Зимний дом - Джудит Леннокс

Она всмотрелась в темноту. Панель со скрипом отъехала в сторону, и Робин увидела несколько каменных ступенек, уходивших в чернильную тьму.

— Страшновато, правда? Во времена гонений на католиков здесь скрывались целыми семьями. Это было триста лет назад. Кошмар, а? Лично я предпочел бы отречься от веры.

Фрэнсис задвинул панель, и они пошли дальше.

Они подошли к узкой винтовой лестнице, ведущей куда-то наверх. Фрэнсис тщательно проверил нижнюю ступеньку.

— Лонг-Ферри поражен сухой и мокрой гнилью, а также жуками-древоточцами. Нужно соблюдать осторожность… Кажется, все в порядке. Робин, возьми свечу, а я пойду следом. И поймаю тебя, если ты вздумаешь совершить роковое падение.

Она засмеялась и начала подниматься по лестнице, держа в одной руке свечу, а другой поддерживая подол. С каждой ступенькой становилось все темнее, по сравнению с непроглядным мраком огонек казался слабым и ненадежным. Стены давили на нее, холод становился невыносимым, на старом камне проступал иней.

А затем она внезапно ощутила дуновение свежего воздуха и увидела небо над головой.

Они очутились в маленькой круглой комнате без крыши, но с каменными стенами и балюстрадой. В центре ее стоял каменный стол; широкие незастекленные окна прикрывала только ночь.

— Ох, Фрэнсис…

Робин вспомнила чувства, которые испытала, когда впервые увидела зимний дом и открыла уединенное место, которое могло стать ее собственным.

— Потрясающе, правда? Как мне здесь нравится…

Фрэнсис оперся на балюстраду, пламя свечи подчеркивало его греческий профиль.

— Здесь обычно ели десерт. Представляешь? Тащиться на крышу с бланманже, желе и яблочным пирогом!

Робин засмеялась.

— Однажды мы тоже попробовали это проделать. Я приготовил грог, и мы с Джо понесли его на бельведер, как елизаветинские джентльмены. К несчастью, мы оба были пьяны в стельку и большая часть грога пролилась на ступеньки.

— Фрэнсис, здесь замечательно. — Она остановилась рядом, положила руки на ограждение, прищурилась и всмотрелась в темноту. — Я не вижу моря.

— Слишком облачно. Скоро начнется метель.

Они немного постояли молча, а потом Фрэнсис спросил:

— Робин, где ты пряталась? Черт побери, тебя не было ни на одном собрании. И к нам ты тоже не приходила.

Он скорее любопытствовал, чем жаловался.

— Я была занята, — уклончиво ответила Робин.

— Ты такая… Неуловимая. Знаешь, мы скучали по тебе. Я скучал по тебе.

— Я тоже скучала, Фрэнсис. Ужасно.

Гиффорд прикоснулся ладонью к ее щеке.

— Значит, мы оба сделали глупость, — сказал он, а потом нагнулся и поцеловал Робин в губы.

— Потрясающее платье. И потрясающий запах.

В ванной стоял флакон «Л’Эман», и она украла оттуда несколько капель. Робин хотелось, чтобы он поцеловал ее еще раз.

— Милая Робин, как ты думаешь, ты могла бы полюбить меня? Хотя бы немножко?

Робин вздрогнула, уставилась на него и дрогнувшим голосом сказала:

— Понятия не имею, Фрэнсис.

Он заморгал глазами, а потом засмеялся.

— Милая девочка, совсем не обязательно быть такой болезненно честной.

Пошел снег. В темном воздухе закружились изящные хрустальные звезды, похожие на цветки чертополоха. Руки Фрэнсиса обнимали ее, но Робин все равно было холодно. Когда Гиффорд привлек ее к себе, она еще крепче прижалась к нему и подставила лицо под его поцелуи.

В три часа ночи Джо сидел на кухне и пытался починить плиту. Кухня Лонг-Ферри была длинной и неудобной, огромная плита представляла собой неуклюжее сооружение, топившееся углем и снабженное множеством циферблатов, ручек, выдвижных ящиков и горелок. Вивьен стояла рядом и подбадривала Джо.

— Вся загвоздка в том, что она еще не остыла. — Джо открыл дверцу и заглянул внутрь. — Таким штуковинам нужно для этого несколько дней.

— Только не обожгись, дорогой.

Джо вынул ящик, битком набитый золой, и вытряхнул его в мусорное ведро.

— Ее когда-нибудь чистили?

— Кухарка не чистила, потому что она все делает наоборот. А я пыталась, но ты же знаешь, что на такие дела я не мастер.

На Вивьен все еще было облегающее вечернее платье из шелка цвета морской волны. Джо представил себе, что она кладет в плиту уголь с помощью щипцов для сахара — по кусочку за раз.

