Блуждающие огни - Алексей Оверчук

Скоро слух о броневике распространился по трассе среди шоферов дальнобойщиков. Они бибикали нам и спрашивали через окошко: «Как здоровьице Владимира Ильича?»

Но и тут не обошлось без недоразумений. Поскольку скорость фур значительно выше нашей, они легко нас обгоняли. Зато мы их брали тем, что никогда не останавливались на отдых. В результате, пока дальнобойщики отдыхали, мы снова их обходили. На одной из заправок громада-шофер подошел к Сергею и удивленно спросил:

— Слушай, а сколько вообще броневиков едет по трассе?

— Один.

— Это что, значит, я вас пятый раз обгоняю, что ли?

Знойная Анапа решила не сдаваться без боя пролетарскому броневику. В сонный город мы въехали беспрепятственно. Отыскали центральную площадь и остановились возле одноэтажного здания с надписью «Почта—Телеграф—Телефон». Хотели отстучать в Москву телеграмму о благополучном прибытии. Сергей и Олег, одетые по революционной моде семнадцатого года, ушли телеграфировать. Я вылез на броню, со скучающим видом облокотился на башню и закурил.

Мой взгляд остановился на вывеске «Почта—Телеграф—Телефон». Надо же! Прямо по-ленински! Вождь тоже когда-то советовал брать первым делом именно это учреждение.

Оказалось, не я один читал Ленина… Постепенно я начал замечать, как пустеют вокруг броневика тротуары. Исчезают куда-то с площади гражданские машины, а их места занимают милицейские патрульные авто. Но то ли жара, то ли усталость сказалась на моей соображалке… Не придал я этому особого значения.

Из дальнего конца площади вышла депутация милиционеров и направилась к броневику. Поскольку ничего крамольного мы не совершали, то и беспокоиться я не считал необходимым.

— Ваш броневик?! — спросил резко один из милицейских делегатов.

— Нет, не мой, — ответил я честно.

— А чего ж ты на нем сидишь?

— Я на нем приехал.

— На нем? Зачем? Куда?

— В командировку. Я журналист… — достал ксиву и протянул ее с броневика.

Они жадно вчитались.

— С тобой кто еще есть?

— Да. Сотрудники музея.

— Много?

— Двое.

— Эти, что ли? — милиционер кивнул в сторону почты.

Изображая букву «Г», с заломленными за спиной руками к броневику шли мои компаньоны. Наверное, именно так белогвардейцы арестовывали революционных комбатантов в семнадцатом году. Сразу вспомнился стишок, сочиненный в октябре 93 года, сразу после штурма красного парламента:

Бежит ОМОН,

Бежит спецназ,

Стреляя на ходу.

Ах, как нам

Не хватало вас

В семнадцатом году!

Снова появились на свет наши сопроводительные письма. Начались объяснения. Милиционеры чертыхались. Кто-то из них орал по рации: «Отбой тревоги! Верните спецназ на место!» И уже в нашу сторону: «Ну, вы идиоты! Мы же вас перестрелять могли!»

— Так мы же с благими намерениями, — оправдывались Олег с Сергеем.

— Это с пулеметами-то?! А на почту зачем пошли?!

— Телеграмму в Москву отбить.

— А Ленина читали?.. Люди звонят в милицию, сообщают, что подъехал броневик с красноармейцами. Захватывает почту. Мы сначала думали, что пьяные развлекаются. Но ведь звонков десять было — один за другим. Поехали проверить, а тут вы с пулеметами. Что еще мы могли подумать?

Тут-то я решил позвонить в редакцию…

Сначала мы пристроили броневик в какой-то пустующий санаторий. Ни одни частник не пожелал, чтобы такая штука стояла у него во дворе.

Потом мы купались в море, искренне радуясь избавлению от пристального внимания милиции.

На следующий день я пошел на почту звонить. За это время слухи о столичном журналисте на броневике, захватывающем почту, успели добежать до столицы.

Я это понял, как только телефонистка соединила меня с редакцией.

— Ты что там опять вытворяешь? — сказал без всяких приветствий Павлов.

— Я? Согласно вашему пожеланию, Иван Тимофеевич, поехал в Анапу с ребятами из музея. Больше ничего.

— А что с почтой? Зачем тебе понадобилось ее захватывать?

— Откуда вы этот бред берете!

— Опять из ФСБ звонили. Кра-асочно пересказали.

— Они извращают события.

— Это не тебе решать, Леша, кто и чего извращает, — редактор вздохнул. — Возвращайся. Бросай все и дуй на самолет. Скверное дело получается. Они ж не мне звонили, а главному редактору. И звонили, заметь, не простые там контрразведчики.

