Дело принципа - Эд Макбейн

– Ты очень много для меня значил, Хэнк.

– Я рад это слышать.

– Когда мы были детьми, ты… ты многое для меня сделал.

– Правда?

– Да. О да. Понимаешь, я всегда считала себя уродиной, пока…

– Уродина? Ты?

– Да, да. А потом появился ты и решил, что я очень красивая, и ты без конца повторял мне это, пока… пока я сама не начала в это верить. Я всегда буду тебе благодарна за это, Хэнк.

– Мэри, уж ты-то вряд ли должна была сомневаться в своей привлекательности.

– Но я сомневалась, да еще как.

Вся неловкость пропала, каким-то невероятным образом спала напряженность, и оба совсем расслабились. Наконец стена, воздвигнутая из многих лет, рухнула, вернув им прежнюю легкость общения. Оглядываясь назад, он испытывал странную нежность к двум детям, которые когда-то держались за руки и шепотом обсуждали глобальные проблемы. Люди, сидящие сегодня в этой гостиной, мало напоминали тех детей из прошлого, но он все же узнал их и почувствовал, как приятное тепло разлилось по его телу. На мгновение он забыл, зачем пришел к ней. В этот момент ему было достаточно того, что они могут снова разговаривать друг с другом.

– Ты тоже много для меня сделала, – признался он.

– Надеюсь, Хэнк. – Она снова замолчала. – Хэнк, позволь мне объяснить, что произошло, потому что… я всегда немного переживала из-за того письма, мне всегда было стыдно за то, что я малодушно выбрала такой путь. Ты ведь знаешь, понимаешь, – надеюсь, ты понимаешь, – что я любила тебя?

– Так я думал когда-то. Но потом получил твое письмо…

– Я часто лежала по ночам с открытыми глазами и представляла, что в тот момент делаешь ты. Может, в тебя стреляют? Может, ты ранен? Вдруг твой самолет падает вниз? Что, если тебя возьмут в плен и будут пытать? Я часто плакала по ночам. Однажды ко мне в комнату зашла мама и спросила: «Мэри, Мэри, что с тобой?» – а я сказала: «Вдруг он погиб», – и тогда мама говорит: «Глупышка, нужно было выйти за него замуж, нужно было пользоваться каждой минутой любви, потому что любовь не так просто найти». И я снова заплакала. Я молилась – я никогда не была религиозна, хотя воспитывалась в католической семье, – я так за тебя молилась, Хэнк, я молилась о том, чтобы ты остался жив и невредим, чтобы… чтобы ты вернулся ко мне. А потом я встретила Джонни.

– И?..

– Возможно, тебе это покажется глупым. Но я бы не стала с ним встречаться, если бы не ты. И я не смогла бы полюбить его, если бы не любила тебя. Только благодаря твоей нежности и твоей… твоей любви ко мне я смогла полюбить другого мужчину. Вот почему мое письмо было таким жестоким. Мне не следовало его писать. Я должна была приехать к тебе в Англию и на коленях благодарить тебя, целовать твои руки, Хэнк. А не посылать такое письмо.

– Мэри, ты…

– И тогда, у тебя в кабинете, я была ужасно несправедлива к человеку, который всю свою жизнь был честен и справедлив. Я знаю, что ты должен выполнять свою работу. Я знаю, что ты сделаешь ее так, как нужно. И уважаю тебя за это. Я уважаю тебя так же, как и раньше. Я не смогла бы так сильно тебя любить, будь ты другим человеком. Не думаю, что ты сильно изменился. Ты – все тот же Хэнк.

– Я очень изменился, Мэри.

– Внешне? О да, ты уже не тот неуклюжий юноша, который когда-то собирал для меня цветы в парке. Но и я уже не та рыжеволосая, тощая…

– Ты никогда не была тощей! – возмутился он.

– ..девчонка, которая застенчиво принимала эти цветы. Но я думаю, что по сути своей мы остались прежними, Хэнк. Думаю, если мы приспустим маски, то окажемся все теми же глупыми детьми, которые считали, что мир населен драконами и рыцарями в блестящих доспехах. – Она немного помолчала. – Я права?

– Возможно.

Она кивнула, погруженная в свои мысли.

– Ты ведь пришел не о Дэнни говорить, да? – после паузы спросила она.

– Нет.

– Хорошо. Мне бы не хотелось. Понимаешь, я чувствую, что цель у нас одна. Справедливость. И я не хочу примешивать сюда эмоции. У тебя в офисе я была не права. Надеюсь, ты меня простишь.

– Я давно простил тебя, – сказал Хэнк, и их глаза на мгновение встретились. Мэри кивнула, вздохнула и отпила из своего стакана. В комнате стало очень тихо, только за окном звенел накаленный жарой воздух.

– Зачем ты пришел, Хэнк?

– Сегодня я говорил с репортером по имени Майк Бартон.

– Да.

– По его словам, он вчера с тобой встречался.

– Верно.

– Что ты ему сказала?