— Нет, Вивьен, ничего не выйдет. Я думаю, дымоход засорился.

— Понимаешь, если мы не сможем готовить еду… Я обожаю этот дом, но он становится просто невыносимым.

— Эти плиты на самом деле никогда не ломаются, — утешил ее Джо. — Просто им нужно немного внимания и ухода.

— Как и всем нам, дорогой.

— Черт! — Он обжег палец о горячий металл, помахал рукой в воздухе, стараясь унять боль, и начал сосать волдырь.

— Давай я. — Вивьен прижала больной палец к своему алому ротику и посмотрела на Джо снизу вверх.

— Так легче, дорогой?

Маленькие прохладные руки все еще держали его кисть. Вивьен медленно, но решительно привлекала ее к себе, пока ладонь Джо не легла ей на грудь. У него заколотилось сердце. После того вечера в ресторане Клоди сделалась недоступной. Тело Джо, все сильнее привыкавшее к ее телу, изнывало от боли.

— Мы не виделись несколько лет, правда, Джо? — прошептала Вивьен. — Ты был другом маленького Фрэнсиса. Хотя уже тогда был ужасно милым. Но вдруг очень вырос…

Джо встал, и Вивьен отпустила его руку. Ее пальцы прошлись по его груди и спустились к бедру. Потом женщина притянула его к себе, поцеловала, и ее язык скользнул Джо в рот. Ответ молодого человека был инстинктивным.

— Джо, милый, похоже, ты вызываешь во мне материнский инстинкт. Я не слишком хорошая мать, но мне хочется кормить тебя, баловать и лелеять… — Ее тело прижималось к нему. Вивьен сильно отличалась от Клоди: она была маленькой, гибкой и чувственной.

Внезапно женщина отстранилась.

— Джо, как это мило с твоей стороны, — громко сказала она, — что ты согласился починить плиту!

Джо повернулся и увидел в дверях кухни Дензила Фарра.

— Но пока оставь это дело, — добавила Вивьен. — Уже поздно, а мы все хотим спать. Правда, милый?

Проснувшись на следующее утро, Робин подбежала к окну и увидела, что за ночь землю покрыл тонкий слой снега. Впервые снег напомнил ей не ночь, когда она узнала о смерти Стиви, а вчерашний вечер и то, как они с Фрэнсисом обнимались в бельведере. Она стояла у окна, закутавшись в стеганое одеяло, и ее переполняло ничем не замутненное счастье, которое испытывают только в детстве на Рождество или в день рождения.

Потом она оделась и бегом спустилась по лестнице, разыскивая Фрэнсиса. Столовая была пуста; на столе красовались остатки вчерашнего пиршества. Возвращаясь обратно по лабиринту коридоров и проходных комнат, Робин услышала шум, доносившийся с кухни.

— Джо?

Эллиот склонился над кухонной плитой, все еще в черных брюках и белой рубашке, которые были на нем накануне. Только рубашка была уже не белой, а полосатой от угольной ныли.

— О господи, что ты тут делаешь?

— Чиню эту проклятую штуковину. — Он показал на плиту. — Почти закончил.

— Ты так и не ложился?

Он покачал головой:

— Не смог уснуть.

— Я искала Франсиса.

— Я его еще не видел.

— М-да… Может быть, позавтракаем?

Они вскипятили чайник, поджарили тосты и поели, примостившись за огромным деревянным кухонным столом. Никто из гостей не появился; кухарка тоже не давала о себе знать. В раковине громоздилась грязная посуда, оставшаяся со вчерашнего вечера.

Джо зевнул и потянулся.

— Робин, если хочешь, можно прокатиться на машине.

Она посмотрела на часы. Еще не было девяти.

— На берег моря?

Эллиот кивнул.

— Подожди пять минут. Наверно, мне стоит переодеться.

Вивьен проснулась в одиннадцать часов, когда кто-то постучал в дверь. Она была одна. Дензил Фарр провел ночь в ее постели, но она никогда не позволяла любовникам оставаться до утра. Это превращало их в собственников; кроме того, мужчины занимали слишком много места. И при них нельзя было надеть фланелевую ночную рубашку и шерстяные носки, без которых зимней ночью в Лонг-Ферри-холле было не обойтись.

— Кто там? — спросила она, и Фрэнсис ответил:

— Это я, Вивьен.

— Минутку, дорогой. — Она накинула халат, посмотрела на себя в зеркало, а потом впустила сына.

Он принес поднос.

— Я подумал, а что если нам позавтракать вместе.

— Просто замечательно.

На подносе стоял кофейник, лежали тосты и апельсины. Фрэнсис начал выжимать сок; тем временем Вивьен разлила кофе.

— Виви, я понимаю, что явился ни свет ни заря, но если мы не поговорим сейчас, эти отвратительные люди не дадут тебе покоя все воскресенье.