Сюннёве Сульбаккен - Бьёрнстьерне Бьёрнсон

Когда Гранлиены подошли к церкви, там было почти тихо. Семунду не с кем было особенно здороваться, и они с Торбьорном быстро прошли вперед мимо выстроившихся вдоль дороги прихожан. Однако женщины сразу же застряли среди своих приятельниц, и поэтому мужчинам пришлось вернуться за ними, когда пора было входить в церковь.

В эту минуту к церкви с грохотом подкатили три повозки. Они ехали быстрее, чем другие повозки, и остановились лишь после того, как врезались в самую гущу толпы. Семунд и Торбьорн, которые чуть-чуть не попали под колеса, одновременно взглянули на вновь прибывших: на первой повозке они увидели Кнута Нордхауга и еще какого-то старика, на второй сидели его сестра с мужем, а на третьей — остальные домашние. Отец и сын посмотрели друг на друга. У Семунда ни один мускул на лице не дрогнул, но Торбьорн страшно побледнел. Потом они отвернулись и стали смотреть по сторонам. Вдруг они увидели семейство Сульбаккенов, которые остановились как раз напротив них, чтобы поздороваться с Ингеборг и Ингрид Гранлиен.

На минуту их разделили телеги Нордхаугов, и им поневоле пришлось прервать только что начатую беседу. Они проводили взглядом Нордхаугов и были настолько поражены, что не сразу пришли в себя от удивленья. Они уже было хотели продолжить прерванный разговор, как вдруг увидели Семунда и Торбьорна, которые стояли и смотрели на них. Гутторм Сульбаккен отвернулся, но Карен была внимательнее и успела перехватить взгляд Торбьорна, брошенный на Сюннёве. Сюннёве тоже поймала этот взгляд и поспешно повернулась к Ингрид, словно для того, чтобы пожать ей руку, хотя незадолго перед тем она уже здоровалась с ней. И вдруг все они почувствовали, что и их работники и просто знакомые — все наблюдают за ними. Тогда Семунд наклонил голову, подошел к Гутторму и, не глядя на него, пожал ему руку.

— Здравствуй!

— Здравствуй! — ответил тот.

Ингеборг тоже поздоровалась и тоже старалась не глядеть на него. Потом с Гуттормом поздоровался Торбьорн, а Семунд в это время подошел к Сюннёве, потому что она стояла к нему ближе всех. Сюннёве взглянула на него и даже забыла ответить на приветствие: к ней подходил Торбьорн.

Торбьорн ничего не сказал, лишь молча посмотрел на нее, она тоже молчала, потом они поздоровались за руку, но руки их тотчас же разъединились.

Они стояли и не решались взглянуть друг на друга, оцепенев от волнения.

— Сегодня наверняка будет хорошая погода, — сказала Карен, глядя то на Торбьорна, то на Сюннёве.

— И я так думаю. Ветер прогонит тучи, — ответил Семунд.

— Тем лучше для хлеба, ему надо теперь как следует просохнуть, — заметила Ингеборг и зачем-то стала чистить куртку Семунда, верно думая, что она запылилась.

— Господь послал нам хороший урожай, а вот удастся ли нам его собрать — это еще неизвестно, — снова сказала Карен Сульбаккен, с тревогой поглядывая на Сюннёве и Торбьорна, которые все еще не двигались с места.

— Все зависит от того насколько у нас хватит сил, — ответил Семунд и встал перед Карен так, чтобы закрыть от нее молодую парочку. — Я часто думал о том, что хорошо бы соединить каких-нибудь два хутора в одно хозяйство и работать сообща. И дела, тогда пошли бы лучше.

— Что ж, тогда, им никакая засуха не будет страшна, — сказала Карен, делая шаг в сторону.

— Ну конечно, — подхватила Ингеборг, став рядом с мужем, чтобы Карен все равно ничего не увидела, — ведь есть же участки, где урожай созревает раньше, — чем на других местах. Вот, например, Сульбаккен идет обычно дней на четырнадцать впереди нас.

— Это дело легко поправить, — медленно сказал Гутторм, подходя поближе. Карен метнула на него быстрый взгляд. — Но тут многое надо принять в расчет, всякое ведь может случиться, — добавил он.

— И я говорю то же самое, — вставила Карен, подвигаясь то вправо, то влево, чтобы хоть что-нибудь разглядеть.

— Ах да… всякие, конечно, бывают препятствия, — заметил Семунд, — невольно улыбаясь при этом зрелище.

— Твоя правда, — подтвердил Гутторм, но его жена резко прервала его:

— Не все в нашей власти. Лишь один бог всемогущ, и все будет так, как угодно господу

— Ну, вряд ли господь станет возражать против того, чтобы мы помогали друг другу, когда будем убирать урожай.

— Думаю, что не станет, — ответил Гутторм и серьезно посмотрел на жену.

Та предпочла перевести разговор на другую тему.

— До чего много народу сегодня в церкви, — сказала она. — Как хорошо, когда люди находят дорогу в обитель господню.

По-видимому, ни у кого не было охоты отвечать ей, и Гутторм сказал:

— Мне кажется, что в наши дни у людей прибавилось страха божьего. Теперь в церкви куда больше народу, чем в дни моей молодости.

