Черная неделя Ивана Петровича - Александр Потупа

- Правда, хорошая картина? - спросила Леночка, выбираясь на улицу впереди Крабова и слегка отталкиваясь от него своим остреньким локотком.

- Хорошая,- рассеянно ответил он, пытаясь отогнать видения трехдневного погрома, особенно сцену разрушения статуи Беллерофонта верхом на Пегасе.

- Все-таки красиво они одевались, помните Бланку? - продолжала Леночка, не обращая внимания на своеобразное настроение Крабова.- А гречанка совсем красавица, правда? Кто ее играл, не знаете?

- Не знаю,- все также безразлично бросил Крабов.

- А почему она называется "Бессилие"? Смешно, правда?

- Почему смешно? - переспросил Крабов.- Это как раз не очень смешно. И разве речь не о том? Вспомните, как метался этот Алексей V, призывая греков к сопротивлению. Все понимали, какие их ждут ужасы, но никто не колыхнулся. Когда все всё понимают и никто не хочет пальцем пошевелить - это и есть бессилие.

- Вас послушать,- сказала Леночка,- получается - Византия рухнула от того, что государство надоело, попросту надоело всем его гражданам. Разве так бывает?

"Ого!" - подумал Иван Петрович, а вслух сказал:

- Очень даже бывает. Кому нужна труха? Вот и выходит - сначала надоедает, а потом никому ничего не надо.

- Но ведь гражданам-то хуже,- удивилась Леночка.- Они же должны быть патриотами, правда?

- Правда,- ответил Иван Петрович заметно потертым Леночкиным словом,граждане должны, но толпе государственных рабов на все плевать...

- И Мурцуфла этого жалко,- вставила Лена.

- Жалко,- сказал Крабов,- жалко, потому что он в клетке и понимает, что в клетке, но клетка собственной конструкции, и на нее накинут черный платок...

- Какая клетка? А-а, та, что вначале, да?

- Есть клетка времени, и он сидит в ней,- стал разъяснять Иван Петрович,- и выскочить из этой клетки ему не дано, он вынужден делать то, что положено в данной клетке в данное время. А жалко потому, что он-то это понимает - не в наших, а в своих образах, но все равно понимает. В остальном чем он лучше других?

Скучно и непонятно. Умничает толстячок. А название глупое - может, так на русский перевели, а на самом деле - другое...

Такой сигнал воспринял Иван Петрович, когда они с Леной подходили к остановке, и чуть не ответил, что при любом названии оригинала он считает перевод весьма удачным - откуда взять лучший русский эквивалент бессилия? И нужно ли? Хотел ответить, но вовремя удержался и получил новую порцию:

С приветом дядя, ей-богу, с приветиком. Все пальцы измял, ну и что? Теперь проводить захочет. Скучно...

Иван Петрович нерешительно помялся на месте, подумал. Подходил ее автобус.

- Спасибо, Леночка, за компанию, до свидания,- сказал он вдруг, хотя еще пару секунд назад мог бы поклясться, что никогда не откажется от проводов симпатичного существа в красном берете.

Похолодало. Иван Петрович добрался до дому к часам десяти и хотел сразу же залезть в постель. Но его поджидала Анна Игоревна с ужином, носившим следы какой-то праздничной идеи. И главное - не было вопросов и не приходилось возводить бастионы оправдательной блажи. Зато стопочка "Пшеничной" пришлась очень кстати. Он согрелся.

- Хочешь еще? - спросила Анна.

- Нет, спасибо.

X Тогда она ткнулась носом в воротник его домашней куртки и заплакала.

Через час они уснули, довольные друг другом и переполненные тем трудно определимым и незаслуженно забываемым чувством, которое иногда называют нежной признательностью.

15

Разумеется, в эту ночь к Ивану Петровичу не мог не прийти полноценный сон. И сон пришел.

Прежде всего, он увидел себя на берегу Пропонтиды, но почему-то не могучим рыцарем в блестящих доспехах, а маленьким мальчишкой, вылепливающим из влажного песка большой и красивый замок.

Он твердо знал, что раскинувшийся неподалеку город - не его родина. Он явился сюда как бы по пути, случайно, а истинная его цель - война за гроб Господень с неверными где-то там, на юго-востоке. И потому на рубахе его нашит небольшой красный крест - ведь не может быть, чтоб в столь древние времена под стенами Константинополя выбирали санитаров, да и в реальном своем школьном детстве Иван Петрович до такой должности никогда не дослуживался, а напротив, постоянно хватал замечания за грязные и обгрызенные ногти. Правда, специалистом по части песочных замков он был отменным.

Прямо на маленького Ваню налетел могучий всадник, подхватил его, и Ване, то есть Ивану Петровичу, почудилось, что они, как в сказке, одним прыжком перемахнули через высоченные константинопольские стены.

Так Крабов оказался в низкой, богато украшенной перламутровыми инкрустациями комнате один на один с Алексеем V, который действительно непрерывно хмурился, всем своим видом оправдывая кличку Мурцуфл.

"Отличное имя для кота,- подумал Иван Петрович,- а то все Васька да Васька..."

- Здравствуйте, Иван Петрович,- глухим голосом произнес император.Что делать будем?

- А что? - растерялся Крабов.

- Как что? - удивился великий базилевс. - Готовится штурм, Иван Петрович, не сегодня, так завтра эта крестоносная орда ворвется в город.

- Надо войско собрать,- поражаясь своей государственной мудрости, посоветовал Крабов.

- Вот! - громко воскликнул базилевс.- В том-то и дело, что ничего не выходит. Войско не хочет собираться. Никто и ни за какие деньги не желает идти под наши знамена. Впрочем, денег тоже нет - последние Ангелы успели всю казну крестоносцам сплавить. Дескать, те - тоже христиане, только ищут бога своим путем. Мы бы их шайку шапками закидали - у нас перепроизводство головных уборов,- но теперь ни одна живая душа и шапкой кинуть не хочет.

"Откуда он выучился так по-русски шпарить? - поразился Иван Петрович.Вот будет комедия, когда я объявлю в Академии наук, что византийский император совсем прилично по-нашему изъясняется..."

Но эта глубокая мысль не получила должного развития. Алексей V начал генерировать, и Иван Петрович страшно обрадовался, что его способности не исчезли от такого дальнего броска во времени.

Сей рыцарь - явный шпион Бонифация, в аду мне гореть, если он не лазутчик. За чей счет он стал бы носиться по столетиям? А может, венецианцы? Не устроить ли ему небольшую пытку?..

От последней идеи базилевса прошибло Ивана Петровича холодным потом. Греки, резонно полагал он, очень приличные мастера насчет пыток. Впрочем, кто не мастер в этой области? А испытывать на себе достижения разных народов в древнейшем искусстве развязывания языков никак не хотелось. Хотелось мгновенно испариться.

Оглядев себя, Иван Петрович понял, что он уже не мальчик, а настоящий рыцарь, только доспехи у него синтетические - из какого-то блестящего пластика. До чего же быстро он повзрослел под действием нехитрой задумки великого базилевса.