх, у моей «семерки» крутился ее законный владелец — кавторанг. Он устроил мне грандиозный скандал. Ему не понравилось, как в Очакове произвели ремонт, он показывал на огрехи и требовал полную замену кузова.

Пришлось отдать ему всю наличность, которая у меня была при себе. Сказал старому морскому волку, у меня все на мази, завтра как раз ставлю. Я истрепал себе все нервы, потому что вдобавок к козлу какой-то мент рвался составлять протокол, требовал, чтобы я открыл машин у, а у меня там два ствола — газовый в бардачке и «калашников», для которого я сделал тайник в спинке заднего сиденья.

Н у, я «замазал» старика. «Замазал» юного милиционера и, только «замазав», понял по его счастливой младенческой физиономии, что он был «не в правах». Он засветился от радости и вприпрыжку кинулся к дружбанам, они ждали его под башней с часами, такие же срочники из ВВ, как и он.

Я потерпел фиаско. Я поставил на кон и забыл, что у меня нет денег. К тому же я проиграл. Это был позор. Я оставил им ключи и машину и поехал на Вовином раритете продавать стволы.

Дорогой я вспомнил, кончился срок на взятое у чеченов; я заехал в генеральский дом и вынес «винторез» из распределительного электрощита, в котором его держал.

Заодно я заехал домой, взял последний, третий, ствол из тайника в пожарном ящике. Чтобы от всего избавиться и сразу уехать в Ялту. Еще один оставался в тайнике на заднем сиденье «семерки», но я решил оставить кое-что и себе.

У «Савоя» никого не было. Я подумал, где еще могут быть вольные дети гор, вспомнил, Миша рассказывал, что они кучкуются у «Аиста» на Малой Бронной.

Меня словно привораживало к тем местам, где в Москве побывал Воланд, — Воробьевы горы я разглядывал в прицел «винтореза», оттуда он улетел. Патриаршие пруды, я запутался в них на Вовином раритете, здесь он появился. Здесь ходила «Аннушка», и здесь отрезало голову умному Берлиозу.

Н у, вот и «Аист». Их было человек двенадцать, как апостолов, подумал я, и все, по-моему, с пистолетами. Я сидел в машине и смотрел на них, выбирая, к кому обратиться.

Один из них подошел и постучал в толстое бронированное стекло. Электродвигатель мягко опустил его.

— Бронированное, — с уважением сказал чечен и спросил. — Чего тебе надо? Зачем тут стоишь, зачем на нас смотришь?

Я сказал, разговор есть, и открыл для него толстую бронированную дверь. Он сел рядом.

— За сколько продашь? — спросил он, с уважением закрывая тяжелую дверь.

— Это не мое, — возразил я и показал ему «калаш» и кейс с «винторезом».

— У моего друга пропал такой, — опасно улыбнулся чечен, открывая кейс и заглядывая в него.

— Казбек друга зовут? — спросил я.

— Казбек, — улыбнулся чечен.

— Я искал его у Савойи, где брал, там никого нет.

— Он уехал домой.

— Передашь ему? — попросил я, закрывая кейс и протягивая его ему. — Ренту я проплатил.

— Молодец, — похвалил он. — «Калаш» я возьму, сколько ты хочешь?

— Ты сам знаешь, сколько хочу.

— Молодец, — снова сказал он. — Слушай, разговор есть. Есть один очень хороший штук — РПГ называется, стреляешь в форточку один раз…

— Мне не надо, — сказал я, в нетерпении ожидая, когда он заплатит за автомат.

— Я работу тебе даю, — объяснил он, — стреляешь нужный форточка один раз — пять штук гринов сразу даю.

— Завтра я уезжаю, друга везу на море. Но можно подумать.

— Друг — инвалид? — почему-то спросил чечен.

Я кивнул.

— Афган?

— Абхазия.

— В Абхазии мы воевали вместе, — с уважением сказал чечен и протянул свернутые пополам деньги. — Триста гринов, от нас сделаешь другу подарок. За «калаш» тебе принесут, сейчас мы его проверим.

Рожок был пустой. Он вылез из машины, взял у кого-то патрон, вогнал в ствол и выстрелил. Где-то далеко зазвенело стекло. Это сильно рассмешило ребят. Они что-то говорили на гортанном своем языке и радостно гоготали.

От группы ко мне подошли двое, один, с рюкзачком, сел рядом и, говоря комплименты Вовиному бронированному раритету, начал вынимать из рюкзачка деньги в банковских упаковках, вскрывать, показывая, что это не «кукла», и отдавать мне.

Денег было много, три миллиона.

— Не много? — уточнил я.

— Казбек так велел, — ответил он.

— Ты тоже Казбек? — пошутил я.

— Я Казбек, глаза в разбег, — пошутил он и очень смешно сделал глазами.

Я выкупил в казино оставленную «семерку» и сходу проиграл миллион. Меня так и подмывало сразу же отыграться. Я простоял у рулетки, наверное, еще целый час. Но я победил соблазн.

Я приехал домой в три часа ночи. Мама меня ругала-ругала, говорила, что я докачусь, а потом дала бумажку с номером телефона. Эх, ты, сказала она, такая замечательная девочка тебе звонит, дочь депутата, а ты шлындаешь шут знает где.

Телефон на листке был незнакомым, часы показывали половину четвертого, уже светало. Я назло позвонил прямо сейчас. Полина ответила тут же.

— Вы не находите, что нам надо встретиться, поговорить? — спросила она. Было слышно, что в комнате работает телевизор и мужские голоса говорят по-английски.

«Мы едем к морю. Мы едем к ласковой волне. Счастливей встречи нету, счастливей встречи нету на всей земле» — кажется, такие слова были в песне моего любимого композитора Давида Тухманова.

Мы поехали с Володей в Ялту. Он давно хотел покупаться в каком-нибудь море, я тоже почему-то устал и хотел безмятежности и покоя. Мой умный безногий друг спрятал в кожаный фартук вокруг культей 7.000 зелени, да еще кое-что поменял на купоны по хорошему курсу 1:4,25.

Я тоже стал менять по пути, когда въехали на территорию Украины. Но курс уже был другой — 1:3. Все равно, денег у нас было не меряно. Всю дорогу мы красиво гудели: покупали на остановках вареную картошку, малосольные огурцы, сало и водку. Пили сами, угощали соседей, поили проводников. Так что, когда мы высаживались в Симферополе, все жали нам руки и желали хорошего отдыха.

Перед отъездом я позвонил домой, сказал, что уезжаю на конференцию потребителей. Сыночек, а как же суд, спросила мама. Я сказал, что дал доверенность своему адвокату.

Я не знал, что Володя такой весельчак. Он смело вступал в разговор, рассказывал анекдоты, шутил и смеялся. Одевался со вкусом, я имею в виду верх. Низа у него не было, он носил снизу «бермуды» и кожаный фартук, который служил ему тайником.

Мы взяли в гостинице «Ялта» двухкомнатный люкс за 14 долларов в сутки с трехразовым питанием. Правда, здесь все считали на марки или купоны, потому что гостиница теперь была как СП с немцами.