Дорога в никуда - Джон Гриббин

— Как Германия, да?

Раске улыбнулся.

— Я не так наивен и нереалистичен, — возразил он. — Как-то в 1943 году я увидел надпись на стене. Но здесь, как вы видите, положение совсем другое. Не только потому, что здесь нет Америки. Перкуния здесь, как вы видите, гораздо сильнее, чем Германия на Земле. Она больше по площади, и ее технология и военный потенциал ставят ее над всеми другими нациями. А с нами обоими она еще больше уйдет вперед. Но надо сделать еще много, у нас море работы. Нужно время, чтобы создать новейшие установки для выработки особой стали и переработки бокситов в алюминий. Нужно найти месторождения бокситов и решить проблему их транспортировки. Нужно разработать производство синтетической резины. Для всех новых фабрик необходимо оборудование и механизмы, а их нельзя изготовить без чертежей и огромного управленческого и конструкторского аппарата. Нужно обучить и подготовить тысячи и тысячи человек.

Это невероятно трудное задание — вызов нам обоим. Но все трудности будут преодолены и, как вы думаете, сможем мы быть теми людьми, которые смогут осуществить этот технологический прорыв? Я спросил вас об этом, но вы мне не ответили. Мы будем очень, очень важными людьми, Роджер Ту Хокс. Вы будете великим человеком, могущественным и богатым, более могущественным и богатым, чем вы можете себе это представить, — Раске встал, подошел и положил свою руку на плечо Ту Хокса. — Я не знаю, чего вы хотите и нравится это вам, или нет. Со временем я это узнаю. А пока мы будем работать вместе и как можно лучше. И не забывайте, что мы сами создаем себе будущее.

Он подошел к двери, потом еще раз задержался, прежде чем открыть ее.

— Спите, Роджер. Завтра утром вы примете ванну, а я обеспечу вас новой одеждой. Потом за работу! А когда вы устанете, подумайте о том, какую выгоду принесут вам эти хлопоты. До свидания!

— До завтра, — сказал Ту Хокс, когда дверь за Раске закрылась, затем встал и пошел в спальню. Кровать была огромной, на четырех ножках и с шелковым балдахином. Он отбросил его, бросился на мягкие подушки и натянул на себя пуховое одеяло. Он должен был признать, что предложение Раске было притягательным.

Ну, а почему бы и нет? На Земле-2 эта страна была такой же, как и все прочие. Он ни одной из них ничем не был обязан… Даже люди, которые были рядом с ним и которых он немного узнал, пытали его, а потом упрятали его в сумасшедший дом.

Квазинд просунул в комнату свое широкое темное лицо. Он спросил, можно ли ему поговорить с Ту Хоксом. Ту Хокс знаком велел ему сесть на край постели, но кинуккинук остался стоять.

— Я не могу понять язык, на котором говорили вы с Раске, — сказал он. — Мне позволено будет спросить вас, о чем шла речь?

— Не говори как раб, — сказал Ту Хокс. — Ты должен играть роль моего слуги, если ты хочешь жить, но это не значит, что мы не можем говорить друг с другом как человек с человеком, когда мы остаемся одни, — он тщательно обыскал комнату в поисках подслушивающих устройств и ничего не нашел. Но всегда существовала возможность, что в стене имеется отверстие для подслушивания. Он сказал: — Иди же, Квазинд, садись на край постели, чтобы мы могли тихо и спокойно поговорить друг с другом.

Он вкратце рассказал ему о содержании его беседы с немцем. Квазинд долго молчал, задумчиво сведя свои густые брови.

— То, что сказал этот человек, — правда, — произнес он, наконец. — Вы можете стать великим человеком. Но когда война кончится и вы будете не нужны, что тогда? Вашим недоброжелателям будет легко навлечь на вас подозрение, обеспечить вас и отобрать у вас ваше звание и положение в обществе.

— В высших кругах так, конечно, и планируют, — ответил Ту Хокс. — Но ты пытаешься мне что-то сказать. До сих пор ты не сказал мне еще ничего, о чем бы я и сам не подумал.

— Эти люди пытаются превратить в Перкунию всю Европу, — сказал Квазинд, — Однажды ты обнаружишь, что остался только один перкунский язык. Знамена других наций будут сожжены, их история предана забвению. Тогда каждый ребенок в Европе будет считать себя перкунцем, а не иберцем, ранза, блодландцем, аикхивиром.

— А что мы можем с этим поделать? Может быть, так даже лучше. Не будет больше никаких национальных разногласий, никаких войн.

— Вы говорите как один из них.

— Я не один из них, — возразил Ту Хокс. — Но их цели разумны и логичны. Может быть, мне не нравятся их средства. Но какова же альтернатива? Может быть, у Блодландии цели лучше? Разве кинуккинук не уничтожают своих извечных врагов, итскапинтик и готинозонцев, как только для этого представляется возможность? Разве Блодландия не стремится достичь господства над другими странами? Разве Аикхивия не ждет удобного случая возродить свою распавшуюся давным-давно империю жестокости?

— Вы сказали мне, что выступаете за полное равноправие всех рас и народов. Вы сказали, что с людьми с черной и коричневой кожей в этой… этой вашей Америке все еще обращаются как с презренными рабами, хотя рабство в вашем мире давным-давно отменено и все добропорядочные люди на нашей Земле борются за то, чтобы дать им всем равные права со всеми остальными людьми. Вы сказали…

— Но ведь ты хочешь сказать мне все — что еще, кроме этого экскурса в область этики, — прервал его Ту Хокс. — Ты расспрашиваешь меня, потому что не уверен, можно ли мне сказать это или нет. Верно?

— Вы видите меня насквозь и читаете все, что там есть.

— Далеко не все. Но я ставлю десять против одного, что ты именно тот, кто хочет предложить мне бежать. Ты действуешь в качестве агента Блодландии.

Квазинд кивнул.

— Я вынужден полностью довериться вам. Если я этого не сделаю, возможности для бегства не будет совсем. А ведь именно этого хотите вы, а не я.

Ту Хокс долгим задумчивым взглядом посмотрел на него.

— Если я скажу тебе, что хочу остаться здесь и работать на Перкунию, ты меня убьешь, не так ли? Блодландцам я нужен живой, но если они не смогут заполучить меня, они, по крайней мере, сделают все, чтобы я не достался также и их врагам. Все это так?

— Я не хочу играть с вами в кошки-мышки, — ответил Квазинд, чувствуя себя довольно неуютно. — Вы мой друг, вы спасли мне жизнь. Но ради своей страны я убью вас вот этими руками. А потом я изо всех сил постараюсь уничтожить как можно больше перкунцев, прежде чем они убьют меня самого.

— Я вас великолепно понимаю. Итак, каков же ваш план?

— Вас оповестят об этом, когда придет время. А тем временем вам придется работать с врагами.

Квазинд вернулся в свою комнату. Ту Хокс полежал еще некоторое время не закрывая глаз, в своей роскошной постели, думая о Хорсте Раске. Немцы верили, что они приберут к своим рукам весь мир. Но если блодландцы намеревались убить Ту Хокса, если он будет сотрудничать с перкунцами, тогда у них должен быть план уничтожения Раске. Только этим можно было воспрепятствовать тому, чтобы Перкуния не получила превосходящую всю известную здесь технологию и оружие, которое Раске может предоставить в ее распоряжение.

Глава 12

Следующая неделя началась с напряженной работы. Каждое утро Ту Хокс проводил три часа за изучением языка. Потом он до полуночи или дольше работал в своем кабинете. Кабинет находился на одной из больших фабрик на окраине Комаи. На работу его доставляли в бронемашине, которая постоянно была наготове. Иногда он выходил наружу, эскортируемый двумя охранниками из команды бронеавтомобиля. Он знал, что их заданием было не только воспрепятствовать любой его попытке к бегству, но также защищать его от всякого покушения на его жизнь.

Раске дал ему задание сконструировать устройство для синхронизации скорострельности пулемета с вращением пропеллера самолета. Ту Хокс знал основной принцип такого устройства, однако ему потребовалось четыре дня, чтобы изготовить расчет и чертежи прототипа. Сразу же после этого он должен был консультировать группу, которая изготовляла ракеты «Воздух — Земля». Это заняло у него еще одну неделю. Затем он был прикомандирован к проектной группе, которая занималась разработкой машин, инструментов и обучением обслуживающего персонала для массового выпуска самолетов.

Ту Хокс вместе с инженерами и техниками изготавливал первые рабочие чертежи, когда Раске забрал его с этого поста.

— У меня имеется много интересной работы для вас. Мы двое будем обучать пилотов, ядро новых Военно-Воздушных Сил Перкунии. Вы не чувствуете себя одним из отцов — основателей боевой воздушной армии?

Раске пылал энтузиазмом, был счастлив и оптимистичен. Ту Хокс знал, что Раске застрелит его, если у него будут основания предположить, что Ту Хокс предатель, но он все же не мог не признать, что Раске симпатичен ему. Это чувство симпатии облегчало ему работу на него и для него.

Прошли три недели. Пришла осень и появились первые признаки приближающейся зимы. Ту Хокс едва находил время, чтобы поговорить с Квазиндом, но он не говорил ему, что сам он пока что не готов к бегству. Вопреки всему, он воодушевился своим новым заданием — обучением пилотов. Тем временем вручную было изготовлено два двухместных моноплана. Каждый из них имел двенадцатицилиндровый мотор с водяным охлаждением, двойное управление и радиус полета триста километров со скоростью сто шестьдесят километров в час.