Медленная смерть - Стюарт Хоум

— Девочка, я покорён! — громыхал скинхед.

— Выеби меня! — мычала доктор.

— Твоя пизда как чёрная дыра, — скрежетал Самсон. — Она как болото, затягивает меня вниз, всасывает в себя!

— Как здорово! — стонала Уокер.

— Я так не могу! — лепетал бутбой. — Так здорово, я хочу ебаться вечно, я сейчас кончу!

— Ещё рано, ублюдок! — фыркнула Мария, жестоко ткнув скинхеда по яйцам.

Самсон захлебнулся криком. Уокер продолжала двигать его телом. Это было, как убрать газ на конфорке — любовный сок, что только что был на грани извержения, теперь медленно кипел на пограничной температуре. Самсон и Мария отбивали извечный ритм болот, тискали плоть, скользили руками по бесконечным тактильным поверхностям друг друга. Доктор решила, что скинхед не сможет насладиться психическим удовлетворением сексуальной разрядки, пока она не заведёт его далеко за пределы физических возможностей.

Спартак вёл Фронт Семиотического Освобождения в «Боу Студиоз». Смит украл комплект ключей у друга-художника, который работал в здании, так что операция была выполнена без труда. Выставлялись две дюжины фигур в человеческий рост, вырезанные из цельных кусков дерева. Это была работа всей жизни одного отшельника, обратившегося к искусству, когда его бросила невеста. Каждый новобранец получил пилу и приказ покрошить скульптуру.

— Я не могу! — захныкал Юджин Де Фрейд. — Нельзя преднамеренно разрушать искусство. Человек потратил на эти работы всю жизнь!

— Ты кто? — спросил Дон Пембертон. — Человек или тварь дрожащая? Моя совесть молчит на тему разрушения второсортных работ. К тому же, мы никогда не заключим контракт с серьёзными галереями, если не будем подчиняться приказам господ Хирама!

— Дон прав! — влезла Эпплгейт. — Всё равно парень, чьи работы тут выставлены, умер в прошлом году — и нельзя позволять традициям мёртвых поколений довлеть над жизнью живых!

— Более того, — прошипел Спартак, — мы не собираемся уничтожать работы, наоборот, мы их совершенствуем. Вспомни про Асгера Йорна[33], и что делал его Институт Творческого Вандализма и обращённые[34] картины маслом. Как и Асгер, мы добавляем дух тайны в подборку весьма консервативных работ. Это поэзия в истинном смысле слова, мы продолжаем великие традиции сюрреалистов, ситуационистов и Неоистов!

— Ладно, ладно, — крякнул Де Фрейд. — Убедили! Хватит болтать, пора переходить к творчеству.

Без дальнейших разговоров Фронт Семиотического Освобождения приступил к работе. Спартак резал голову скульптуре старика, Эпплгейт отпиливала руки молодой женщине, а Пембертон уродовал гениталии обнажённого атлета. Росс Макдональд и Джозеф Кэмпбелл красили из баллончика две мужские фигуры в мёртвенно-розовый цвет, а Де Фрейд ампутировал ногу доярке.

По мере скапливания на полу частей тела, остальные члены ФСО складывали их в эстетически приятном порядке. Через некоторое время Спартак удовлетворился улучшениями, которые привнёс в различные скульптуры, и, подобрав баллончик краски, оставил на стене следующее послание:

«Наша Пылающая Звезда — Факел Рассудка. Те, кто обладает этим знанием, становятся ИЛЛЮМИНАТАМИ. Хирам, убитый во имя ОСВОБОЖДЕНИЯ РАБОВ, воскресает вновь. Девять Мастеров стали Основателями Ордена. Британское Искусство наше, ибо учит оно ходить без костылей и владеть собою. ФРОНТ СЕМИОТИЧЕСКОГО ОСВОБОЖДЕНИЯ — это мужчина или женьчина, сидящие рядом с тобой, у них пистолет в кармане и гнев в сердце. Нельзя убить идею. Мы всё ближе — Коммюнике 1, ФСО». Когда Смит подчеркнул три последние буквы цветной краской, в галерее ещё кипела работа, и любой беспристрастный наблюдатель вряд ли поверил бы, что стал свидетелем партизанского рейда на «Боу Студиоз» — потому что сцена слишком напоминала группу художников, с энтузиазмом готовящих работу к выставке.

Шесть

ДЖОННИ МАХАЧ ЧУВСТВОВАЛ себя погано. Читай он бульварную харкотину, он описал бы своё состояние расхожим выражением про дно клетки попугая. Растворимый кофе, сделанный Атимой Шиазан, заливался в желудок Джонни как вода в трюм тонущего корабля. В голове стучал отбойный молоток, и непрекращающийся звонок в дверь тоже не приносил облегчения.

— Пошли на хуй! — завопила Шиазан в окно на гостя, который стоял четырьмя этажами ниже.

