Принцессы оазиса (ЛП) - Бекитт Лора

Представившись и изложив свою просьбу, женщина добавила:

— Вы можете говорить при Жаклин — она не понимает по-французски.

Монахиня в замешательстве смотрела на эту явно не беспомощную, волевую женщину, чей загар выглядел вызывающим, а взгляд темных глаз ни на мгновенье не отпускал собеседника.

— Эта девочка — ваша дочь? — с сомнением уточнила сестра Доротея, переведя взор на Жаклин.

— Я скажу вам правду, — Франсуаза в волнении сжала руки, — она потеряла родителей, и мы с мужем решили ее удочерить. Мы нашли девочку в пустыне, она умирала, а вдобавок ничего не помнила о своем прошлом. Я сразу решила, что это знак свыше: Господь послал нам ребенка, которого у нас не было и не могло быть. Мы с мужем полюбили ее всем сердцем. К сожалению, мы переоценили свои возможности в том, что касается ее обучения и воспитания, потому обращаемся к вам. Я готова щедро платить за дополнительные занятия французским и за повышенное внимание к моей дочери. Мы с мужем не хотим, чтобы она оставалась безмолвной вещью; вдобавок ее душу необходимо озарить светом истинной веры.

— Почему у нее острижены волосы?

— Мы не смогли расплести косички, — призналась Франсуаза и добавила: — Она… она была такой чужой, но мы все же решили попытаться изменить ее будущее.

— Взяв эту девочку к себе, вы поступили благородно, не отрицаю. Вы желаете сделать из нее европейку? — спросила монахиня, думая о том, что это невозможно.

У Франсуазы загорелись глаза, и она коротко ответила:

— Да!

Сестра Доротея не знала, что сказать. Заведение открылось совсем недавно, и, если родители будущих воспитанниц узнают, что сюда приняли арабку, это пагубно скажется на репутации пансиона. Но с другой стороны, монахиню тревожила эта девочка, потерявшая и настоящих родителей, и память. Лицо маленькой бедуинки было неподвижным, в ее глазах не мелькало и проблеска света.

Сестра Доротея хорошо знала людей, и она не видела между этой женщиной и этим ребенком ни малейшей внутренней связи. Державшая в руках куклу Жаклин сама была куклой для мадам Рандель.

Монахиня чувствовала, что должна принять арабку в пансион хотя бы для того, чтобы забрать ее у этой женщины. Возможно, люди и не одобрили бы такого поступка, но Бог наверняка согласился бы с этим.

— А где сейчас ваш муж, мадам Рандель? — на всякий случай поинтересовалась сестра.

— На службе. Но он тоже станет навещать Жаклин.

— Документы подпишете вы?

— Да, я. И я готова внести плату вперед за несколько месяцев, а также сделать щедрое пожертвование вашему пансиону.

Сестра Доротея не собиралась произносить слова благодарности, хотя, наверное, это следовало сделать. Мадам Рандель поставила перед ней слишком много задач и проблем.

Монахиня посоветовала Франсуазе навестить приемную дочь не раньше, чем через месяц, пообещав женщине немедленно известить ее в случае чего-то непредвиденного. Она сказала, что занятия в классах начнутся на следующей неделе, а пока Жаклин будет полезно познакомиться с другими детьми и немного привыкнуть к установленным в пансионе порядкам. После чего решительно взяла девочку за руку и повела за собой.

Франсуаза не обняла и не поцеловала ребенка. Она лишь проводила девочку задумчивым и отчасти облегченным взглядом. А Жаклин даже не оглянулась.

В дортуаре были высокие окна и красивые светлые занавески. Он был полон воздуха и света. Ряды аккуратно застеленных кроватей, маленькие столики и нарядные коврики радовали глаз.

Когда сестра Доротея вошла в комнату, воспитанницы, которых пока было всего шестеро, вразнобой поздоровались с ней.

Девочки сгрудились в углу дортуара и, по всей видимости, собирались заняться какими-то своими делами, но теперь молча, внимательно, с нескрываемым любопытством разглядывали Жаклин и ее куклу, а маленькая арабка настороженно следила за ними.

