Вечерние новости - Артур Хейли

Внезапно совесть заговорила в нем: как он мог раньше этого не понять, не прочувствовать, не пожалеть отца?

Беда в том, подумал Кроуфорд, что слишком он поглощен своей профессией, слишком захвачен потоком каждодневных новостей и потому склонен считать события предшествующих лет отошедшими в историю и, следовательно, не имеющими отношения к бурной полнокровной сегодняшней жизни. Такое умонастроение профессионально — он наблюдал нечто подобное и у других. Но события тех лет не отошли в историю и никогда не отойдут в прошлое для его отца.

Кроуфорд не был в этом отношении невеждой. Он читал о налете на Швайнфурт в книге под названием “Черный четверг”. Автор, Мартин Кэйдин, сравнивал этот рейд с “бессмертными сражениями под Геттисбергом и в Аргоннском лесу, на островах Мидуэй, на реке Балдж и у Порк-Чоп-Хилла”.

“И мой отец, — напомнил себе Кроуфорд, — был участником этой долгой саги”. До сих пор Кроуфорд никогда не смотрел на это под таким углом.

Надев пиджак, он взглянул на себя в зеркало и, удовлетворенный своим видом, спустился вниз. Он попрощался с Джессикой и с Никки, затем подошел к отцу и сказал:

— Ну-ка встань.

Энгус в изумлении посмотрел на него. Кроуфорд повторил:

— Встань же.

Энгус отодвинул стул и медленно поднялся. Инстинктивно, как с ним часто бывало, он встал по стойке “смирно”.

Кроуфорд подошел к отцу, крепко обнял его и расцеловал в обе щеки.

Старик явно удивился и даже покраснел.

— Эй, эй! Это еще что такое?..

— Я люблю тебя, старый ты чудак, — сказал Кроуфорд, глядя ему в лицо.

У порога Кроуфорд обернулся. По лицу Энгуса расплылась блаженная улыбка. У Джессики на глазах были слезы. А Никки так и сиял.

Карлос и Хулио с удивлением увидели, что Кроуфорд Слоун выехал из дома раньше обычного. Они тотчас условным кодом сообщили об этом своему шефу Мигелю.

К этому времени Мигель уже выехал из оперативного центра в Хакенсаке и вместе с другими ехал в пикапе “ниссан”, снабженном радиотелефоном, по мосту Джорджа Вашингтона, соединяющему Ныо-Джерси с Нью-Йорком.

Мигеля это известие ничуть не смутило. В свою очередь, он передал зашифрованный приказ, что все планы остаются в силе, время их осуществления при необходимости можно приблизить. А сам подумал: “Намеченная акция явится для всех полной неожиданностью: логически она никак не будет оправдана, и очень скоро возникнет вопрос — зачем?”

Глава 10

Приблизительно в то время, когда Кроуфорд Слоун выехал из своего дома в Ларчмонте, направляясь в Си-би-эй, Гарри Партридж проснулся в Канаде — это было в Порт-Кредите, близ Торонто. Спал он крепко и, проснувшись, в первые минуты не мог понять, где находится. Это случалось с ним часто, поскольку просыпался он в самых разных местах.

Когда мысли пришли в порядок, он оглядел знакомую комнату и понял, что если сесть в постели — чего пока он еще не склонен был делать, — то в окно видны будут широкие просторы озера Онтарио.

Это была база Партриджа, его логово, но из-за работы, требовавшей постоянных переездов, он приезжал сюда в течение года лишь ненадолго. И хотя тут были его вещи — одежда, книги, фотографии в рамках, сувениры, привезенные в разные времена из разных мест, — квартира не была записана на его имя. Как гласила карточка рядом со звонком в вестибюле шестью этажами ниже, официальным квартиросъемщиком была В. Уильямс (В, означало Вивиен).

Каждый месяц, в каком бы уголке земного шара Партридж ни был, он посылал Вивиен чек для уплаты за квартиру, а она за это жила в его норе и поддерживала порядок. Такой уговор — включая то, что время от времени они спали вместе, — устраивал обоих.

Вивиен работала медсестрой неподалеку, в больнице на Куинсуэй, а сейчас, слышал Партридж, хлопотала на кухне. По всей вероятности, готовит чай — а она знала, что он любит пить чай по утрам, — и скоро принесет его. Тем временем мысли Партриджа вернулись к событиям, происшедшим накануне, и к тому, как он летел потом из Далласа в Торонто на запоздавшем самолете.

