Там, где звенит Енисей... - Виктор Бороздин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас на Улиной кровати кто-то спал, свернувшись калачиком.
Девочки зашептались:
— Кто это? Уля?
— Её нашли? Когда?
Никто не мог ответить, потому что ночью все спали. Девочки одна за другой, как были, босые и неодетые, стали быстро перебегать к Нелё на койку. Нелё — подружка Ули, уж она-то, наверное, что-то знает.
А Нелё действительно знала, немного, но всё-таки…
Нелё вчера очень долго не могла уснуть. Глаза слипались, а уши слушали пургу, и сон не приходил. А потом она услышала какую-то возню в дверях и как кто-то тихонько сказал:
— Осторожнее, не ударь…
Глаза Нелё сразу перестали слипаться. И теперь она уже в какой раз рассказывает девочкам потихоньку, шёпотом:
— Улю принёс дядя Вася-истопник. Сонную. Когда с неё снимали пальто, бокарики, она так и не проснулась, ни одного словечка не сказала и глаз не открыла.
— Теперь, наверно, долго она будет спать?
— Конечно, долго.
В коридоре зазвонил звонок — громко и надоедливо.
— Ну чего он так раззвенелся, ведь разбудит! — зашептали девочки.
Уля и на самом деле заворочалась, откинула от лица уголок одеяла, приоткрыла глаза, ещё сонно посмотрела на девочек и вдруг резко села на постели.
— Почему я не дома? — удивлённо оглядывалась она. — Ведь мы дошли! Я помню, как мы уже совсем дошли…
— Ты в школе, — наперебой заговорили девочки, — разве не узнаёшь?
— А Тая твою куклу укладывала спать, а мы ей говорили: не надо, а она всё равно укладывала.
— А тебя дядя Вася принёс, не веришь? Вот спроси Нелё.
Уля не хотела ни спрашивать, ни слушать, она уже поняла, что она опять в интернате. Но она не хочет здесь быть! Она столько шла по льду! Девочки не знают, как им было трудно! Не знают, что они одолели пургу! И потом в тёплой избе их напоили чаем. Это было ещё не у мамы с папой, но где-то там, уже близко… И Уля вдруг тихо, но решительно сказала:
— Я всё равно уйду домой. Сейчас.
И, схватив с тумбочки свою одежду, стала торопливо одеваться.
— Что ты, Уля! Что ты!
Девочки окружили Улю.
А она уже натянула платье, натянула один чулок… Но вдруг остановилась, плечики её задрожали, и она горько-горько заплакала.
Раньше никто не видел у Ули слёз, а тут они лились не переставая.
Нелё подсела к ней, обняла.
— Хочу к маме, хочу к маме… — твердила Уля.
А кто не хотел к маме? Каждая девочка, которая была тут, только и думала о том, как бы повидать маму. Они таили в себе это желание, потому что знали, что это невозможно. Но сейчас, когда Уля так горько плакала, повторяя «хочу к маме», они тоже стали потихоньку шептать: «И я хочу к маме, к моей маме!..» И у многих на глазах тоже навернулись слёзы. Наверно, они и полились бы в три ручья. Но тут невесть откуда вдруг появился Саня. После сна ещё взъерошенный, но, как всегда, деловой.
— Чего это она? — кивнул он на Улю.
— Мало ли чего, — отмахнулись девочки. — Она домой хотела, а её назад привезли.
— Тю-ю-у, — скорчил рожицу Саня, — а её никто и не привозил, её ветром принесло. И меня ветром принесло, — уже совсем решительно заявил он.
Девочки захихикали.
— Не верите? Я же вместе с Улей и вместе с этой, с Тиной, и с нами Чердыш ещё был — мы все Енисей переходили.
— Енисей вон какой, до другого берега и не дойти! — запротестовали девочки.
— Тю-ю-у, — насмешливо протянул Саня, — а мы дошли.
Он уже разошёлся и не мог остановиться. Да и как тут остановишься, если все девчонки развесили уши, слушают его, даже Уля плакать перестала. И он выпятил грудь.
— Дошли, — повторил он. — Помнишь, Уль? Мы сначала шли, а потом на четвереньках ползли, а потом с сугроба как съехали и я лбом об стену — бум!.. — Саня потёр лоб, хотя никакого синяка там не было. — А потом как налетел ветер… — Санино лицо стало хитрющим-прехитрющим, — как налетел… Я схватился за Улю, а ветер схватил нас и понёс, и понёс — то по льду, то опять по воздуху…
Яростно размахивая руками, Саня уже бегал между кроватями, показывая, как ветер нёс их с Улей.
— А потом… — Саня на секунду задумался. — Ветер нас как плюхнет в снег! Вон там, у крутого берега…
Саня плюхнулся на кровать и замолчал, внимательно посматривая на девочек щёлочками сощуренных глаз.
— А потом? — стали приставать девочки.
— А потом нас нашли, я не знаю кто, — уже безразлично сказал Саня. Ему дальше было неинтересно.
— Неправда, — сказала Уля, — нас ветер не нёс.
Она смутно помнила, как их везли в машине.