— Да… и народу вообще стало больше, — согласился Семунд.

— Так-то оно так, — заявила Карен, — но, боюсь, многие из них пришли сюда просто по привычке.

— Возможно, молодые… — подумала вслух Ингеборг.

— Да, для молодежи церковь стала местом встреч, — сказал Семунд.

— А вы слышали, что от нас уходит наш, пастор? — Карен снова перевела разговор на другую тему.

— Как жалко, — отозвалась Ингеборг. — Он и крестил и конфирмовал всех моих детей.

— А ты бы хотела, чтобы он их и венчал? — шутливо спросил Семунд, откусывая щепку от палочки, которую срезал по дороге в церковь.

— Когда же наконец начнется служба? — сказала Карен, с нетерпением поглядывая на церковную дверь. — Да, сегодня что-то жарко, — ответил Семунд в том же шутливом тоне.

— Идем, Сюннёве, уже пора.

Сюннёве вздрогнула и повернулась к матери, потому что в это время она как раз разговаривала с Торбьорном.

— Ты разве не подождешь, пока зазвонит колокол? — спросила Ингрид, украдкой посмотрев на Сюннёве.

— И мы пойдем все вместе, — прибавила Ингеборг. Сюннёве совсем растерялась и не знала, что отвечать.

Позади нее стоял Семунд.

— Подожди немного, скоро колокола зазвонят… и для тебя, — сказал он.

Сюннёве сильно покраснела, а ее мать в упор посмотрела на Семунда. Однако он улыбнулся и сказал:

— Все будет, как угодно господу, ведь ты сама только что говорила об этом.

И он пошел к церкви, остальные последовали за ним.

У дверей толпились прихожане, ибо оказалось, что церковь еще заперта. Они подошли ближе, чтобы спросить, в чем дело, но в это время двери открылись и народ повалил внутрь. Однако всем сразу войти было трудно, некоторых оттеснили назад, и те, кому удалось войти первыми, потеряли из виду отставших. У церковной стены стояли двое мужчин. Один из них был высок ростом, широкоплечий, со светлыми прямыми волосами и тупым носом. Это был Кнут Нордхауг. Увидев Гранлиенов Кнут сразу замолчал и немного смутился, но продолжал стоять на том же месте.

Когда Семунд проходил мимо, он посмотрел на Кнута в упор, но тот не отвел взгляда, хотя и смотрел уже не так уверенно. За Семундом шла Сюннёве и когда она совершенно неожиданно для себя увидела Кнута, то побледнела как смерть. На этот раз Кнут опустил глаза и отошел от стены, чтобы куда-нибудь уйти. Но едва он сделал несколько шагов, как увидел перед собой четыре хорошо знакомых ему лица: перед ним стояли Гутторм, его жена, Ингрид и Торбьорн. Кнут так растерялся, что пошел пряма на них и, сам не сознавая того, очутился лицом к лицу с Торбьорном. Он сделал движение, словно сразу хотел повернуть обратно, но вокруг уже собралось много народу, и теперь ему было не так-то просто уйти.

Эта сцена разыгралась на паперти, возле самой лестницы. Выше по лестнице, у входа в ризницу, стояла Сюннёве, а за ней Семунд. Они были хорошо видны на своем возвышении, и сами тоже могли легко наблюдать за всем происходящим внизу. Сюннёве забыла обо всем на свете; она стояла и видела одного Торбьорна; смотрели на него и Семунд, и Ингеборг, и Гутторм с женой и Ингрид. Торбьорн чувствовал их взгляды и словно окаменел. Однако Кнут подумал, что надо что-то предпринять, и после минутного колебания сделал едва заметное движение рукой, словно протягивал ее Торбьорну, но по-прежнему молчал. Торбьорн тоже слегка приподнял руку, но не настолько, чтобы их руки могли соединиться.

— Здрав… — начал Кнут и вдруг осекся, вспомнив, что это приветствие было очень неуместно в данном случае. Он даже слегка попятился, но в этот момент Торбьорн поднял голову и встретил взгляд Сюннёве, которая была бледна как полотно. Тогда Торбьорн решительно шагнул вперед, крепко пожал Кнуту руку и громко сказал, чтобы стоящие поблизости могли слышать его:

— Здравствуй, Кнут! Я думаю… все, что случилось между нами, пошло нам обоим на пользу.

С губ Кнута стали срываться звуки, очень похожие на рыдания; несколько раз он пытался заговорить, но не мог сказать ни слова. Торбьорну нечего было говорить, он просто стоял, опустив голову, и ждал, что скажет Кнут. Но тот не мог вымолвить ни слова. Торбьорн тоже молчал и крутил в руках молитвенник. Вдруг молитвенник выскользнул у него из рук и упал на землю. Кнут тотчас же нагнулся, поднял его и подал Торбьорну. Торбьорн слегка наклонил голову и поблагодарил его. Но когда он снова взглянул на Кнута и увидел, что тот по-прежнему не смотрит на него, он подумал, что самое лучшее сейчас — это уйти. И он вошел в церковь.