На берегу - Нора Робертс

— Просто прекрасно.

— А теперь посмотри, что у меня там в сумке, — сказал он, даже не обернувшись.

Дрю открыла сумку и была поражена, увидев длинную полупрозрачную юбку — пурпурные анютины глазки на голубом фоне — и маленький топик того же цвета с узкими бретельками.

— Тебе это пойдет, а я именно в этом хочу тебя писать.

— И ты всегда получаешь то, что хочешь.

Он обернулся и посмотрел на нее:

— До сих пор получал.

Тут зазвонил телефон.

— Извини. — Она сняла трубку: — Да, я вас слушаю.

— Привет, моя дорогая.

— Папа, почему это в воскресное утро ты не играешь в гольф?

— У меня не очень-то приятные для тебя вести, моя девочка. — Проктор тяжело вздохнул. — Мы с мамой разводимся.

У нее застучало в висках, и она сказала Сету, чтобы он взял кофе на кухне и подождал, пока она поговорит по телефону.

— Прекрасно, я выпью кофе и пойду во двор, подготовлю там все для сеанса.

Когда Сет спустился вниз, Дрю села на краешек кровати.

— Папа, что все-таки случилось?

— Детка, к сожалению, мы с твоей мамой не ладим уже до вольно давно. Я пытался оградить тебя от наших проблем. Я уверен, что мы бы уже развелись, если бы не ты.

— Папа, мне так жаль. Могу я чем-то вам помочь?

— Это сложно обсуждать по телефону. Почему бы тебе не приехать сегодня? Пойдем в кафе и там поговорим. Для меня это будет настоящим подарком.

— Извини, папа, но у меня дела.

— Конечно, что тебе до моих проблем — твои дела важнее. Ну ладно, не переживай! — Он каким-то образом ухитрился сказать это одновременно бодрым и страдальческим голосом. — Но я все-таки надеялся, что ты найдешь для меня время.

— Извини, папа.

До конца разговора она извинилась еще несколько раз. Не успела она положить трубку, как телефон зазвонил вновь. Да, тридцать лет, которые мать с отцом прожили вместе, не прошли даром. Она взяла трубку и сказала:

— Здравствуй, мама.

Сет расстелил красное покрывало в тени на берегу реки, поставил на траву плетеную корзину, прислонил к ней открытую бутылку вина и бокал на тонкой ножке. Рядом положил книжку в потрепанной белой обложке.

Она переоделась в одежду, которую он ей принес.

— Извини, что я так долго, — сказала она, спускаясь с крыльца.

— Да что ты!

Он пошел ей навстречу и обнял, не обращая внимания на ее попытки отстраниться.

— Ты такая грустная. — Он слегка коснулся губами ее волос. — Может, перенесем сеанс на другой день?

— Нет. Ничего страшного не произошло. Обычное семейное безумие.

— Расскажи мне, я в этом деле дока.

— Мои родители разводятся.

— О, дорогая! — Он погладил ее по щеке. — Мне так тебя жаль.

— Нет, нет. — К его изумлению, она рассмеялась. — Ты не понимаешь. Примерно раз в два года я слышу: «Дрю, у меня для тебя плохие новости» или «Дрю, даже не знаю, как тебе об этом сказать…».

— Мне кажется, они тебя используют как мячик в игре друг с другом.

— Они меня слишком сильно любят, — сказала она тихим голосом. — А может, наоборот, недостаточно. Я так и не смогла в этом разобраться. Думаю, и они тоже. И почему только я все это на тебя вываливаю?

— А почему бы и нет? Ты ведь практически моя девушка. Может, бросим все это и покатаемся на лодке?

— Нет, ты ведь уже все подготовил.

— Ну, тогда ладно, давай разувайся.

Она сняла парусиновые шлепки.

— Пикник босиком.

— Прекрасно. А теперь ложись на покрывало.

Дрю думала, что будет сидеть, расправив широкую юбку, и читать книжку. Она послушно ступила на покрывало и спросила:

— А как ложиться, лицом вверх или вниз?

— Ложись на спину. Вот так, подвинься ближе к краю. Подними правую руку и положи ее на голову, а левую согни в локте. — Он наклонился и приподнял юбку, обнажив ей левую ногу до середины бедра.

— Скажешь, ты это делаешь ради искусства, а не пристаешь ко мне?

— Да, конечно, я все делаю исключительно ради искусства. — Он провел пальцами по ее бедру, расправляя юбку так, как ему было нужно. — Но при этом я вовсе не отрицаю, что пристаю к тебе. — Он спустил бретельку ее топика с плеча, посмотрел и удовлетворенно кивнул. — Поверни ко мне голову.

Она повернула, и взгляд ее упал на подготовленные краски.

— Это ведь акварель? Ты вроде хотел писать маслом.

— Этот портрет должен быть написан именно акварелью. Ты спокойно отдыхаешь в прекрасный летний день у реки, — объяснил он, начиная делать набросок.

— Я одна?

— Пока да. Ты лежишь и о чем-то мечтаешь.

Дрю постаралась выполнить все его указания. Она выглядела как сказочная принцесса — необычный, продолговатый разрез глаз, шапка темных коротких волос. Волшебная принцесса, которая дремлет в саду своего замка. Такой она ему виделась.

Незаметно для себя она погрузилась в сон.

Дрю открыла глаза. Чувствуя себя неловко, она приподнялась на локте:

— Ох, извини. Ты закончил?

— Нет, разумеется, но успел много. Однако мой желудок подсказывает, что пора бы перекусить. — Он открыл сумку-холодильник. — Что там у нас? Хлеб, сыр, виноград и пита с салатом, которую Филлип очень расхваливал. И знаменитый макаронный салат Анны. А еще потрясающее вино, которое я обнаружил в Венеции.

— Ты все-таки пытаешься превратить сеанс позирования в свидание, — сказала она.

— А чего мне пытаться. — Он наполнил бокал и подал его Дрю. — Это и есть свидание. Я хотел спросить тебя, почему ты так быстро ушла тогда с верфи?

— Я закончила все свои дела. — Она взяла холодную виноградину и надкусила ее плотную шкурку. — А потом, мне ведь надо было возвращаться в магазин.

— Значит, хочешь купить яхту?

— Да, я очень люблю море.

— Давай пойдем вдвоем под парусом! Ты сможешь на деле убедиться, насколько хороши наши лодки.

— Я подумаю.

Она попробовала питу, начиненную салатом.

— У твоего брата Филлипа очень хороший вкус. Они такие разные, твои братья. И в то же время, когда вместе, вы превращаетесь в одну команду.

— Это называется семья.

— Да? У вас просто какие-то уникальные отношения. Знаешь, у меня сложилось впечатление, что никаких душевных ран с детства у тебя не осталось, это правда?

Он перестал раскладывать по тарелкам макаронный салат.

— Прости, я не понял, что ты хотела сказать.

— Судя по тому, что я о тебе читала, у тебя было очень тяжелое детство. Ты и сам мне об этом говорил.

— Они спасли меня, — сказал он с подкупающей искренностью. — Рей Куин, а потом Камерон, Этан и Филлип. Они изменили свою жизнь ради меня и таким образом изменили и мою. Они дали мне настоящий дом, и ничего из случившегося со мной раньше не значит для меня столько, сколько то, что случилось потом.