Вторжение в Империю - Скотт Вестерфельд

Двенадцатилетний Лаурент Зай сидел с раскрытым ртом посреди сдавленной тишины – так молчат только пристыженные дети, – и в голове его крутилась одна и та же фраза:

«Что я наделал!»

Когда воздушный экран померк, Зай опрометью сбежал вниз по ступеням. Его пытался остановить классный руководитель, но мальчик отбросил руку. Он спрятался под трибунами и рухнул на колени на кучу мусора. Молитвенно сложив руки, он принялся просить прощения. Он не просил Императора об этом. Откуда ему было знать, что ответом на его молитву о более рослых одноклассниках станет пандемия гриппа на Крупп-Рейхе?

Чуть ли не касаясь губами земли, он вдохнул запах окурков, бутылок от медового вина и гнилых огрызков фруктов, валявшихся под трибунами. От этого зловония Луарента стошнило прямо на молитвенно сложенные ладони. Горько-кислая жижа обожгла рот и нос. До вечера у него руки остались чуть липкими и пахли блевотиной, как он ни отмывал их, как ни оттирал.

И – словно где-то глубоко внутри щелкнул какой-то выключатель: стоило встать на молитву – и возвращались воспоминания о том мгновении стыда и тошноты. Утренняя церковная служба вызывала в глотке кисловатый привкус. А когда где-нибудь на громадных воздушных экранах возникало изображение Воскрешенного Императора и толпы народа восторженно кричали, глядя на него, желудок Лаурента наполнялся желчью.

Больше Лаурент Зай никогда не молился Воскрешенному Императору.

Он никогда не пил спиртного, потому что в каждом тосте ваданцы просили у Воскрешенного Божества удачи и здоровья. И даже когда кадет Зай ожидал известия о зачислении в Имперскую Академию Флота, он по ночам молча лежал в постели, пока не засыпал, и вспоминал все просчеты и удачи за шесть недель вступительных испытаний. Но не молился.

И вот теперь, тридцать субъективных лет спустя, сидя в кресле капитана флота его величества фрегата «Рысь», капитан Лаурент Зай вдруг поднес руки к лицу.

Он до сих пор ощущал горечь того давнего стыда.

– Сделай все, как надо, – хрипло, требовательно прошептал он. – Что до меня, то я хочу вернуться к моей возлюбленной. Что до нее – то она, черт побери, твоя сестра.

Горькая молитва завершилась. Зай опустил руки и открыл глаза.

– Запуск, – скомандовал он.

Старший помощник Кэтри Хоббс обратила внимание на то, что по сведениям, поступавшим на ее обзорный экран, капсула, в которой находился посвященный Баррис, не до конца заполнена гелем. Вспомогательный искусственный интеллект протестовал, сообщая об опасности, грозившей десантирующемуся из-за недоброкачественной подготовки капсулы.

Хоббс мрачно усмехнулась, включила программу подавления сигналов системы безопасности, и приказ капитана прошел без сучка без задоринки.

– Операция запуска начата, сэр.

Почти в то же мгновение каждое из четырех электромагнитных орудий, расположенных в днище «Рыси», выпустили по одному разряду плазмы и по одному снаряду. И разряды плазмы, и снаряды были четко направлены на четыре цели внизу.

Разряды плазмы мчались вперед со скоростью, составлявшей двадцать процентов от скорости света. Температура поверхности шаров плазмы составляла двенадцать тысяч градусов, и они прожигали в атмосфере вакуумные туннели. Время горения было рассчитано очень точно. После попадания в цель плазменные шары распались на язычки пламени и оставили после себя четыре идеальных полусферических углубления в каменных стенах дворца.

За шарами плазмы последовали электромагнитные киберснаряды.

Атака была зарегистрирована системами сигнализации, установленными гигантским сетевым разумом риксов, который продолжал распространяться по системам данных и связи планеты. Шары плазмы оставили после себя длинный агрессивный след, исходивший именно из той точки, в которой, как и предсказывал Александр, разместится имперский корабль для начала спасательной операции. Гигантскому разуму потребовалось менее двух миллисекунд для того, чтобы определить, что операция началась, и отдать приказ убить заложников. Но боевики-риксы не были связаны сетью с продолжавшим расширяться разумом. Александр, в конечном счете, был создан на базе имперской техники, не совместимой с системами связи риксов. Александру пришлось передать свой приказ через передатчик, установленный посередине стола в зале Совета. Передатчик уловил сигнал гигантского разума и тут же испустил громкий писк – статический разряд с частотами, закодированными, как у какого-нибудь древнего аудиомодема. От передатчика этот сигнал распространялся со скоростью звука. Ближайший боевик находился в четырех метрах, следовательно, звук должен был добраться до него приблизительно за восемь миллисекунд – то есть через сотую долю секунды после того, как началась атака.

