Последний алхимик - Уоррен Мерфи

– Мы подозреваем, что это опасные преступники.

– На каком основании?

– Они убивают людей.

– Если они убивают тех, кого надо, они вполне безопасны для общества.

– Вы рассуждаете мудро, сеньорита, – сказал Браун. – Вам следует понимать, что Агентство по контролю за атомной энергетикой следит за усилиями, которые вы предпринимаете в последнее время. Мы не виним вас в пропаже сырья.

– Это для меня новость, – ответила Консуэло.

– Вас хотят представить к повышению – вам предложат должность, которой не удостаивалась еще ни одна женщина.

– Что ж, от этого все только потеряли.

Браун поднял руки, выражая этим жестом поспешное согласие.

– Совершенно верно. Совершенно верно. Конечно, женщины и должны занимать такие посты. Вот вы и покажете всему миру, на что способен слабый пол.

Консуэло еще раз взглянула на фотографии.

– А что вы сделаете, если я скажу, что знаю этих людей?

– А, хороший вопрос. В конце концов, они слишком опасны.

– Так что бы вы сделали?

– А что бы вы хотели, чтобы мы сделали? За вашу собственную безопасность отвечаете прежде всего вы сами. Мы же только хотим предупредить вас об опасности – опасности, которая исходит от этих двоих.

– Я бы хотела, чтобы вы не делали ничего, – сказала Консуэло.

– Могу я спросить, почему?

– Если я вам отвечу, это будет означать, что я призналась, что видела их.

– Вы и так уже дали мне это понять, – ответил Браун.

Он сидел в кресле напротив с безмятежным выражением лица. Консуэло обставила свой кабинет без лишних украшений. Все стулья и столы были невыразительные и однообразные. В этот интерьер красавец Франциско вписывался с трудом.

Одета Консуэло была в темный костюм, который она сама называла убедительным – иными словами, ее наряд был строгим под стать обстановке.

– Я ничего вам не говорила, – ответила она с нажимом.

Браун заметил, что она слишком часто улыбается. Без конца застегивает и расстегивает пуговку. Закидывает ногу на ногу и опять ставит на пол. Облизывает губы и усилием воли заставляет себя их сжать. Было видно, что она пытается взять себя в руки.

Он встал и, подойдя ближе, положил ей руку на плечо.

– Не надо, – сказала она, но руки не убрала.

Он прижался к ней щекой. Она ощутила мягкость и гладкость его кожи. Она чувствовала рядом с собой его тело, вдыхала аромат его дыхания. Он шепнул, щекоча ей ухо:

– Я здесь, чтобы помочь вам.

Она сглотнула.

– Я офицер безопасности. И я не позволю, чтобы со мной обращались иначе, чем вы обращались бы с мужчиной.

Голос ее прозвучал твердо, но она не высвободилась из его рук. Чьи-то пальцы играли верхней пуговицей ее жакета.

– С мужчинами я тоже занимаюсь любовью, – ответил Франциско.

– О-о, – выдохнула она.

– И с женщинами.

– О-о, – повторила она.

– Ты очень красивая.

– Ты тоже.

– Я буду делать только то, что ты мне позволишь.

– Значит, вы не сделаете им ничего плохого?

– Уж во всяком случае их никто не станет арестовывать. Мне только надо знать, где они находятся. Ведь они у тебя, да?

– Да. Они меня охраняют.

– Отлично. А где они сейчас?

– Здесь недалеко.

Гладкая щека вдруг отпрянула, а руки перестали теребить ей жакет. Франциско Браун выпрямился.

– Где? – резко спросил он.

– Поблизости. Мы все собираемся в Калифорнию – в Ла-Джоллу.

– Почему именно туда? Ты ведь должна обеспечивать безопасность своего предприятия здесь, в Пенсильвании.

Испугавшись своей реакции на внезапную перемену в настроении Франциско, Консуэло отказывалась признаться себе в том, что она только что осознала.

– Но вы говорили, вам надо только знать их местонахождение.

– Законом не возбраняется сообщить мне нечто большее, – сказал Франциско. Он оглянулся – надо было убедиться, что в этой комнате их нет. – Не забывайте – я могу ходатайствовать о вашем повышении, если вы мне поможете. Можете спросить ваше начальство. Спросите у директора АКАЭ.

Она так и сделала. Как только за его спиной закрылась дверь и она собралась с мыслями, она сейчас же связалась с агентством. Глава агентства не только подтвердил то, что она узнала от Франциско, но и приказал ей оказывать ему всяческое содействие, о чем бы он ни просил. Еще он сказал, что очень доволен ее работой.

– Я очень рада, ведь обычно, когда пропадает так много урана, как на нашей станции, принято винить во всем службу безопасности.

