Лайк за любовь (СИ) - Черничная Алёна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— По закону жанра сейчас я должен тебя поцеловать, но… — Егор дотронулся до разбитой губы и издал протяжный вздох.
— Зато это можно сделать мне, — чуть отстранившись, я осторожно прикоснулась губами к его щеке.
— Мне этого мало, — он опять глубоко вздохнул, издавая страдальческий стон. — Ты, кстати, молодец. Даже не скривилась при виде моего разбитого лица.
— Поверь, в детдоме приходилось видеть после драк раны и похлеще, — усмехнулась я и тут же осеклась, поняв, о чем ляпнула.
«Вот идиотка!» — очень хотелось озвучить в свой адрес и не только это, и не только мысленно.
— В детдоме? — Егор изумленно вскинул свои брови вверх.
Язык мой — враг мой. Убрав руки от его лица, отвернулась и уставилась в окно, злясь на саму себя. Совсем не хотелось рассказывать об этом ему, тем более сейчас. Хотя я прекрасно понимала, что всегда скрывать про детский дом не получится. Все равно пришлось рассказать ему, но совсем не хотелось говорить на эту тему сейчас.
— Кир. — Тихо позвал бархатный голос.
Я сидела, не поворачиваясь и считая в голове мерцающие вдалеке огоньки ночного города. Все же лучше, чем общаться на подобную тему.
— Чего ты замолчала?
— По-моему, уже наговорилась, — пробормотала я.
— Кир, иди ко мне. — Руки Егора обхватили мою талию и уверенно потянули к себе на сидение.
Обняв мускулистыми руками, Егор крепко прижал меня к своей груди. Напряжение, которое завладело мною несколькими минутами ранее, тут же испарилось, и я расслабленно откинулась назад, прильнув к тёплому, мужскому телу. Его аромат, ставший по-своему родным, позволял растворяться в кольце сильных рук.
— Если это болезненная тема для тебя, то больше никогда… — начал Егор, но я прервала его на полуслове.
— Просто это не то, о чем можно говорить на первом свидании.
— А у нас и не свидание. Забыла?
— На самом деле там ничего сверхъестественного нет, — рассмеялась я, осторожно проводя кончиком пальца по его руке, которая тут же покрылась гусиной кожей. Лёгкие набрали воздуха, давая мне возможность говорить дальше, а Егор, словно поддерживая, очень осторожно сжал ладонь, снова переплетая наши пальцы. — Все банально: моя мать родила меня и оставила в роддоме. Ей только исполнилось восемнадцать. Одна в чужом городе, без денег, студентка первого курса, живущая в общежитии — видимо, этими причинами она руководствовалась. До двенадцати лет я жила в детском доме. Потом судьба решила, что хватит с меня и появилась моя родная бабушка, забрав к себе, пройдя адский путь бумажной волокиты. Вот собственно и все, — выдохнула я, стараясь не выдать свое внезапно появившиеся волнение.
— А твоя мать? Где она сейчас? — напряженно спросил Егор.
— Живет в другом городе. У нее муж и все хорошо, — иронично усмехнулась я.
— Подожди, он не знает о тебе? — в голосе блондина было слышно искреннее изумление. Егор был явно поражён озвученной мной информацией.
— Нет. И даже не догадывается.
— Как так? — повысив тон голоса, он дернулся на сидении. — А твоя бабушка, она разве не общается с дочерью?
— Последний раз они виделись, когда бабуля забрала меня из детского дома, — произнесла я, перебирая пальцами складки из ткани на платье. — Мила, моя мать, приехала тогда единожды и больше не появлялась в нашем доме. Только поздравления по телефону.
— Ничего не понимаю, — хмуро изрек он.
Мне пришлось снова набрать полную грудь воздуха:
— Не вникала во все подробности, но знаю, что бабушка воспитывала мою мать одна. Она всегда хотела жить у моря, поэтому отправила свою дочь учиться сюда. А моя мать, вырвавшись на свободу, расслабилась, да так, что сразу после первого курса родила меня, скрыв при этом свою беременность от бабули, — я перевела дыхание и продолжила. — Потом Мила встретила нынешнего мужа, который гораздо старше нее, выскочила замуж, так и не окончив институт. И после этого отношения бабушки и моей матери совсем испортились…
— А как Нина Иванова узнала о тебе?