С этим сигналом тревоги мчались наперегонки четыре киберснаряда, выпущенные из электромагнитных пушек «Рыси». Эти снаряды, весившие менее нескольких сантиграммов, летели со скоростью, составлявшей десять процентов от световой, по вакуумным туннелям, прожженным для них шарами плазмы, – точно и прямо, как лучи лазера. Они преодолели расстояние до дворца гораздо быстрее, чем атмосферное давление заполнило вакуумные туннели. Через семь миллисекунд снаряды долетели до подготовленных для них разрядами плазмы углублений в стенах дворца. Снаряды представляли собой цилиндрики не шире луковицы человеческого волоса. Они пронзили древние дворцовые стены, израсходовав точно рассчитанную часть своей гигантской кинетической энергии. Камень вокруг отверстий, проделанных снарядами, подернулся паутиной трещин – так трескается бронированное стекло, когда в него попадает пуля. При ударе снаряды изменили конфигурацию и приняли, согласно программе, другую форму – более крупного сфероида, который при ударах уплощался. Пронзая стены и перекрытия, снаряды сбавляли скорость. Через несколько секунд древний дворец должен был охнуть и сотрястись, а его стены превратиться в пыль. Очень скоро воздух, возмущенный полетом снарядов, должен был взвихриться локализованными, но чудовищно мощными смерчами.

В точном соответствии с расчетами, выполненными на архитектурной модели бортовым компьютером «Рыси», после седьмого из этих столкновений, снаряды увеличились до максимального размера. Их оболочка, составленная из множества шестиугольников, растянулась подобно вырезанной ребенком из бумаги снежинке и по площади поверхности стала равной большой монете.

Вот эти-то пули, значительно сбавившие скорость по сравнению с первоначальной, попали в риксов в тот момент, когда сигналу от аварийного передатчика оставалось пролететь еще метр. От начала атаки миновало восемь тысячных секунды.

Пули проделали в телах боевиков отверстия – такие же ровные и круглые, как если бы их просверлили дрелью в металле. Однако ударная волна протащила через отверстия распыленную кровь, мягкие ткани и материалы биомеханических устройств. В зале Совета завертелись алые вихри. Четверо боевиков рухнули навзничь, их кости треснули, а многочисленные имплантаты расплавились. Заложники на время обрели безопасность.

Десантники были в пути.

Двадцать пять капсул разогнались до бешеной скорости в пусковых трубах, снабженных электромагнитными рельсами. Ускорение тридцать семь g доктор Вехер ощутил как кровоизлияние в мозг. Цвет за его сомкнутыми веками из красного стал розовым, а потом раскалился добела. Запечатанные гелем уши наполнил рев, и врач почувствовал, как его тело уродуется, словно распластывается по дну капсулы, придавленное ступней великана. Если бы он не был напичкан гелем и накачан разными хитрыми полимерами, то мог бы умереть мгновенно и разнообразно-экзотично.

Между тем и живому ему приходилось не сладко.

Десантные капсулы почти сразу же вошли в плотный воздух мезопаузы и совершили разворот на сто восемьдесят градусов, в результате чего пассажиры повернулись ногами вниз, после чего кормовые ракетные двигатели начали торможение и прицеливание. Жутко воющими метеорами капсулы рассекли залитое солнцем небо Легиса-XV.

Только три из них были нацелены на площадки в непосредственной близости к залу Совета: приземление любой капсулы слишком близко от заложников грозило опасностью для Императрицы. Десантники должны были рассредоточиться, уничтожить троих оставшихся боевиков-риксов и окружить взорванный дворец.

Капсула доктора Вехера летела чуть впереди остальных и должна была приземлиться ближе всех к залу Совета. Она прорвалась через три кольца наружных стен дворца, и от этих ударов доктора Вехера тряхнуло так, будто он стал языком звонящего церковного колокола.

А вот само приземление, при котором капсула израсходовала остатки реактивной массы, показалось почти мягким. Последний толчок – и капсула выплюнула доктора Вехера на раскаленный выхлопом пол. Гель, испаряясь, зашипел.