Пэтти в колледже - Джин Уэбстер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пэтти, Пэтти! Уж кому-кому, а тебе не пристало быть такой легковерной!
– Вслед за этим родители профессора Джеймса Харкнера Уоллиса напишут Прекси о том, что их сын не сможет больше выступать здесь с лекциями, если он должен подвергаться такого рода вещам.
– Отвратительно! – с жаром сказала Бонни Коннот.
– Когда вы перестанете смеяться, я хотела бы услышать от вас, что мне делать дальше.
– Скажи профессору Фелпсу, что это была описка.
– Описка длиною в добрую половину рубрики, – сказала Близняшка.
– Мне кажется, девочки, что с вашей стороны непристойно смеяться, когда, возможно, в эту минуту меня исключают из колледжа.
– Собрание факультета состоится не ранее четырех часов, – заметила Бонни.
Пэтти села за стол и зарылась лицом в ладони.
– Пэтти, – позвала Присцилла, – ты что, плачешь, а?
– Нет, – свирепо сказала Пэтти. – Я думаю.
– Тебе никогда не придумать того, что объяснило бы эту ситуацию.
Пэтти подняла голову с видом человека, озаренного вдохновением. – Я скажу ему правду.
– Не поступай столь опрометчиво, – умоляюще попросила Близняшка.
– Это, безусловно, единственное, что ты можешь сделать, – проговорила Присцилла. – Садись и напиши ему письмо, а я обещаю не смеяться, пока ты не закончишь писать.
Пэтти встала. – Я, пожалуй, пойду повидаюсь с ним.
– О нет. Напиши ему письмо. Это намного проще.
– Нет, – сказала Пэтти с достоинством. – По-моему, я должна ему персональное объяснение. Моя прическа в порядке? Девочки, если вы расскажете об этом до моего возвращения хоть одной душе, – прибавила она, закрывая дверь, – я не скажу вам ни слова из того, что он сказал.
Вернулась Пэтти полчаса спустя, как раз, когда они, наконец, усаживались пить чай. Она оглядела полутемную комнату. Обнаружив только четыре находившихся в ожидании лица, она неторопливо устроилась на подушке на полу и протянула руку за чашкой горячего чая.
– Что он сказал? Почему ты так задержалась?
– О, я зашла в секретариат, чтобы поменять факультативные программы, и задержалась.
– Ты же не хочешь сказать, что он заставил тебя выбрать для факультатива астрономию? – спросила Присцилла с негодованием.
– Нет, конечно, – ответила Пэтти. – Я бы не сделала этого, если бы он так поступил.
– О, Пэтти, я знаю, как тебе нравится играть на нервах, но, по-моему, это низко. Ты ведь знаешь, в каком мы напряженном ожидании. Расскажи нам, что произошло.
– Ну, – произнесла Пэтти, безмятежно раскладывая вокруг себя свои юбки, – я рассказала ему все как было. Я ничего не утаила – даже невесту со свинкой.
– Он рассердился или смеялся?
– Он смеялся до тех пор, – сказала Пэтти, – пока я не решила, что сейчас он упадет со стула, и стала с беспокойством оглядываться в поисках воды и колокольчика. Для преподавателя у него просто поразительное чувство юмора.
– Он был с тобой любезен?
– Да, – сказала Пэтти, – он был душкой. Когда он покончил с обсуждением Универсальной Истины, я спросила у него, могу ли я выбрать астрономию, и он ответил, что во втором семестре она покажется мне довольно сложной; но я сказала ему, что жажду работать, и он сказал, что я продемонстрировала замечательную способность объяснять феномены и что если я подойду к этому основательно, то он будет рад зачислить меня в группу.
– Мне кажется, мужчина, который так умеет прощать, должен быть выбран, – сказала Присцилла.
– Определенно, ты храбрее, чем я о тебе думала, – заявила Бонни. – Я ни за что на свете не пошла бы объясняться с этим человеком.
Пэтти сдержанно улыбнулась. – Если вам приходится объясняться с женщиной, – сказала она тоном человека, излагающего естественное право, – то лучше написать письмо; если же это мужчина, всегда объясняйтесь с ним лично.
XII. Крайности этикета
– Если бы именно я придумала этикет, – сказала Пэтти, – я бы устроила так, чтобы вечеринки посещались целый год после указанной даты, а в конце полагалась бы трехдневная передышка.
– В таком случае, – заметила Присцилла, – мне кажется, что ты бы полностью вычеркнула миссис Миллард из списка приглашенных.
– Абсолютно верно, – сказала Пэтти.
Миссис Миллард – более известная в интимном кругу как миссис Прекси – ежегодно приглашала старшекурсниц на званый ужин на десять персон. Недавно наступил черед Пэтти, но по прихоти своенравной неудачи она как раз лежала в лазарете. Пропустив веселье, она, тем не менее, посчитала, что теперь нанести визит необходимо.
