Россия собирает своих евреев - Дж. Клиер

Конечно, реформа не могла бы развиваться до тех пор, пока евреи существовали отдельно от остального общества, сосредоточенные в собственном узком мире, представляя собой «государство в государстве». Однако найти справедливые основания для запрета кагалов было невозможно. Реформаторы не смогли найти квадратуру круга, решить задачу, в которой евреи, лишенные своей автономной системы самоуправления, в возмещение за это были бы провозглашены равноправными членами городского сословия, а при этом оставались бы под гнетом ограничений на проживание и род деятельности в тех самых городских центрах, где им полагалось жить. И эта головоломка тоже досталась русским реформаторам в наследство от польских коллег.

Было бы большим заблуждением считать, что польское еврейство было изолировано от этих дебатов. У него издавна существовала традиция активной политической деятельности, направленной на обретение и защиту прав и привилегий. Вполне естественно, что еврейские общины активно участвовали в событиях, столь важных для их политического и экономического благополучия. Представители общин прибегали к самой изощренной в те времена тактике. Речь идет о публицистических выступлениях в противовес антиеврейским выпадам, об открытом изложении своих позиций по той или иной проблеме, о закулисном воздействии на членов сейма, да и на самого короля с его советниками, даже о прямом использовании денежных стимулов, пусть и под видом патриотических начинаний [183].

Еще в самом начале дискуссий Четырехлетнего сейма группа варшавских евреев, обладавших влиятельными знакомствами, направила письменные обращения королю и сейму. Они действовали из своекорыстных побуждений, стремясь лишь добиться прав на постоянное проживание в столице для ограниченного числа евреев, в дополнение к праву на временное пребывание там в период заседаний сейма [184]. Но и это скромное желание вызвало немедленную враждебную отповедь со стороны уверовавших в свои силы варшавских бюргеров. Тут, в свою очередь, осмелели и евреи. В январе 1789 г. они выступили в печати с пылким, энергичным словом в защиту своих позиций. Это было «Разъяснение прав евреев свободно жить и торговать в Варшаве», в котором содержался обзор истории признанных законом привилегий. С высоты своего сравнительно привилегированного положения авторы признавали, что простые еврейские массы нуждаются в реформах. Однако они утверждали, что для достижения этой цели следует включить евреев в особое сословие и предоставить им полную свободу торговли и коммерции. Это, как они обещали, дало бы государству преданных ему еврейских верноподданных [185].

К концу 1789 г. в Варшаву начали съезжаться полномочные представители провинциальных еврейских общин, чтобы вместе со своими единоверцами из больших городов оказывать влияние на решения сейма. В ноябре они подали в сейм «Нижайшее прошение», в котором говорилось об ослаблении ограничения на проживание в городах, о свободе приобретения прав гражданства и торговли. Стремясь продемонстрировать свой экономический потенциал, делегаты обещали деятельное участие в развитии польской промышленности. Кроме того, евреи показали, что владеют новой, патриотической риторикой, когда заявили о своем желании, чтобы Польша стала их отечеством [186]. Бюргеры снова пошли в контратаку в декабре 1789 г. В «Газете Варшавской» появилась статья от имени муниципальных властей, в которой оспаривались все утверждения о том, что евреи положительно повлияли на хозяйственную жизнь тех городов, где они селились [187].

Борьба за расширение прав евреев, которая велась с помощью петиций и памфлетов, перешла в следующую стадию, когда 3 мая 1791 г. (по н. ст.) через сейм была проведена новая конституция, по сути дела, представлявшая собой переворот в пользу короля. В августе 1791 г. муниципальные советы и дворянские сеймики избрали делегатов в сейм. Вскоре за ними последовали в Варшаву делегаты от ста с небольшим еврейских кагалов. В столице эти полномочные представители примкнули к влиятельным еврейским предпринимателям. (Точно так же поступили их собратья в Петербурге в 1802 г.) Новые делегаты от еврейских общин разделяли с представителями муниципалитетов самые радикальные настроения. В отличие от скромных предложений варшавских евреев, высказанных двумя годами раньше, на этот раз они 4 июня 1791 г. (по н.с.) подали в сейм пакет из восемнадцати требований. Среди них было требование гражданских прав для евреев всех без исключения городов Польши, наряду с правами собственности. Существенно при этом, что они выступали от имени всего еврейства Речи Посполитой, а не только от лица привилегированных варшавских евреев [188].