В Москве, подъезжая к редакции, я бесчисленный раз прокручивал в мозгу эти бредовые претензии с захватом почты и не знал, смеяться мне или плакать. Ну кому надо подставлять меня, выдвигая детские обвинения? Конечно, если бы то же самое говорили обо мне наши читатели, над этим бы только посмеялись. Но полный бред, спущенный с административных высот, всегда кажется чем-то существенным.

Не успел я переступить порог редакции, как меня тут же вызвали к главному редактору. Иван Тимофеевич сидел уже там.

— Это правда? — сурово спросил главный, поигрывая дорогим брелоком в виде Эйфелевой башни.

— Нет, — твердо сказал я.

— Почему ж мне такое передают?

— Кому-то крайне не нравится, что я у вас работаю. — Я посмотрел на Павлова, он кивнул, соглашаясь со мной. — Все началось после того, как я и Колчин узнали о проекте «Блуждающие огни».

— Да, Иван Тимофеевич мне уже рассказывал, — прервал меня главный. — Ты, надеюсь, оставил это дело?

— Конечно! У меня и в мыслях не было вмешиваться в государственные тайны! Тем более что я находился в командировке, которая вообще к современной военной тематике не имеет никакого отношения!

— Ну, хорошо. Можешь идти.

Я вернулся домой. Написал репортаж о прогулке в Анапу. Купил пивка. И стал смотреть, как вороны занимаются дорожным бандитизмом. Окна моей комнаты выходят на перекресток. Как я заметил, в одно и то же время вороны оккупируют уличные фонари возле светофора. Дожидаются, когда грузовая машина с открытым верхом, идущая с мясокомбината или мукомольного завода, остановится на красный. И на бреющем полете потрошат содержимое кузова…

Когда представление закончилось, я снова заскучал.

Позвонил Колчину.

Выяснилось, что он уехал на дачу.

Потом — Вике.

Она отправилась в долгий поход по магазинам.

Наступление ночи я встретил четвертой бутылкой пива и хорошим настроением.

Я уже расстилал постель, когда затренькал телефон на журнальном столике.

Я посмотрел в лицо настенным часам.

Стрелки раскорячились на половине двенадцатого.

Кто бы мог быть? Опять судьба?

Я снял трубку.

— Это Сергей Николаевич! — сказал голос.

— Не поздновато ли для звонков? — намекнул я деликатно.

— При нашей работе — в самый раз.

— И что стряслось?

— Ничего. Нам надо встретиться. Как насчет завтра? Примерно в двенадцать?

Я покрутил завтрашние дела.

— Да. Как раз успею сдать статью.

— Надеюсь, не об «огнях»? — В голосе Трофимова прыгнула тревожная нотка.

— Об Анапе, — успокоил я. — Где встречаемся?

— Возле подъезда Один-А. Это угловой подъезд здания Лубянки. Знаете?

— А как же!

Там — Центр общественных связей, и мне уже приходилось ездить туда на пресс-конференции.

— Ну, так до завтра!

Что за дела такие срочные возникли? Я ворочался под одеялом. Куда я еще вляпался? Анапа? Да фиг с ней. Ничего ж крамольного там не было. Тогда опять «огни»? Но я же этим вообще не занимаюсь.

Мысли уже укладывались на ночь. И тут оглушительной вспышкой ударила в голове неожиданная догадка и вышвырнула меня из кровати. Я вскочил. Одеяло отлетело в сторону.

А откуда Трофимов знает, что я брал в руки автомат?! В живых на той заставе остались только трое! Пограничник Федулов вряд ли успел столь оперативно связаться с ФСБ и обо всем им доложить. Ведь он остался на заставе, после нашего отъезда. Да и какой ему резон нас закладывать, когда они против ФСБ?

«Тра-та-та!» — загремела тревожной трещоткой вторая мысль. Даже если Федулов общался с Трофимовым, он должен был ему сказать, что служил я на флоте, а не в погранвойсках. Когда я соврал Трофимову о месте службы, то он и бровью не повел! Если бы пограничник и эфэсбэшник общались, Трофимов наверняка бы сразу же уличил меня во лжи. Ему позарез надо было меня чем-нибудь припугнуть. Подвесить на крючок, чтобы я не рыпался с расследованием! Кстати, и слова Трофимов употребляет не совсем обычные. Взять хотя бы эти его: «дела не терпят отлагательств» или «кем вы работали на погранзаставе». Так в современном обществе уже не давно не говорят. Такое ощущение, что Сергей Николаевич либо вырос во времена Достоевского, либо учил русский язык по классической литературе.

Япона мать! Трофимов не эфэсбэшник! Догадка пронзила, словно копьем, и я опять откинулся на подушки.

Оттого, что я такой умный, легче не стало. Тут же явился новый вопрос: а кто тогда Трофимов? Какую организацию он представляет? Может, он из тех самых «Блуждающих огней»? Сразу вспомнились последние недоразумения и обвинения, которые посыпались на мою голову со стороны якобы компетентных органов.