– Разумеется, мне ясно, отчего предполагается, что вы придете, коль скоро вы бываете на приемах и вкушаете от яств, – продолжила она свою мысль, – но я просто не в состоянии понять, почему мирный гражданин, который всего лишь жаждет поступать по своему усмотрению, получив приглашение, которого он совершенно не запрашивал, вдруг считает своим долгом надеть свой лучший костюм, лучшую шляпу и перчатки, дабы отправиться в гости к людям, с которыми едва знаком.
– Ты немного запуталась в вопросах пола, – сказала Присцилла.
– Это недостаток языка, – сказала Пэтти. – Мне кажется, ты поймешь, что логически все верно. Увидишь, что произойдет, – продолжала она, – если довести эту идею до логического завершения. Предположим, например, что всем женщинам, которых я когда-либо встречала в этом городе, внезапно ударит в голову пригласить меня на ужин. И вот мне – абсолютно лишенной подозрительности и не виновной во всякого рода грехах, благодаря чистой условности, к изобретению которой я не имею отношения, – в последующие две недели пришлось бы не только сесть и написать сотню отказов, но и нанести сотню визитов. Одна мысль об этом приводит меня в содрогание!
– Не думаю, Пэтти, что тебе стоит об этом беспокоиться. Мы, конечно, знаем, как ты знаменита, но не до такой же степени.
– Нет, – согласилась Пэтти, – я не имела в виду, что считаю, будто я действительно получу много приглашений. Просто дело в том, что каждая из нас подвергается постоянной опасности.
В то время как разгоралась беседа, Джорджи Меррилс, развалившись на диване возле окна, читала «Венецианского купца» в той опасно бесстрастной манере, которую не слишком бы одобрил преподаватель по теории драматического искусства. Когда, в конце концов, в комнате стало слишком темно, чтобы читать, она отбросила книжку, подавляя зевоту. – Если бы Бассанио выбрал не тот ларец, – заметила она, – Порция стала бы посмешищем. – С этими словами она обратила свое внимание на территорию кампуса за окном. По тропинке со стороны озера шли стайки девушек, и звук их голосов, сопровождаясь смехом и звоном коньков, парил в сгущающихся сумерках. В других дортуарах сквозь снежное пространство и голые деревья начинали вспыхивать огоньки, а ближе, на расстоянии вытянутой руки, неправильными и гораздо более различимыми очертаниями возвышалось здание ректората.
– Пэтти, – произнесла Джорджи, прижавшись носом к оконному стеклу, – если ты и впрямь хочешь получить это труднодоступное приглашение, это твой шанс: миссис Миллард только что вышла.
Пэтти ринулась в спальню и принялась резко дергать выдвижные ящики письменного стола. – Присцилла, – отчаянно позвала она, – ты не помнишь, где я храню мои визитки?
– Уже без десяти минут шесть, Пэтти, ты не можешь пойти.
– Нет, могу. Не важно, который час, пока ее нет. Я пойду прямо так.
– Только не в накидке для гольфа!
На мгновение Пэтти замешкалась. – Согласна, – признала она, – думаю, что дворецкий может ей рассказать. Я надену шляпу. – У нее был вид человека, который идет на огромную уступку. Снова захлопали ящики стола, и она появилась в отороченной кружевом шляпке из черного бархата, в коричневом пиджаке от костюма поверх красной блузки, в голубой юбочке для гольфа и в ужасно грязных ботинках.
– Пэтти, ты позоришь нашу комнату! – воскликнула Присцилла. – Хочешь сказать, что ты намерена пойти к миссис Миллард в короткой юбке и в этих чудовищных ботинках для катания на коньках?
– Дворецкий не станет смотреть на мои ноги, а выше талии я прекрасна, – и за Пэтти захлопнулась дверь.
Джорджи и Присцилла прижались к окну, чтобы наблюдать, как будет проходить визит.
– Смотри, – задохнулась Присцилла. – Миссис Миллард входит через черный ход.
– А вот и Пэтти. Боже, как смешно она выглядит!
– Позови ее, – вскричала Присцилла, яростно пытаясь открыть окно.
– Оставь ее в покое, – рассмеялась Джорджи, – так забавно над ней позлорадствовать.
От резкого рывка окно поддалось. – Пэтти! Пэтти! – пронзительно закричала Присцилла.
Пэтти обернулась и беззаботно помахала рукой. – Не могу остановиться, скоро вернусь, – и она помчалась за угол.
Подруги понаблюдали несколько минут за домом, безотчетно ожидая, что произойдет какой-нибудь взрыв. Но ничего не случилось. Казалось, Пэтти поглотила бездна, и дом не подавал признаков жизни. Поэтому, пожав плечами, они переоделись к ужину с философским спокойствием, которому учит жизнь, полная тревог и неожиданностей.