(не)любимый препод (СИ) - Блэк Дана

Намек с Василиной Аверин не улавливает, обходит машину и открывает мне дверь:

— Я пообещал, значит обязательно подыщем вам другое место. В ближайшее время. Вас куда?

— В клуб, у меня вещи там остались.

Он садится за руль. Несколько светофоров проезжаем молча. Ему кто-то звонит. Он сбрасывает. Не отвлекаясь от дороги, говорит мне, что я молодая девушка.

И будто не обнимал меня крепко до хруста костей и не держал на капоте своей развалюхи не отрываясь от моих губ, пока мерзкие бабки не начали орать на всю улицу о разрвате средь бела дня — он с непроницаемым лицом несёт обыденную чепуху, что мне еще взрослеть и взрослеть, выкручивает мне извилины, и я разваливаюсь на пару с ягуаром, слушая его уверения на тему "ты очень скоро поймешь, что можешь найти себе кого-то получше, и из нас двоих ответственность лежит на мне, я должен поступить мудро, руководствуясь разумом, не хочу, чтобы ты жалела потом, когда исправить уже ничего будет нельзя, поэтому…"

Ему опять звонят. Он рявкает в трубку:

— Да! Маш, я же сказал: мне некогда.

Мне всё ясно. Подвез ее вчера на презентацию и теперь лечит мне про возраст.

— Вчера я не слышал, что ты звонила, сколько тебе повторять? А сегодня я занят, да, никто тебя не избегает.

Нет, не подвез? Пожалуйста, шли ее лесом, мне срочно надо сказать, что я не пожалею ни о чем, ты самое чудесное, что мной случалось когда-либо, я, похоже, влюблена.

— Не ори. Дай ему трубку.

Кому?

— Я не могу щас приехать, — он смотрит на меня. Морщит лоб. Уже подъезжаем к клубу, и боюсь, что не успею дальше послушать, и уйду, не убедившись, что он отказался, но удача на моей стороне. Он обрывает разговор с ней словами. — Ладно, жди, через час буду.

Окей, лучше бы мне отрезали уши. Дивная новость.

Глава 10

На въезде в наш коттеджный поселок полосатый шлагбаум. С насаженной на него машиной.

Полтора часа назад пацана на лексусе занесло на льду, и металлическая труба-ограничитель проезда пробила лобовое стекло. Прошла ровнехонько между сидений, в нескольких сантиметрах от лица водителя, и уперлась в заднее стекло.

Радоваться тому, что жив остался парень не стал. Он обвиняет в аварии криворукую блондинку, мою жену. Утка красила за рулем губы и не видела, как лексус на всех парах несется навстречу ночной жизни. Маша дословно пересказывает мне оскорбления и ждет от меня реакции, параллельно заливаясь красным "ламбруско", прямо из горлышка.

— Ясно, — черкаюсь фломастером на сигарете и щелкаю зажигалкой. Если бы она по телефону сказала, что зовет разбираться с соседским мажором — поехал бы сразу домой. А теперь такой крюк делать. И все же она мне названивает два дня подряд, и я против воли чувствую удовлетворение. Что раздражает. Смотрю на авто дорожной службы. Народ ждет эвакуатор, нарезает круги у разбитого лексуса и на Машину истерику все забили. — Мне пацану пятак пойти начистить?

— Тебе плевать, что какой-то обнаглевший сосунок чуть не отправил твою жену на тот свет? А если бы это я налетела на шлагбаум? — она делает глоток вина и красные капли падают на шубку. Финская норка, длинный ворс. Ей идёт. Представляю ее в розовом пуховике с серебристой вышивкой на спине и улыбаюсь. Она в возмущении вырывает у меня сигарету и бросает в снег. — Тебе смешно, Саш?

— Нет, Маш, мне грустно. Всю дорогу буду рыдать и в бессилии бить руль, — отлипаю от капота и открываю дверь ягуара. — В другой раз не отвлекай, хахалю своему звони.

— Герман у меня в салоне, с рабочими. До ночи застрял.

— Уж полночь близится, а Германна все нет, — киваю. — Он поди в карты играет. Съезди проверь шулера.

— Я тебя позвала не Пушкина цитировать, — она отталкивает меня от машины и хлопает дверью. — Надо поговорить. Проводи меня до дома. У меня стресс, мне необходим свежий воздух. Машину охрана потом пригонит.