Сестра Доротея была умной женщиной, а потому сказала:

— Эта девочка долгое время жила в другой стране и поэтому пока не говорит по-французски. Но в целом она такая же, как вы. Не пугайте ее, а постарайтесь с ней подружиться.

— А почему у нее короткие волосы?

— Она болела, и ее пришлось остричь, — подумав, ответила монахиня.

— У нее красивая кукла, — сказала одна из воспитанниц, чье лицо обрамляли задорные белокурые локоны.

— Да. Возможно, Жаклин позволит вам с ней поиграть. Но вы не должны забывать, что это ее вещь. Примите девочку в игру, так она быстрее научится языку.

Светловолосая девочка осторожно протянула руки к кукле.

— Можно?

Жаклин подобралась и даже сделала шаг назад. Но потом взгляд ее темных, как ночь, глаз столкнулся с взглядом девочки, чьи глаза казались кусочками дневного неба, и она почувствовала, что взамен позволения взять Натали ей предлагают нечто бесценное. Доверие, понимание, дружбу.

Маленькая арабка отдала игрушку, и девочки тут же занялись ею. У них тоже были куклы, хотя не такие красивые и дорогие; зато у одной из воспитанниц имелся миниатюрный фарфоровый сервиз, а у другой — целый ворох кукольной одежды, сшитой заботливыми материнскими руками.

Жаклин с изумлением наблюдала, как игрушки оживают в руках девочек и начинают разговаривать, шевелиться, совершать какие-то действия. И не важно, что дети говорили за них, двигали их руками и ногами. Все это было как будто по-настоящему.

Вскоре ей тоже дали чью-то куклу и поручили какую-то роль. Увлеченные игрой девочки не обращали внимания на то, что она не знает их языка, запросто обращались к ней, и спустя какое-то время Жаклин уже запомнила несколько французских слов.

Зазвенел колокольчик, и девочки быстро рассадили кукол на кровати, а белокурая воспитанница с красивым именем Ивонна потянула арабку за рукав.

— Пойдем!

Та уже знала, что это означает, и без колебаний последовала за новой подругой.

Оказалось, их позвали на второй завтрак, в такую же большую светлую комнату, где были столы и стулья, которые девочки без промедления заняли.

Воспитанницы не переставали болтать, пока не появилась строгого вида монахиня с молитвенником в руках. Тогда все совершили какие-то странные действия и произнесли явно заученные слова. Жаклин ничего не делала, она лишь следила за другими, но никто не обратил на это внимание.

Потом девочки вновь расслабились, а когда появилась еда, оживились. Подавали булочки с маслом, мармелад, мед и молоко: простую еду, которой Жаклин осталась очень довольна.

После воспитанниц вывели в сад. Здесь были цветущие кусты и засаженные травой лужайки, пестрые клумбы и лиственные деревья, из густых крон которых доносился стрекот цикад. В саду привыкшие к сдержанному поведению и сковывающей движения одежде девочки могли побегать и порезвиться.

Жаклин не двигалась, она только наблюдала за другими, пока все та же Ивонна не вовлекла ее в какую-то игру.

Так началась ее жизнь в пансионе. С великим трудом сестра Доротея нашла подходящего учителя. Он приходил каждый день и уединялся с Жаклин в отдельной комнате. Девочка быстро поняла, что пока она не выполнит необходимую часть упражнений и не выучит положенное количество слов, ее не отпустят к новым подругам.

В их кругу она запоминала еще больше фраз и старалась повторять действия детей в классе и в столовой. Если Жаклин в чем-то ошибалась и чего-то не понимала, сестра Доротея и другие воспитательницы мягко поправляли ее и объясняли, как и что надо делать.

Многие полюбили эту ни на кого не похожую девочку с необычной судьбой, хорошо относились к ней, и маленькая арабка не чувствовала себя обездоленной.

Жаклин не ощущала утраты, напротив, ее поглотило чувство новизны и полноты жизни. Она не любила оглядываться назад, потому что там зияла странная пустота, и понемногу училась радоваться настоящему. Прошлое казалось утонувшим во тьме, тогда как в настоящем царил свет. Что касается будущего, о нем Жаклин пока не задумывалась. В конце концов, то были почти ничем не омраченные солнечные мгновения детства, беззаботное, щедрое на восторги время.