Спаситель мира - Андрей Анисимов

— Будете, — согласился Сабсан и велел молодым:

— Идите в кусты к забору и ждите меня там. Тут находиться опасно. Если в доме нет засады, а я в этом не уверен, то скоро сюда нагрянут люди Бокия.

— Тогда зачем ты идешь в дом? — спросил Тимур.

— Ты знаешь зачем, — отозвался гур.

— Отец, священный камень у меня, — улыбнулся Тимур.

— Я должен взять портрет твоей мамы, — шепнул Сабсан и, вынув из-за пазухи шелковый узелок, протянул его сыну:

— Тут наши хранители. Спрашивай у них совета, когда сам окажешься слаб.

— Это души Таши-лам? — уточнил Тимур, укладывая узелок поближе к сердцу.

— Да. Но не беспокой их по-пустому, — предостерег Сабсан и исчез в проеме окна.

Тимур обнял девушку и увлек ее в тень заросшего кустами забора. Они затаились возле потайного лаза, напряженно вслушиваясь в тишину темного дома.

Внезапно раздались выстрелы. Стреляли в мансарде. Вера обхватила голову руками и закричала. Тимур зажал ей рот. Он хотел броситься к дому, но в это время по саду с криками и ругательствами побежали солдаты с ружьями. Они разбили стекла и вломились в дом. Тимур ждал, не выберется ли отец, готовый броситься ему на помощь. Но Сабсан не появлялся.

— Уходи, — велел Тимур Вере. — Если отец еще жив, я должен ему помочь.

Вера уцепилась за одежду юноши, пытаясь его остановить. Тимур нежно, но решительно отнял ее руки и шагнул в темноту. Сделать он сумел только один шаг.

Перед ним стоял Сабсан. Тимур ясно видел отца, но его фигура казалась прозрачной. Стволы деревьев проглядывали сквозь его спину.

— Сынок, я ушел к твоей маме. Мы теперь вместе в ином мире. Ты один должен выполнить волю Богов. Ты Царь и спеши помешать самозванцу обмануть наш народ.

Ты просил имя мастера. Его зовут Мойша Рамович. Он живет в Ревеле. Скажи ему, что его дочь Руть родила сына. Она в Витебске. Иди, и пусть сердце твое станет сердцем доброго яка, а смелость и мужество отдаст тебе снежный барс. Я исполнил наказ Ригден Джапо. Дальше его свет поведет тебя…

— Отец, но я не хочу становиться Царем, — нерешительно возразил Тимур.

— Тогда отними у него второй камень и вручи его достойному. Нашим народом не должен править корыстный властолюбец.

Образ Сабсана растворился в ночной мгле. Тимур постоял немного, потом повернулся и увидел бледную как смерть Веру. В глазах девушки застыл ужас.

— Кто говорил с тобой? — спросила она дрожащим от страха голосом.

— Отец прощался. Он ушел в иной мир. Теперь кроме тебя у меня никого нет, — ответил Тимур и повел ее прочь от того страшного места, где они оба стали сиротами.

В восемь утра Слава заехал в Гороховский переулок. За ночь там ни дежуривший в квартире стажер Тема Лапин, ни наружное наблюдение в лице приданного начальством капитана Матросова никаких происшествий не отметили.

Высокий седой субъект больше не появлялся. Синицын попил кофе вместе с Темой и позвонил домой. Лена трубку не взяла.

«Спит», догадался он и поехал в райотдел. Гру-шин молча принял его отчет.

Сегодня он явно не был так благодушен и, слушая старшего лейтенанта, думал о другом.

— Работай, Синицын, работай, — выдал подполковник дежурную фразу, и молодой следователь понял, что он может быть свободен.

Слава зашел в свой кабинет в надежде встретить Лебедева, но в комнате было пусто. Слава уселся за стол и вытащил из ящика справочник городских телефонов.

Его интересовал раздел «Общественные организации», и в главе «Культурные общества» Си-ницын без труда обнаружил три объекта, связанные с интересующим его именем. Это был «Международный фонд культуры им. Святое л аваСтерна», «Общество любителей Стерна» и некоммерческий просветительский университет «Живая улыбка Святослава Стерна». Старший лейтенант посмотрел на часы и подумал, что в эти организации в начале десятого звонить рано. Но все же решился. И ему с первого раза улыбнулась удача. В «Обществе любителей Стерна» трубку сняли сразу.

— Вас слушают, — проворковал звонкий женский голос.

— Я хотел бы вступить в общество, — соврал Слава. — Что для этого надо?

— Ну, во-первых, приехать к нам на собеседование. Во-вторых, прочесть все, что написал Великий Учитель, и уметь рассказать об этом другим. В-третьих, беззаветно любить Святослава Альфредовича и следовать в своей жизни его заветам. — По тому, как дама на другом конце провода поставленным голосом сообщала условия приема в общество, следователь понял, что дело там поставлено на широкую ногу.