– Мы вас очень ценим, мисс Боннер. И не в наших традициях раздавать направо и налево беспочвенные обвинения.

– Но я надеюсь, что почести вы умеете раздавать, ибо мне кажется, я напала на след. Надеюсь, что скоро смогу раскрыть это дело.

– Каким образом?

– Сами увидите.

На следующее утро Консуэло, Римо и Чиун прибыли в Ла-Джоллу. Консуэло никогда не видела, чтобы такие изящные домики были с таким вкусом вписаны в не менее живописный пейзаж. Римо сказал ей, что в Ла-Джолле самый хороший во всей Америке климат. В этом симпатичном маленьком городишке на тихоокеанском побережье всегда весна. Чиун заметил, что тут слишком много белых.

– Было бы лучше, если бы здесь было побольше корейцев, – пояснил он.

– Если бы здесь было больше корейцев, то это место было бы похоже на рыбацкий поселок, – сказал Римо.

– А чем тебе не нравятся рыбацкие поселки?

– Я видел деревню Синанджу. Хотя она тоже находится на берегу моря, там далеко не так приятно, как здесь.

– Пойду наведу справки, – сказала Консуэло. – Здесь у нас первое недостающее звено.

– Валяй, – отозвался Римо.

Вот было бы интересно, подумал он, пожить в этом местечке. Жить в собственном доме, со своей семьей. Иметь свою машину, ставить ее в свой гараж и каждую ночь спать в одной и той же постели.

Такие мысли совершенно не волновали Джеймса Брустера, бывшего работника атомного объекта в Мак-Киспорте, который не так давно вышел на пенсию. Теперь он получал двенадцать тысяч долларов в год.

При такой скромной пенсии, он только что купил за 750 тысяч квартиру в кондоминиуме в Ла-Джолле, в котором все жильцы были, как и он, пенсионеры.

Ипотечная компания недавно связалась с ядерным комбинатом в Мак-Киспорте по поводу довольно крупного кредита. Им был нужен человек, доходы которого по бумагам не превышали бы двенадцати тысяч долларов, тогда, дав ему ссуду, они выводили бы из-под налогообложения полмиллиона.

Джеймс Брустер был тем самым диспетчером, который осуществлял отправку груза урана по маршруту через бульвар Кеннеди в Бейонне. Это была последняя партия из пропавшего топлива. И Джеймс Брустер был для Консуэло Боннер ниточкой к разгадке. Судя по всему, утечка шла именно через него. И сейчас она должна его разыскать.

– Он мой, – сказала Консуэло, когда они вошли в парадное роскошного городского дома. С другой стороны дома доносился шум океана. – Все должно быть законно и совершенно официально. Никакого шума. Вы меня слышите?

– Что она называет шумом? – спросил Чиун, который всегда действовал исключительно бесшумно.

– Она хочет сказать, что в допросе мы помочь не сможем. В этой стране проведение допроса регламентируется законом. Ей нужно получить от него улики, которые могут быть приняты судом, – сказал Римо.

В кондоминиуме было три квартиры. Над одной из кнопок на медной табличке у входа значилась фамилия Брустер. Чиун огляделся по сторонам. Невыразительное жилище, начисто лишенное подлинно корейского уюта.

Чиун пытался осмыслить маловразумительные объяснения Римо.

– Что это такое – улики, которые будут приняты судом? – спросил он, внутренне опасаясь, что оказывается втянутым в непостижимое нечто, которое заставляет американцев вести себя как ненормальные.

– Видишь ли, нельзя, например, добывать улики противозаконными методами. Судья их не примет.

– Даже если то, что ты пытаешься доказать, – правда? – изумился Чиун.

– Неважно, служат ли твои улики установлению истины или нет, как и то, виновен подсудимый или нет. Если ты нарушаешь правила, тогда судья не примет твои улики к рассмотрению.

– Значит, правда никого не интересует? – спросил Чиун.

– Ну, в некотором смысле она всех интересует. Конечно. Но люди ведь должны и от произвола полиции быть защищены. Иначе это будет полицейское государство, диктатура, тирания, – объяснил Римо.

Он мог бы сказать Чиуну и о том, что не что иное, как такое гипертрофированное представление о правосудии и является первопричиной существования всей их организации, но Чиун этого никогда бы не понял. Он просто не хотел этого понять.

– Среди тиранов были и замечательные личности, Римо. Никогда не говори плохо о тиранах. Тираны хорошо платят. История Синанджу знает немало щедрых на похвалу тиранов.

– В этой цивилизации тиранов не жалуют, – сказал Римо.

– Именно поэтому мы и не относим себя к этой цивилизации. Чем вот ты сейчас занимаешься – гоняешься за каким-то украденным металлом, как какой-нибудь сторож на складе? Тирания чтит настоящего ассасина.