— Ты изменяешь нашему делу, — возвестил марксистский мудак, — ты не пришла на заседание вчера вечером, продажи газет у тебя падают, ты не справляешься со своими обязанностями, спускайся сию же минуту и объяснись.

— Чтоб ты сдох! — рявкнула Атима, прежде чем захлопнуть окно.

Гад-коммунист вновь вдавил палец в звонок. Ходжес видел только один способ разобраться с проблемой, поэтому пошёл вниз на улицу. Скинхед распахнул дверь и втащил красного дрочилу в парадное. Он шваркнул ублюдка об стену, а потом вломил кулаком в слабовольный подбородок. Бутбою понравилось, как голова активиста откинулась назад и треснула по побелке. На самом деле, ощущение было столь приятным, что он принялся раз за разом вколачивать костяшки в рожу марксиста.

— Скользкий кусок говна! — рычал Ходжес, вбивая стальной стакан ботинка в яйца противника. — Ты заляпал мне кровью и свитер, и «ста-престы»!

— Ппппожжаааалллуууйййссстттаааа! — пробулькал подонок, соскальзывая на пол.

Воззвания к жалости тоже не помогли красному ублюдку. Джонни воспарил душой, когда под его ботинком хрустели рёбра и удары с убийственным эффектом обрушились на другие слабые места того, что уже было переломанным телом. Скинхед хотел втоптать коммунистического кретина в землю. Политический фундаментализм процветает в бетонных джунглях Европы и Америки, и это особенно мерзкое проявление социального атавизма широко распространилось среди отпрысков неработающих богачей. Заражённые этой болезнью становятся полудикими и понимают единственную вещь в мире — СИЛУ! Джонни жаждал, чтобы движение скинхедов разобралось с этой угрозой — потому что стоит вернуть зубы всем старым бульдогам, кто однажды надел сапоги, «ста-престы» и рубашку на пуговицах, — и перед глазами школьников появится культура — объект уважения и образец для подражания.

— Хватит! Хватит! — заорала Атима, вцепившись в рукав бутбоя. — Майкл уже отрубился. Партия раздерёт мои кишки на подвязки, если ты убьёшь бедного педрилу!

— Слушай, милая, — пропыхтел Ходжес, чуть отдышавшись. — Если хоть один волос упадёт с твоей прекрасной головки, я поубиваю их на фиг!

— Но что ты будешь делать с Майклом? — спросила Шиазан.

— Выкину его на помойку, — хрюкнул Джонни. — Там специальное место для всяких отбросов.

— А может, стоит вызвать «скорую помощь»? — встречным планом предложила Атима.

— Да ну его, — ответил Ходжес, вытаскивая бесчувственного активиста на улицу. — Бросим его там, рядом с контейнерами. Глядишь, муниципальные мусорщики увезут этого ублюдка.

Джок Грэхем невидящим взглядом уставился в потолок Библиотеки Национального Искусства. Его посетило неуловимое ощущение, которое расползается по животу каждого профессионального исследователя, когда тот вот-вот откроет что-то ВЕЛИКОЕ. Арт-историк ещё не был уверен, на что он наткнулся — но куски головоломки начали складываться. Боб Джонс был ключом к этой загадке, в этом Грэхем не сомневался. Было что-то раздражающе знакомое в стиле теоретической прозы Неоистов. Джок инстинктивно знал, что разгадка этой тайны резко увеличит исторический вес авангарда восьмидесятых.

— С вами всё в порядке? — спросил Стивен Смит с другого конца стола. — Надеюсь, это не прозвучит грубо, но выглядите вы так, словно вот-вот сблюёте.

— Пошли отсюда! — рявкнул Грэхем. — Мне нужен собеседник. Пошли, паренёк, засядем в «Цветочный Горшок» и будем чего-нибудь пить.

— Конечно, как скажете, Мистер Грэхем, — покорно прошептал Спартак, надеясь, что не настроил этого важного арт-критика против себя, когда тот уже готов был протянуть ему руку дружбы.

Пока они шли в паб, Джок невнятно бурчал, что Неоизм — это пылающая комета, которая будет гореть, гореть и ещё раз гореть. Если верить арт-критику, движение поднялось над горизонтом событий современной культурной истории, и свет, который оно распространяет, теперь изменит всю мировую культуру. Но стоило Смиту влить в своего компаньона бренди, как тот заговорил более осмысленно.

— Ты заметил, что Неоизм сталкивает нас со всеми фундаментальными проблемами, связанными с процессом исторификации? — спросил Грэхем.

— Если честно, нет, — признался Спартак, — но если вы чуть-чуть конкретизируете, я уверен, что пойму вашу точку зрения.

— Попытаемся оформить вопрос несколько иным способом, — возвестил Грэхем. — Как ты думаешь, что именно есть Неоизм?

— Крупное авангардное арт-движение, — ответил Смит. — Величайшее событие в культурной жизни восьмидесятых, значительное развитие традиции, сводящее воедино футуризм, дадаизм, сюрреализм, ситуационизм и флуксус.