Мерзейшая мощь - Клайв Льюис

— Или я все выясню, — заявил Марк, — или уеду.

Фея посмотрела на него как-то странно, по-видимому — развлекаясь. Потом обняла его за плечи.

— Вот что, сынок, — сказала она, — ты это брось! Толку не будет. Пошли, поговорим.

— О чем тут говорить, мисс Хардкастл, — удивился Марк. — Мне все ясно. Или я получаю здесь работу, или возвращаюсь в Брэктон. Собственно, мне все равно.

Фея не ответила и так сильно сдавила его плечо, что он чуть не оттолкнул ее. Объятия эти напоминали и о полицейском, и о няньке, и о любовнице. Марк шел с ней по коридору и думал, что вид у него поистине дурацкий.

Она привела его в свой кабинет, перед которым кишели девицы из Женской Общественной Полиции Института. Под началом Феи служили и мужчины и их было намного больше, но гораздо чаще, буквально повсюду, вы натыкались на девиц. В отличие от своей хозяйки, они, по словам Фиверстоуна, были «женственны до идиотизма» — все маленькие, пухленькие, в локонах, и вечно хихикали. Мисс Хардкастл обращалась с ними с мужской нагловатой ласковостью.

— Лапочка, нам коктейль! — проревела она, входя в свой кабинет. Там она усадила Марка в кресло, а сама встала спиной к камину, широко расставив ноги. Когда девица принесла коктейль и вышла, Марк начал рассказывать о своих бедах.

— Плюнь и разотри, — заключила Фея. — Главное — не лезь к старику. Начхать тебе на эту мразь, пока он за тебя. А будешь к нему лезть, будет против.

— Это прекрасный совет, мисс Хардкастл, — согласился Марк, — но я не собираюсь оставаться. Мне здесь не нравится. Я почти решил уйти. Только хотел с ним переговорить, чтобы все окончательно выяснить.

— Выяснять он не любит, — предупредила Фея. — У него другие порядки. И очень хорошо, сынок… он свое дело знает. Ох, знает! А уйти… Ты в приметы веришь? Я верю. Так вот, уйти отсюда — не к добру. А на Стилов и Коссеров тебе начхать. Ты проходишь проверочку. Вытянешь — перепрыгнешь через них. Ты знай, сиди тихо. Когда мы начнем настоящую работу, их и в помине не будет.

— Коссер говорил то же самое о Стиле, — невесело усмехнулся Марк, — а что вышло?

— Вот что, друг, — подвела итог Фея, — нравишься ты мне, твое счастье. А то бы я обиделась.

— Я не хотел вас обидеть, — извинился Марк. — Господи, да посмотрите вы с моей точки зрения!

— Нечего мне смотреть, — покачала головой Фея. — Знаешь ты мало, и твоей точке зрения грош цена. Тебе не место предлагают. А куда больше. Выбор простой: или ты с нами, или не с нами. А я-то разбираюсь, где лучше.

— Я понимаю, — кивнул Марк. — Но я вроде с вами, а делать мне нечего. Дайте мне конкретную работу в отделе социологии, и я…

— Да их скоро в помине не будет! Завели для начала, пропаганды ради. Разгонят не сегодня-завтра.

— Какие же у меня гарантии, что их сменю я?

— Никаких. Никто их не сменит. Настоящая работа не для них. Настоящей социологией займутся мои люди.

— Что же мне придется делать?

— Положись на меня, — сказала Фея, ставя стакан и вынимая сигару, — расскажу, зачем ты тут нужен, какое у тебя дело.

— Какое же?

— Алькасан, — процедила сквозь зубы мисс Хардкастл (она уже сосала свою бесконечную сигару). — Знаешь такого? — И она не без презрения взглянула на Марка.

— Это физик, которого казнили? — в полной растерянности пробормотал Марк. Фея кивнула.

— Надо его обелить, — сказала она. — Постепенно. Факты у меня в досье. Начнешь с тихой-мирной статейки. Ничего не скажешь, виноват он или нет, даже намекнешь, что он, конечно, сволочь, но многие против него предубеждены. Казнили его за дело, но очень неприятно думать, что точно так же казнили бы и невиновного. Через денек-другой пишешь иначе: какой он великий ученый, какую приносил пользу. Факты подберешь за полдня. Потом — письмо протеста в ту газету, где первая статья, ну, и так далее. К этому времени…

— Простите, к чему все это?

— Сказано тебе, Стэддок, надо его обелить. Будет он у нас мученик. Невосполнимая утрата для всего человечества.

— Но зачем же?

— Опять ты за свое! Нет работы — плохо, дают ему работу — кочевряжится. Нехорошо. У нас так не делают. Приказано — выполняй — вот наш закон. Оправдаешь доверие — сам разберешься, что к чему. Ты начни работать, а то ты никак не поймешь, кто мы такие. Мы — армия.

— Может, вы и армия, но я не журналист, — заметил Марк. — Я приехал сюда не для того, чтобы писать статьи в газеты. Кажется, я сразу объяснил Фиверстоуну…

— Ты поскорей бросай эти всякие «для того», «не для того». Я тебе добра желаю. Писать ты умеешь, за то и держим.

— По-видимому, произошло недоразумение, — заявил Марк. Он был все же не так тщеславен, чтобы намек на литературные таланты компенсировал пренебрежение к его научной значимости. — Я не собираюсь заниматься журналистикой. А если бы собирался, то должен был бы познакомиться получше с политической линией института.

— Тебе что, не говорили? Мы вне политики.

— Мне столько говорили, что я совсем запутался, — признался Марк. — И все-таки, я не пойму, как можно вести вне политики газетную кампанию. В конце концов, печатать статьи будут или левые газеты, или правые.

— И те, и другие, сынок, — разъяснила Фея. — Ты что, совсем глупый? В левых газетах борьбу против нас назовут происками правых, а в правых газетах — происками левых. Если хорошо повести дело, они сами переколотят друг друга. Короче говоря, мы вне политики, как и всякая истинная сила.

— Не думаю, что вам это удастся, — возразил Марк. — Во всяком случае, в тех газетах, которые читают культурные люди.

— Щенок ты, честное слово, — усмехнулась мисс Хардкастл. — Ты что, не понимаешь? Как раз наоборот!

— Простите?

— Да твоими культурными как хочешь, так и верти. Вот с простыми — с теми трудно. Видел ты, чтобы рабочий верил газете? Он свое знает: всюду одна пропаганда. Газету он читает ради футбола и происшествий. Да, с ним тяжело, попотеешь. А культурные — раз плюнуть!.. Они уже готовенькие. Всему верят.

— Что ж, я один из них, — улыбнулся Марк, — но вам не верю.

— Да ты посмотри! — наступала Фея. — Ты вспомни свои газеты! Выдумали ученые язык попроще — кто его только не хвалил! Обругал его премьер-министр — и пожалуйста — угроза национальной культуре! А монархия? То, се, пережиток, а когда этот самый отрекся от престола, одних монархистов и печатали. И что же? Перестали газеты читать? Нет. Образованный зачахнет без своих образованных статеек. Не может. Привык.

— Все это очень интересно, мисс Хардкастл, — вежливо согласился Марк, — но причем тут я? Я не журналист, а если бы захотел, стал бы ЧЕСТНЫМ журналистом.

— Ладно, — заключила Фея. — Давай, губи страну, а, может, и весь мир, а заодно — и свою карьеру.