Я хмыкнула:
— Видимо, Милу совесть заклевала. Ей понадобилось двенадцать лет, чтобы сознаться в том, что оставила ребёнка. А после этого признания они вообще не общаются. Только одно помню, что когда Мила всё-таки приехала к нам, нормального разговора не вышло. Бабушка кричала, что ее дочь самое настоящие чудовище, а моя мать, перед тем как захлопнуть дверь, произнесла: «Да, я чудовище, но я и была воспитана таким же чудовищем».
В моей голове всплыло воспоминание того дня — заплаканная бабушка, искривленное от злости лицо матери и я, тихо затаившийся на лестнице ребенок, который испугано наблюдал, как кидают друг в друга омерзительные слова два самых близких на свете человека.
— А твой отец?
— Понятия не имею кто он, — пожала я плечами, прильнув щекой к груди парня.
— Охренеть, — натянуто произнес Егор. — Поражает, что ты так спокойно рассказываешь об этом. Меня всего трясёт изнутри, — он сильнее прижал к себе, зарываясь лицом в мои волосы.
В ответ я вжалась в его руки с диким трепетом — еще никто и никогда не обнимал меня так.
— Егор, — мне приходилось унимать свое нарастающее сердцебиение, даже несмотря на то, что рядом с ним было невероятно уютно, — я не могу иначе. В детском доме почти каждый ребенок с похожей историей испытывает страх, боль, чувство вины. Слишком много обиды внутри. Я хочу жить нормально, не зацикливаясь на том, что сделала Мила. Мне проще ее простить. Это не моя вина в том, что случилось. Она должна нести ношу за свое решение, но никак не я. Не хочу больше ощущать себя не нужной, — мой голос ненамеренно сошел в дрожащий хрип.
Егор вдруг резко приподнялся в кресле, развернув к себе лицом.
— Ты теперь нужна мне, — он прижался своим лбом к моему. — Боже, как я хочу сейчас поцеловать тебя.
Мое тело вмиг задрожало, то ли оттого, что только что я рассказала о том, чего не слышал ни один человек на белом свете, то ли потому, что хриплый шепот Егора обжигал мне губы.
— Представить не могу, как у тебя там в душе, — его ладонь легла на середину моей груди, — но знаю одно — она бездонная. Я не понимаю, как можно простить то, что не прощается никогда.
Егор прижимал к себе так властно, словно я могла вот-вот исчезнуть в его руках. Мое сердце начинало бешено колотиться, разгоняя пульс до запредельной скорости. Уткнувшись носом ему в шею, я уже без какого-либо стеснения, вдыхала ее аромат, круживший сознание каруселью. Его руки гладили мою спину, плечи. Каждое касание отдавалось теплом где-то глубоко внизу живота, но когда мужская ладонь аккуратно прошлась по обнаженной коже под тканью моего платья, оставляя горячий след от прикосновений, меня затрясло так, что ему пришлось остановиться и отодвинуться.
— Это какая-то дикая пытка, — простонал он, бессильно закрывая, словно одурманенные, глаза. — Даже поцеловать тебя не могу. Моя крыша скоро съедет на хрен.
Егор убрал от меня руки и протёр ладонями лицо, шумно выдохнув, а я сглотнула нервно возбужденный ком в горле. Наше тяжёлое дыхание прервало монотонное жужжание в моей сумочке.
— Это бабушка, — прошептала я и, пересев обратно на пассажирское сидение, достала гудящий мобильник.
— Кирочка, — обеспокоенный бабушкин голос в трубке вернул меня в реальность, — скоро домой? Ты просто без ключей ушла, а я спать собираюсь.
— Уже едем, ба, — я взглянула на Егора, который все так же сидел, закрыв глаза и откинувшись на подголовник.
Не сказав ни слова, она отключилась, а я со вздохом убрала телефон обратно в сумку.
— Н-да, наши с тобой встречи не обходятся без каких-либо приключений, — осторожно улыбнулся Егор, чтобы не задеть губу. — Хотел тебя покорить своими супер не типичными идеями, а вышло…
— За этот вечер эмоционально я испытала столько всего, что и за всю жизнь не испытывала.
— Это все потому, что ты… Кира с кабачками, — сдерживая смех, произнес он.
— Егор! — я с силой ткнула кулаком в его плечо.
Как же я давно хотела это сделать — стукнуть этого белобрысого. Но он даже не шелохнулся, а лишь схватил мою руку и, переплетая наши пальцы, завел мотор машины. Домой мы ехали молча, размышляя каждый о своем. Даже не могу предположить о чем думал Егор, но знала точно, о чем думала я.