— Нет, правда! — запротестовали девочки. Они во всём верили Сане. — Ты, может, скажешь, и то неправда, что, пока вы пропадали, Санин брат Вася подо льдом побывал и с рыбами разговаривал, да?
Уля смолкла и растерянно заморгала, а Саня от удивления рот раскрыл. И глаза как фонари стали.
— Кто тут не верит? — спросил вдруг, входя в комнату, Вася.
— Вот! Уля и Саня, — загалдели девочки.
Вася подсел к братишке. И рассказал, как луна-обманщица его подловила: сверкнула тоненькой льдинкой, будто вода…
— Я и скакнул через неё… — усмехнулся Вася. — Да прямо в лунку! Не успел крикнуть: «Ой, какая вода тёплая!» — как очутился на дне речном.
— Вода в реке не бывает тёплой, — вся съёжилась Нелё.
— Тёплая! — рассмеялся Вася. — Снаружи мороз, а там — ну совсем как в бане!
Девочки придвинулись поближе. Они уже подметили, что Вася каждый раз рассказывает по-другому, ну и что из того?
— …Очутился я на дне, — продолжал Вася. — Огляделся. Смотрю — подплывает ко мне чудище: три рыбьих глаза, тридцать три плавника разноцветных, а на макушке, — Вася потрогал свой хохолок, — золотая корона зубчатая. Я сразу догадался: это царь Речной, а может, даже и Морской. Уставился он на меня глазищами и спрашивает: «Ты зачем к нам пожаловал?» Встал я этак перед ним, шапку на затылок и говорю: «Однако, пришёл я посмотреть, как тебя, Морской царь, рыбий народ слушается».
— А в воде нельзя говорить, — сказала Уля. Слёзы у неё уже просохли, и она, как и другие девочки, слушала «во все уши».
— Не перебивай! — зашептали девочки.
Что-то похожее на Санину хитрецу мелькнуло в Васиных глазах. Понятно, ведь они братья.
— В воде дышать нельзя, — сказал он, — а говорить — пожалуйста, сколько хочешь!
— «По делу пришёл, — говорит Морской царь, — ну что ж, посмотри». Махнул он плавником, и поплыли мимо меня сиги, лини — жирные, ленивые, плывут и одним глазом мне подмигивают. Махнул царь другим плавником — поплыли сомы. Усищи — во! — Вася развёл руки. — Нельмы такие большущие, каких я и в жизни-то не видывал! «Так это взро-о-слые, — сказал я Морскому царю. — Взрослые-то и у нас, в школе, Петра Николаевича, нашего директора, вот как слушаются. А ты покажи мелюзгу, вот что!» Тут царь Морской как затрепыхал всеми тридцатью тремя плавниками! Как тут набежали со всех сторон лещики, окуньки, подчирки, щурёнки и всякие другие рыбёшки… По знаку царя как понеслись они вокруг меня наперегонки! И вдруг всё перемешалось, толкутся вверх-вниз, как мошка летом, тычутся мне в лицо, в грудь, в рукава, под шапку, хвостиками взбрыкивают. И смеются, тоненько так: «Хи-хи-хи…» Тут и я как рассмеялся: «Ха-ха-ха!» Руками как взмахну, и мелюзга вся — фью-и-ить! — и врассыпную. «Ну, говорю, царь Морской, и правда мелюзга тебя тоже слушается. Пойду, однако, расскажу об этом у нас в интернате». — «Иди, иди», — говорит царь. Подплыли тут ко мне два большущих сома, подхватили плавниками да как подбросят! Я головой в лунку и, как пробка, наружу выскочил.
— Это всё неправда, да? — спросил брата Саня. — Это ты сказку рассказал?
Вася почесал в затылке.
— Ну, если только мало-мало сказку… Однако, остальное всё так и было. Точно.
— Пётр Николаевич заболел! — вдруг встревоженно крикнул какой-то мальчишка в коридоре и, не задерживаясь, побежал дальше.
«Нулевишки» высыпали из спальни, стали спрашивать старших, тех, кто ходил к Петру Николаевичу:
— Когда заболел?
— Почему?
А сами понимали: наверно, из-за той беды, что сотворили вчера ребята. Пётр Николаевич пока искал их, был крепок, а вот как их нашли, как вернулся домой, тут и заболел.
Улю никто не винил, она маленькая, «нулевишка», ещё мало что понимает. Но сама-то она… «Это из-за меня заболел Пётр Николаевич!» — говорила она себе и не знала, что же ей делать. Она вспомнила, какой весёлый был Пётр Николаевич на их празднике, как радовался, глядя на то, как они готовились к нему… А сейчас ему, наверно, очень плохо!..
— Пётр Николаевич выздоровеет? — с тревогой спрашивала она Нелё.
Нелё не знала, что сказать, и только пожимала плечами.
— А Раиса Нельчевна, когда всё узнает, тоже заболеет, да? — спрашивала Уля и ждала, что Нелё скажет: «Нет, не заболеет».
И Нелё говорила:
— Наверно, нет. Ведь Раиса Нельчевна на войне не была. А Петра Николаевича на войне сильно ранило.