— Когда можно приехать на собеседование? — стараясь сохранить серьезный тон, поинтересовался он.

— У вас есть ручка? — спросила звонкоголосая любительница Стерна.

— Да, есть.

— Запишите, когда собирается наш Совет.

Совет собирался раз в неделю, при этом в разные дни и часы. Слава записал расписание на три недели вперед и, поблагодарив даму, положил трубку. Ближайшее заседание было намечено на завтра.

Второй номер тоже ответил без промедления. Но в «Международном фонде культуры им. Святослава Стерна» трубку взял мужчина.

— Здравствуйте. Я бы хотел вступить в фонд. Скажите, что для этого нужно?

— Вы юридическое или частное лицо? — строго поинтересовались в трубке.

— Я лицо частное.

— Тогда это довольно сложная процедура. Мы платный фонд. Чтобы вступить в нашу организацию, надо сделать взнос.

— О какой сумме идет речь? — полюбопытствовал Слава.

— Для частных лиц взнос начинается от двадцати пяти тысяч рублей.

Заплатившие такую сумму становятся послушниками Стерна без права голоса. Но если вы хотите иметь голос в Совете фонда, то должны внести не менее пятидесяти тысяч. Тогда вы будете приняты в подмастерья Стерна и сможете участвовать в нашей коммерческой деятельности.

Синицын записал адрес и часы приема. В культурный фонд Стерна можно было приехать в любой день с десяти до семнадцати. Кассир, принимающий взносы, задерживался до девятнадцати часов.

Оставался университет «Живая улыбка Святослава Стерна». В университете с утра не работали. Там стоял автоответчик.

— Если вы искренне любите великого Стерна, приходите в наш университет, — провещал записанный на пленку артистический баритон. После этих патетических слов выяснялось, что прием студентов-почитателей мудреца происходит каждое первое число месяца и обучение за шесть недель обходится в две тысячи долларов.

«Ничего себе некоммерческое учреждение! — подумал Синицын. — За шесть недель живой улыбочки две штуки баксов. Дорогая улыбочка». Слава снова поглядел на часы. Стрелки показывали без двадцати десять. Звонить в театр режиссер просил после одиннадцати. До этого оставалось почти полтора часа. Слава достал из кейса роман и продолжил чтение.

Альфред Федорович Стерн кутался в плед. В железной печурке догорали ножки его любимых стульев из столовой. Стол он сжег на прошлой неделе. Карельская береза, отшлифованная руками великих мебельщиков Франции, горела жарко, но старый человек согреться не мог. После отъезда сына в Финляндию старик остался совершенно один. Жену он похоронил в начале четырнадцатого года. Их младший сын Адольф Стерн умер от ран в первый месяц войны, и супруга Альфреда Федоровича гибель любимого сына не пережила. К Святославу она была равнодушна. Черствый и амбициозный мальчик сердце матери не согревал. Альфред Федорович, наоборот, все свои отцовские надежды связывал со старшим. Тщеславие и деловая смекалка сына ему импонировали.

Старик тяжело поднялся с кресла, нагнулся к печке и погрел от ее жара руки. Длинные искривленные ревматизмом и старостью пальцы от холода немели.

Потерев руки над огнем, Стерн пошел на кухню. После холода вторым его мучителем стал голод. Сухопарый и жилистый, он от недоедания превращался в высохшую мумию. Если другие могли держаться за счет запасов собственного организма, то сухопарый Стерн их просто не имел. В пустой и холодной кухне он немного постоял, затем открыл створки резного буфета, с грустью подумав, что древний представитель романского стиля — следующий кандидат на дрова, и принялся шарить по полкам. То, что в буфете никакой еды нет, старый юрист хорошо знал. Он далеко не в первый раз обследовал полки и все же надеялся, что где-то затерялось хоть немного крупы или муки. Но чуда не происходило. Буфет был стерильно пуст. Все фамильные безделушки, включая золотую табакерку, принадлежавшую его покойному отцу, старик давно выменял на продукты. Дорогих вещиц в доме больше не осталось, если не считать меча ордена розенкрейцеров.

Стерн продолжал себя причислять к этому тайному ордену и с мечом расставаться не желал. Он переворошил все ящики, вздохнул и вернулся к камину. Тут хотя бы было тепло. Замерзающий старик потуже укутался в плед и уже хотел погрузиться в кресло, как услышал громкий стук в дверь. Гостей Стерн не ждал, поэтому предположил худшее, что в дом ломятся грабители. Альфред Федорович не был трусом и отдавать себя на милость негодяев не собирался. Он выдвинул большой ящик своего письменного стола и вынул меч. Золоченая бронза ручки казалась такой же холодной, как его замерзшие пальцы. Но холодок металла вселил уверенность. В парадное молотили изо всех сил. Стерн сбросил на пол плед и решительно зашагал к двери.