С ноября 1791 г. по май 1792 г. в Варшаве шли усиленные закулисные переговоры, направленные на поиски компромисса по поводу законопроекта о положении евреев. В них участвовали представители муниципальных властей, ведущие члены сейма, например, Коллонтай, еврейские делегаты и личный секретарь короля, итальянец С.Пьяттоли. Однако по вышеназванным причинам компромисс был невозможен, а потому сейм так и не рассматривал никакого законопроекта. Не следует винить в этом еврейских делегатов, проявивших немалую изощренность в политике. Самым действенным из их тактических приемов было использование финансовых приманок под соусом идеалистической риторики. Так, делегаты заявили о своей готовности ежегодно передавать внутриобщинные налоги (судебные сборы и налог на кошерное мясо) в сумме пяти миллионов злотых королю (1,5 миллиона), государственному казначейству (2,5 миллиона), и по пятьсот тысяч на нужды армии и в уплату долгов еврейских общин. Но если это подогрело стремление короля к желанному компромиссу, то городские представители непоколебимо стояли на своем [189]. Но и тогда, когда усилия евреев в сейме оказались тщетны, делегаты все равно продолжали политическую борьбу, рассылая меморандумы и призывы в комитеты сейма и в Королевский совет, где их подвергали серьезному рассмотрению [190].

Но представители общин и финансовые тузы Варшавы были не единственными участниками публичных дебатов по еврейскому вопросу, кипевших вокруг сейма. В период Четырехлетнего сейма вышли в свет по крайней мере восемь изданий на польском или на французском языке, которые принадлежали перу передовых образованных польских евреев и специально были предназначены участникам дебатов. Кроме того, было опубликовано на польском языке резюме известного очерка по еврейскому вопросу во Франции, написанного Залкиндом Гурвитцем для Королевского общества в Меце. Сам Гурвитц, посылая экземпляр очерка философу Шарлю Мальзербу, дополнил его материалами о польском еврействе. В Берлине философ польско-еврейского происхождения Соломон Маймон посвятил философское сочинение королю Станиславу Августу, который, как считали, хорошо относился к евреям [191].

Все сочинения прогрессивных еврейских авторов призывали к расширению прав польского еврейства, но при этом признавали необходимость преобразовать жизнь евреев и повысить их отдачу обществу. Все авторы без исключения предвидели, что евреи будут постепенно усваивать культуру большинства населения – поляков. В этом они следовали за реформаторской школой, связанной с именем берлинского еврейского философа Моисея Мендельсона.

В своем роде еще более ярким явлением был меморандум на польском языке, который представил в феврале 1789 г. Гершель Юзефович, раввин из Хелма. Он энергично выступил в защиту евреев от столь частых обвинений в экономических злодеяниях и отстаивал еврейские обычаи и образ жизни от посягательств потенциальных реформаторов. Это вмешательство в спор раввина Юзефовича красноречиво показало, что и традиционалисты в еврейской общине тоже способны постоять за себя перед польской аудиторией, пользуясь теми же приемами, что и их братья-прогрессисты [192].

Как уже упоминалось, важнейшим источником вдохновения как для еврейских передовых мыслителей, так и для реформаторов-христиан служила карьера Моисея Мендельсона. Самого его едва ли можно назвать радикальным реформатором. Он стал символом еврея, добившегося успеха в христианском обществе, сохранив при этом верность своей религии и народу. В век Просвещения и рационализма Мендельсон снискал признание тем, что выявил все лучшее в давней традиции еврейского рационализма, воплощенной в фигуре великого средневекового еврейского мыслителя Моисея Маймонида. Достижение Мендельсона состояло в том, что он показал, что иудаизм отмечен многими признаками «естественной религии», столь милой сердцу философов-просветителей. Неудивительно, что последователи Мендельсона говорили: «от Моисея до Моисея нет равного Моисею». Мендельсон прославился как духовный вдохновитель Гаскалы, еврейского варианта общеевропейского просветительского движения [193].