Скептически поднимаю бровь и смотрю на бутылку в ее руках. В голове гуляет мутная, как вино, идея, что если Маша напьется, я могу гадко этим воспользоваться. И пусть потом объясняет Герману, что в ее кровати делает голый бывший муж. А еще лучше сам объясню. Закончу знакомство его морды с тротуарной плиткой "нейтральная тучка" и урод дорогу забудет в мой дом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ну пойдем, — убираю ключи в карман и беру ее под руку. — Ты… — шарю по пальто, отвлекаясь на вызов сотового. Кирилл. Устал дозваниваться и докапывается с сообщением "Саныч, че ты дуешься, как тёлка. Сам давно праведным стал?"

— Тебе важнее меня слушать или с девушкой переписываться? — Маша дергает руку. — Саш, это неуважение.

Спрашиваю текстом "тебе баб других мало? Я к тебе человека работать привел" и убираю телефон в карман.

— Слушаю.

— Неужели, — Маша отбрасывает волосы назад. Распахивает шубку и в свете фонарей ее короткое платье переливается золотом. Она блестящая, аж глазам больно. Давит каблуками снег и с обычным достоинством оратора перед многотысячной аудиторией начинает речь. — Так вот…

Мне звонит Кирилл.

— Саша, я в таких условиях не буду разговаривать, — Маша шипит на трубку в моих руках и ускоряет шаг.

Вообще-то, я собирался сбосить. Но не стаптывать мне туфли в погоне за ней. Оправдываться она должна, не я в нашу постель чужого мужика притащил.

— Да, Кир, — говорю в телефон.

— Сань, че ты взъелся, не пойму, — друг с недовольством пыхтит в динамик. — Я же не против, пусть бы попробовала, админа правда ищу. Но одно другому не мешает. Самому надоела, мне отдал. Я так понял.

— Неправильно ты понял. Ей девятнадцать лет, Кирилл. А тебе сорок.

— Большая уже. Такие короткие юбки носят девочки-трёхлетки. Или взрослые телки, которые хотят трахаться. Короче, давай замнем.

— Чего ты мне тут придурка включаешь? — закипаю. Раз, два, три, четыре — дергаю бороду. — Я тебе сразу сказал, что девочка молодая, но справится. И обижать ее не надо.

— Кто ее обидел? Просто совета у тебя спросил, серёжки ей купить или она без побрякушек обслуживает. А ты феерично посылаешь меня и красотку утаскиваешь. Честь ее что ли блюдешь? Саныч, если бы ты не соком плеснул, а чаем горячим, мы бы с тобой щас по-другому общались. Че молчишь?

— Мы бы щас по-другому общались, если бы ты рядом стоял. Ладно, Кирилл, повторю: иди на хер, — сбрасываю вызов. Смотрю на гаснущий экран. У Кира сомнений нет, что Кристина большая, цирк, а я ощущаю себя неуверенным пацаном и боюсь.

— Ты уже с друзьями из-за этой пигалицы ссоришься? — оборачивается Маша. Хлопает в ладоши. — Браво. Дальше что? Издательство на нее перепишешь?

— А ты будешь мне указывать, как собственными средствами распоряжаться? — нагоняю ее. — Герман не разрешает нос совать в его дела?

— При чем тут мой Герман?! — она швыряет бутылку в сугроб, и красная винная дорожка неровной волной растягивается по белому снегу. — Мне до старости надо было терпеть твой шлюховской клуб? Или твое весеннее обострение, это же кошмар был! — она напоминает о моей паранойе и развале семьи, и сердце опять рвет мне рубашку и пальто. Лезу за таблетками. Ее несёт по кочкам дальше. — Ты сам не видишь, что эта твоя Кристина не просто так рядом крутится? Думаешь, ты такой распрекрасный? А знаешь, кого я вчера встретила на выставке? Любовницу твою. Вместе с нашим сыном. Девчонка с двух сторон подбирается к вам в койку, а вы оба как безмозглые козлы, жуете эту жвачку.

— Статистика, — морщусь, глотая капсулу.

— Что?

— По статистике один волк на семь козлов. Козлов больше, ясно? Все жуют. И Герман твой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ты издеваешься? — Маша покачивается на каблуках и бьет меня в грудь кулаком. — Саш! Я серьезно!

— Я тоже, — снова беру ее под руку и быстрым шагом веду к дому, надоела. — Не мели чушь. Я четвертый месяц в институте работаю. Егор сам ее цепляет постоянно. Они с Кристиной не дружат. И по выставкам не шатаются. Ты ошиблась. Совсем заняться нечем, что уже внешность ее мониторишь?