Глаза ночи - Диана Бейн

Бренвен стояла, застегивая жакет одной рукой. Она прикоснулась ладонью другой руки к щеке Гарри.

— Ты заставил меня о многом задуматься. Я должна быть честной по отношению к Джейсону. Я сделала выбор, когда вышла за него замуж, и теперь я должна придерживаться условий соглашения.

Гарри проворчал:

— Вовсе не обязательно честно придерживаться условий соглашения с человеком, который даже не знает значения этого слова!

— Какого слова, — поддразнила его Бренвен, — «честно» или «соглашения»?

— Честно! — воскликнул Гарри и поднялся со столика, на котором он сидел, чтобы проводить ее. Он протянул руку, чтобы открыть дверь кабинета, и остановился, загораживая выход Бренвен.

— Ты прощаешь мне мое ужасное поведение за эти прошедшие шесть месяцев? — прошептал он. Это было совсем не то, что он хотел сказать, но это тоже подходило.

— Да. Не будь таким глупым!

Бренвен испытующе посмотрела в лицо Гарри. В этот момент он был меньше загадкой, а больше просто человеком, и очень обеспокоенным человеком. Она почувствовала, как от Гарри исходит глубокая, нежная забота, она ощущала его тепло, пронизывающее кожу. Это не было похоже на опаляющий жар страсти Джейсона, к которому она пристрастилась и которого жаждала, как наркоман жаждет очередной дозы. Бренвен протянула руки вверх и наклонила лицо Гарри, чтобы поцеловать его в щеку.

— Спасибо за заботу, — сказала она.

Гарри стоял в дверях и смотрел ей вслед до тех пор, пока ее шаги не исчезли вдалеке. Он был одновременно и рад, и опечален тем, что ошибался, — Бренвен отдала свое тело Джейсону, но душа ее осталась неприкосновенной. Бренвен, была ли ее фамилия Теннант или Фарадей, оставалась самой собой.

Он снова прошел в кабинет и выглянул из окна на самой вершине башни во двор внизу. Высокая черная тень широкими шагами пересекала мощеный двор. Гарри вспомнил, что она так и не сказала, зайдет ли к нему еще раз.

Машина была для Бренвен не только убежищем от январского ветра. Это было также место, где она могла остаться наедине со своими собственными мыслями, а после разговора с Гарри Рейвенскрофтом ей это было крайне необходимо. У нее был черный «мустанг» с сиденьями, обитыми светло-коричневой кожей — Джейсон подарил его на Рождество. Когда он вручал ключи и документы, то подчеркнул, что «мустанг» — совершенно новая модель компании «Форд Мотор» и что она, Бренвен — один из немногих в стране первых обладателей этого автомобиля. Бренвен повернула ключ в зажигании, вдохнула чудесный запах нового автомобиля и почувствовала благодарность к мужу, который сделал ей такой подарок.

Тут же в ее сознании раздался голос Гарри:

— Джейсон купил тебя.

«У меня все мысли смешались, — подумала Бренвен. — Я не могу ехать домой в таком состоянии. Джейсон увидит, что я взволнована, и захочет узнать почему, а я не могу сказать ему, что была у Гарри». Она бросила взгляд на часы, одну из немногих вещей, которые она сохранила из дозамужней жизни. Они показывали почти шесть. Поздно. Джейсон скоро будет дома, если уже не пришел. В следующий раз, подумала Бренвен, направляя свой «мустанг» подальше от колледжа, подальше от своего дома, она встретится с Гарри в тот день, когда Джейсон уедет в Вашингтон. Она была уже на полдороге к шоссе, когда поняла, что одно решение возникло само собой: она снова встретится с Гарри.

Бренвен подъехала к торговому центру на окраине Калпепера. Она купит что-нибудь из деликатесов, что-нибудь, что любит Джейсон, и скажет ему, что была в магазине и забыла посмотреть на часы. Другими словами, она обманет Джейсона. Она никогда не делала этого раньше. Ей не хотелось этого и сейчас. Стоила ли дружба с Гарри такой цены? Она быстро перебрала в мыслях возможные последствия уже принятого ею решения. В закрытом тесном кругу преподавателей Редмунда считалось неприемлемым для замужней женщины иметь друга-мужчину, если он одновременно не являлся также другом мужа. Бренвен уже чувствовала себя каким-то аномальным явлением, так как была и женой, и студенткой. Она не чувствовала себя комфортно ни в одной из этих ролей. Узкие рамки принятых в преподавательском коллективе правил душили ее, а выйти за их пределы у нее пока не получалось. Именно поэтому она в конце концов отыскала Гарри Рейвенскрофта. Он уже знал ее, и она на какое-то время почувствовала себя самой собой, сидя рядом с ним. Да, дружба с Гарри стоит этой цены. После сегодняшней встречи она не сомневалась в том, что Гарри ей необходим.

На обратном пути из торгового центра ароматы ветчины и кислой капусты заглушили запах нового автомобиля. Все это предназначалось для бутербродов, которые ее научил делать Джейсон. Как многому ее научил Джейсон! Наконец Бренвен заставила себя подумать о муже. Невзирая на то, что сказал Гарри, она чувствовала, что знает достаточно много о том человеке, за которого вышла замуж. Она знала, что он был родом из маленького городка на юге Огайо; его родители переехали в Хьюстон в Техасе, и там они оба умерли, когда Джейсон уже учился в Гарварде. У него не было ни братьев, ни сестер, как он сам сказал родителям Бренвен. Единственный сын, который родился, когда его отец и мать были уже немолодыми. Он всегда интересовался политикой, выбрал политологию своей специальностью в университете, защитил диплом и зарабатывал себе на жизнь тем, что проводил исследования и писал речи для различных политиков-кандидатов. Эта работа в конце концов привела его в Вашингтон, а оттуда — в Редмунд-колледж, где он стал преподавать политологию, продолжая свою деятельность в Вашингтоне в качестве консультанта.

Консультанта в области чего? И для кого? В устах Гарри это прозвучало так… так зловеще. Бренвен никогда не задумывалась о деятельности Джейсона в качестве консультанта, по правде говоря, ее это совсем не интересовало. Единственное, что хотя бы отдаленно беспокоило — отношение Джейсона к преподаванию. Бренвен понадобилось меньше недели побыть студенткой, чтобы выяснить: среди студентов существовал буквально культ Джейсона. Это очень мешало, когда она пыталась подружиться с кем-нибудь. Джейсон, казалось, принимал и даже поощрял это обожание. Во всяком случае, на людях. Но однажды дома вечером он презрительно высказался насчет «легковерия толпы» и назвал своих студентов отличным примером этого. Он похвалился ей, что, если бы захотел, смог бы превратить этих сыновей и дочерей из благополучных семей — вежливых, немного скучноватых и достаточно консервативных — в орущую толпу фашистов. Она была шокирована этим заявлением и тут же отнесла его на счет того, что они слишком поздно задержались на вечеринке, и он выпил больше обычного.