– Что Дэнни невиновен.

– Я имею в виду… насчет нас.

– О!

– Ты что-нибудь говорила о нас?

– Да. Я сказала, что мы знакомы с детства.

– Как именно ты ему об этом сказала?

– Он спросил, встречалась ли я с человеком, который представляет обвинение по делу. Я ответила, да, мы были знакомы в юности.

– И все?

– Кажется, да. Да. Все. А что?

– Он намекал на… большее.

– Большее? Ты хочешь сказать…

– Ну, он намекал, что мы близко знали друг друга. Он намекал…

– Понимаю. – Она замолчала, потом продолжила:

– Ну, разумеется, это не так.

– Не так?

– Мне жаль. Я должна была дать тебе это. Когда отдаешь все остальное, так глупо цепляться за… Я должна была тебе позволить.

– Мэри, дело в том…

– Тебя смущают мои слова?

– Нет.

– Хорошо. Потому что думаю, ты должен знать, что я хотела тебя так же сильно, как, судя по всему, хотел меня и ты.

– Я рад это слышать.

– Я была глупой маленькой девочкой.

– Думаю, нет.

– Была, была! В любви нельзя проводить границы. Любить – значит отдавать. Я должна была отдать тебе все, что имела, всю себя.

Он вдруг вспомнил о Кэрин и ее бомбардире и удивленно поднял брови.

– По поводу Бартона, – продолжил он. – Он пишет статью. Бог знает, что он там наплетет, но готов поспорить, что ничего хорошего. Он не напишет ничего такого, за что мы могли бы подать в суд на него или газету, но напичкает статью намеками, что мы были не просто друзьями и что наши прошлые отношения могут повлиять на исход дела.

– Понятно.

– Я решил предупредить тебя.

– Спасибо. Я ценю твою заботу.

– Я думал, твоему мужу не стоит…

– Не стоит – что?

– Не стоит… не стоит знать, что… что его жена… Она смотрела на него с неподдельным изумлением.

– Но я рассказала ему, как мы были близки, Хэнк. Я даже сказала, что немного жалею о том, что мы не занимались любовью.

– Ты ему это сказала?

– Да.

– И… и что он ответил?

– Он ответил – я очень хорошо помню его слова, – улыбнулась она. – Он ответил, что для него это не имело бы никакого значения, зато для нас могло многое значить. Вот что он мне ответил.

– Судя по всему… он достойный человек.

– Думаю, он бы тебе понравился.

– Ну, значит, у тебя не будет никаких неприятностей из-за статьи.

– Нет. Никаких. Во всяком случае, со стороны Джонни.

– Слава Богу.

– Ты для этого пришел?

– Да.

– Ты мог бы сказать мне все это по телефону.

– Мог бы, – кивнул он.

– Тогда зачем же ты пришел?

Он немного помолчал, потом широко улыбнулся:

– Наверное, мне хотелось убедиться, что я не был дураком, когда влюбился в девушку по имени Мэри О'Брайен.

Глава 7

Когда он вернулся домой, оказалось, что его ждут посетители. Кэрин встретила его в дверях и сообщила:

– Пришли Джон с Фредом. По-моему, это не просто дружеский визит.

– Что ты имеешь в виду?

– Сам увидишь. У них такой вид, словно они нашли золотой на лужайке соседа.

– Ты не поцелуешь уставшего воина? – улыбнулся он.

– Конечно поцелую.

Она скользнула по его щеке губами, и он сказал;

– Поговорим позже. Где Дженни?

– Она ужинает у подруги. Вернется не раньше одиннадцати.

– Думаю, мы найдем, чем заняться, а, Кэрин?

– Да? Но, по-моему, меня еще никто не спрашивал.

– Я никогда не спрашиваю своих женщин. Я просто затаскиваю их в свою пещеру.

– На твоем месте я бы сначала поговорила с комитетом по охране зеленых лужаек в Инвуде.

– Именно этим я сейчас и займусь: Ты приготовила мартини?

– Да.

– Вот хорошо. С удовольствием выпью.

– Коктейли стоят на баре. Я бы тоже присоединилась, но кто-то ведь должен приготовить ужин.

– Поставь вино в холодильник, – сказал он.

– Вот это да! – рассмеялась Кэрин. – Отчего бы вдруг такой романтический настрой?

– От одного твоего вида, моя голубка. – Он подмигнул ей и прошел в гостиную. – Вот так сюрприз! – воскликнул он. – Джон, Фред, как дела?

Оба встали, когда он вошел в комнату. Джон Макнелли – высокий мускулистый мужчина чуть старше тридцати, с рано поседевшими волосами. Он работал на химическом заводе в Йонкерсе. Фред Пирс занимался рекламой, работал главным художником на фирме, специализирующейся на фотографиях. В отличие от Макнелли, он был низеньким, пухлым человечком и своим неряшливым видом напоминал художника с Левобережья. Они за руку поздоровались с Хэнком, и Макнелли засмеялся: