Киллер - Элмор Леонард

Уэйн замолчал, когда свет фар с улицы ударил в оба окна гостиной, вспыхнул в холле, заплясал на стеклянных панелях входной двери. Уэйн поднялся с дивана и, подойдя к окну, выглянул наружу:

– Опоздали на пять минут.

Кармен сидела в кресле-качалке, которое они купили зимой в Кентукки, когда возвращались из Флориды. Она покрыла дерево свежим лаком, сшила зеленовато-оливковую подушку.

– Зачем на них злиться? Они делают свою работу.

– Светят фарами в окна? Ничего себе работенка…

Уэйн вернулся к дивану, опустился на него и, вытягивая ноги, обтянутые голубыми джинсами, сбил лоскутный коврик.

Они обживали свой дом, не слишком задумываясь об интерьере. Экономя деньги, Кармен все делала своими руками.

– Ты заметил, что мы сидим здесь, разговариваем и не смотрим телевизор?

Она обвела взглядом гостиную. Еще столько всего надо сделать. Оставить кресло, но выкрасить в яркий цвет, избавиться от старого, в зеленую клетку, дивана и «утиных» эстампов, которые мама преподнесла им в качестве комбинированного подарка на новоселье и день рождения Уэйна, последовавшего месяцем позже. Она перевела взгляд на Уэйна. Ей нравилось смотреть на него и ждать, когда он это заметит. Когда их взгляды встречались, они долго смотрели друг другу в глаза не улыбаясь, пока Кармен не проводила кончиком языка по губам.

– Хочешь лечь? – спросил он.

– Еще рано, – ответила она.

Пару секунд они смотрели друг на друга.

– Последнее время мы совсем не занимаемся любовью, – сказал он.

– Я уже и забыла, что это такое. Мы даже не обнимаемся и не целуемся, – отозвалась Кармен. По тому, как он тряхнул головой, она догадалась, что он думает о чем-то другом. – Что именно ты не понимаешь? Ты начал говорить о Ричи Никсе, о его судимостях, о том, как он сидел в тюрьме…

– Трижды сидел, однако его выпустили, – сказал Уэйн, возвращаясь к прерванному разговору. – Он попадает в федеральную тюрьму, видит, как зарезали парня, дает показания на суде на того, кто это сделал, и попадает под программу защиты свидетелей, то есть на него автоматически распространили меры обеспечения государственной безопасности лиц, которые предоставляют следственным органам информацию, необходимую для предотвращения или раскрытия опасных преступлений.

– Это был его сокамерник, тот, кого убили, – уточнила Кармен. – Может, спросить об этом у Скаллена? Ты заметил, он назвал это программой безопасности свидетелей. Но, думаю, лучше не надо.

– Не знаю, – отозвался Уэйн. – Я не понимаю одного – этот Ричи Никс должен был отсидеть в тюрьме в общей сложности лет двадцать, я прав?

– Он сидел уже несколько лет, когда это случилось.

– Да. Потом ему говорят, что должны защитить его на тот случай, если дружки парня, на которого он показал, попытаются его убить. Одним словом, его берут под защиту и выпускают. Как такое возможно?

Кармен помолчала, вспомнив, как федерал сидел на кухне и рассказывал им о парне, который грабил и убивал, и о другом, которому платили за убийства.

– Он не сказал, что Ричи Никса выпустили. Сначала его перевели в другую тюрьму, где он находился под этой программой, пока сидел в тюрьме, думаю, еще года три, и еще какое-то время после, пока не совершил новое преступление. Так что все те преступления, список которых показал нам Скаллен, за которые Ричи разыскивается теперь, совершены им за последнюю пару лет.

– Об этом я и толкую, – сказал Уэйн. – Его выпустили, и он начал убивать. Получает работенку через приятеля, и что делает? Убивает нескольких человек и смывается.

– Он убил человека в Детройте еще до появления приятеля, – заметила Кармен.

– Получается, он тянется к грабежу, да еще и людей начинает убивать. Ты видела список обвинений: грабеж магазина в Огайо, убийство служащего. И во всех остальных случаях – в Индиане, Кентукки – грабит, а потом убивает служащих. Узнает от Лионеля, где мы живем – видимо, так оно и было, – и трижды стреляет в него. Зачем было ему его убивать? А семнадцатилетнюю девушку в супермаркете? У нее не было оружия или чего-то еще… Забирает деньги из кассы и стреляет ей в голову. Почему он ни с того ни с сего убивает людей?

– Почему он гоняется за нами? – спросила Кармен. – Если бы мы это знали… Я хочу сказать, чего он хочет этим достичь?

– Думаю, падение из окна второго этажа имеет к этому отношение, – вздохнул Уэйн. – Возможно, он делает то, что велит ему индеец, на которого он работает. Скорее всего… Из сказанного Скалленом следует, что в первую очередь нам надо опасаться индейца.

Я долго думал об этом. Когда я сидел за столом Нельсона, он ни до чего не дотронулся, а вот отпечатков пальцев Ричи Никса в кабинете – хоть отбавляй! Мы считаем, что Ричи Никс исчадие ада, тогда что думать про Армана, какие дела натворил он?

– Разве можно уединиться, когда в доме двое мужчин, – посетовала Донна.

В розовом халате она сидела на краю кровати, держа в руках черные колготки. Ногти у нее на пальцах были покрыты рыже-красным лаком.

Стоя в дверях, Арман наблюдал за ней.

На застеленной фиолетово-желтым покрывалом кровати Донны примостились меховые игрушки, над изголовьем висела картина – цветной портрет Элвиса Пресли на черном бархате. Арман точно знал, кто это, так как у Донны имелась полка с пластинками Элвиса Пресли, Элвис Пресли – кукла в спортивном костюме, а на кухне тарелки с его портретом. Доедаешь рубленый бифштекс и видишь, как на тебя пялится Элвис Пресли…

– Хочешь уединиться, закрой дверь. Но я думаю, ты этого не хочешь. – В том месте, где распахнулся халат, виднелись молочно-белые ляжки Донны. – Знаешь, о чем еще я думаю? Думаю, под халатом у тебя ничего нет.

– Так я как раз и хочу одеться, если ты не возражаешь, – парировала Донна. – Ты что, все еще хочешь есть?

– Пока нет. Может, позже захочу.

– Мне нравится, когда мужчина ест с удовольствием. Ричи не из таких.

Она задрала ногу на край кровати, собираясь натянуть колготки. Теперь он видел не только ее ляжки, но и темную полоску между ними.

– Ты одеваешься уже два часа. Думаю, ты дожидалась, пока Ричи уйдет.

Прежде чем поднять на него глаза, Донна натянула колготки.

– А если Дик что-то забыл и вернется? Тебе не поздоровится, – игриво сказала она.

Ну ты подумай! Дик… Арман едва сдержал улыбку.

– Ну и что он мне сделает, застрелит? – Арман вошел в комнату и подошел к кровати.

Донна, вытянув молочно-белую шею, подняла к нему лицо. Глаза без очков казались близорукими и беззащитными, золотисто-рыжая копна волос, густо покрытых лаком, сияла на свету.

– Должно быть, тебе нравятся парни, которые стреляют в людей, парни с пушками. У меня тоже есть пушка. Хочешь, покажу?

– А что, у меня есть выбор? – хихикнула Донна. Потом он услышал ее вздох и увидел, как ее плечи на секунду поникли, когда она сказала: – Что ж, разве я могу сопротивляться, ты намного сильнее меня. – Затем она сняла халат, стянула колготки и бросила на пол. Откинувшись на цветастое покрывало, она подняла на него беззащитные близорукие глаза и добавила: – Думаю, ты можешь делать со мной все, что захочешь, и я никакими силами не смогу тебя остановить. Выключить свет или пусть горит?

Еще днем Кармен сказала мужу:

– Я, вероятно, делала то, что тебя раздражало. Может, раз или два за последние двадцать лет? Но ты ни разу не повысил голос на меня. Я думала об этом и пришла к выводу, что если ты можешь пройти по десятидюймовой балке на огромной высоте, то, стало быть, ты умеешь держать себя в руках. Ты не из тех, кого легко из себя вывести. Но, когда ты стоял на крыльце и орал на полицейских, я увидела совершен – но другого человека.

– На крыльце? – хмыкнул Уэйн. – Оно всего лишь в пяти футах над землей. Я мог бы сплясать на нем, если бы захотел. На крыльце я могу делать все, черт побери, что захочу.

Кармен попыталась представить себе, как Уэйн вымещает гнев на этих старых серых досках, топая по ним и горланя во все горло. Он до сих пор не успокоился, и это все еще удивляло ее. Каждые пять минут Уэйн вскакивал с дивана и подходил к окну, наблюдая за патрулированием полицейских.

– Это были городские копы. Осветили весь дом. Он стоял спиной к Кармен. Ей хотелось, чтобы он сел.

– Ты завтра собираешься на работу?

– Нет, пока не схватят этих преступников.

– Мы могли бы уехать.

– Куда?

– Пожить у мамы, у нее хватит места. Он резко повернулся к ней.

– Шучу, – улыбнулась Кармен. – Успокойся. Разве ты не понимаешь, когда я шучу?

– За два дня жизни с твоей матушкой я стал бы алкоголиком, – буркнул он. – Может, и одного дня будет достаточно.

– Она тоже тебя очень любит. – Кармен снова стала раскачиваться в кресле – качалке из Кентукки. – Давай включим новости, а?

Уэйн глянул на часы:

– Еще рано.

– Хочешь знать, чего я не понимаю?

– Когда ты шутишь, должно быть смешно. В этом-то вся фишка.