Происшествие в далласском аэропорту имело прямое отношение к его профессии, и он сразу взялся там за дело. Это входило в обязанности Партриджа, и за это Си-би-эй хорошо платила ему. Однако, вспоминая о случившемся вчера вечером и сегодня утром, он не мог не думать о происшедшей трагедии. Судя по последним сообщениям, более семидесяти человек из тех, кто находился на борту самолета, погибли, многие серьезно ранены, а на маленьком самолетике, столкнувшемся в воздухе с аэробусом, погибли все шесть человек. Партридж понимал, что многие сраженные горем семьи и друзья погибших страдают сейчас, горько переживают утрату.

Он подумал, что не раз и ему хотелось заплакать на месте событий, которые, по своей профессии, ему приходилось наблюдать, включая и вчерашнюю трагедию. Но он всегда умел сдерживаться — за исключением одного случая, о котором, если он всплывал в памяти, Партридж старался тотчас забыть. Однако, вспоминая его, Партридж задумывался над тем, что же он за человек и почему не может плакать.

В начале своей репортерской карьеры Гарри Партридж находился в Великобритании, и в это время в Уэльсе произошла трагедия. Случилось это в Аберфане, шахтерском поселке, где с отвала съехал большой пласт угля и завалил начальную школу. Под углем погибло сто шестнадцать детей.

Партридж приехал на место происшествия вскоре после того, как случилось несчастье, и видел, как вытаскивали трупы. Каждое маленькое тельце, покрытое черной вонючей густой грязью, окатывали из брандспойта и лишь потом увозили для опознания.

Окружавшие Партриджа репортеры, фотографы, полицейские, зеваки — все плакали, судорожно глотая слезы. Партриджу тоже хотелось заплакать, но он не мог. Совершенно больной, но с сухими глазами, он довел свой репортаж до конца и уехал.

С тех пор он видел бесчисленное множество происшествий, которые могли бы вызвать слезы, но тоже никогда не плакал.

Может быть, у него есть какой-то дефект, и он человек холодный? Он задал этот вопрос однажды приятельнице-психиатру, с которой они выпивали как-то вечером, а потом легли в постель.

Она сказала ему: “Все с тобой в порядке, иначе ты не задавал бы этот вопрос. Просто у тебя есть такой защитный механизм, который делает отвлеченным все, что ты видишь. Все свои переживания ты запихиваешь внутрь, и они у тебя копятся где-то там. Настанет день, когда хранилище переполнится, лопнет, и ты заплачешь — и как заплачешь!”

Всеведущая женщина, делившая с ним постель, оказалась права, и такой день настал… Но об этом Партридж тоже не хотел думать, и он задвинул в глубь памяти то событие, как раз когда Вивиен вошла в спальню, неся на подносе утренний чай.

Ей перевалило за сорок — у нее было резко очерченное лицо и прямые черные волосы, в которых проглядывала седина. Она не была ни красивой, ни, как принято говорить, хорошенькой, но теплой и щедрой, — и с ней было легко. Вивиен овдовела еще до знакомства с Партриджем, причем замужество ее, как он догадывался, было не из удачных, хотя она редко говорила о нем. У нее была дочь, жившая в Ванкувере. Время от времени девушка приезжала в Торонто, но Партридж ни разу не видел ее.

Партриджу нравилась Вивиен, хотя он и не был в нее влюблен и, поскольку знал ее достаточно долго, понимал, что никогда не полюбит. А вот Вивиен, как он подозревал, любила его и полюбит еще больше, стоит дать ей повод.

А пока она мирилась с их отношениями, не требуя большего. Сейчас Партридж пил чай, а Вивиен внимательно рассматривала его. Она обнаружила, что он еще больше похудел и лицо его, хоть оно и казалось по-прежнему мальчишеским, Прорезали морщины усталости и напряжения. Лохматая голова, в которой стала заметна седина, нуждалась в стрижке. Заметив, что она его рассматривает, Партридж спросил:

— Ну-с, и какой же будет приговор?

Вивиен с наигранным отчаянием покачала головой:

— Ты только погляди на себя! Ты же уехал от меня здоровым и крепким. А через два с половиной месяца вернулся усталый, бледный, изголодавшийся.

— Знаю, Вив. — Он состроил гримасу. — Такая уж у меня жизнь. Огромное напряжение, спать ложусь в самое непотребное время, ем черт знает что и пью. — И с улыбкой добавил:

— Так что вот — приехал, как всегда, в разобранном состоянии. Чем меня порадуешь?

— Для начала дам тебе хороший завтрак, чтоб ты поел “здоровой пищи”, — со смесью решительности и дружелюбия сказала она. — Можешь не вставать — я все тебе принесу. Затем будешь есть всякие питательные вещи вроде рыбы и дичи, свежих овощей и фруктов. Как позавтракаешь, я подстригу тебя. А потом отведу в сауну и на массаж — я уже договорилась.

Партридж откинулся на подушки и выбросил вверх руки.