Майское лето - Зина Кузнецова

Дедушка позвал Никиту в кабинет, и они ушли. А Нина весь вечер чувствовала себя ужасно – так может чувствовать себя богатая дама, которая во времена засухи оказалась среди бедных.

Глава десятая

Нина вышла из душа и, глядя на себя в зеркало, медленно сняла халат. Вид обнаженного, не прикрытого ничем тела смутил ее. Она тут же подумала: «Господи, мне же почти семнадцать, а я что, получается, никогда себя в полный рост обнаженной не видела?» Нет, по частям – конечно. Тут грудь без бюстгальтера, там бедро… Но вот так, в общем… еще никогда. Даже в ванной она как-то не присматривалась к себе в зеркале, куталась в полотенце или халат, но никогда вот так внимательно, как художник, рассматривающий свою натурщицу, без спешки – никогда… Нина скользила глазами по телу, а потом вдруг потрясла головой: отчего-то свой собственный вид показался ей диким и даже пугающим.

Она поскорее надела простые хлопковые трусики, которые ей покупала мама и которых было у нее навалом, чтобы перестать смущаться самой себя. Хотела уже надеть платье, но задумалась и остановилась. Сердце ее забилось сильнее, ладошки вспотели. Медленно она стянула с себя хлопковые трусики и вытащила из глубин шкафа один из тех новых комплектов, которые тайком положила в чемодан, чтобы мама не увидела.

Нина еще раз посмотрела на себя в отражении огромного зеркала, и щеки ее заалели – так необычно и странно было видеть свою небольшую грудь, которую едва прикрывало тонкое, полупрозрачное кружево. Нина старалась не отводить от себя взгляда, но какой-то непонятный стыд одержал верх, и она с чувством облегчения поскорее скрыла свое тело под платьем.

Бабушка, в светлом льняном брючном костюме, и дедушка, как всегда в брюках и с массивными часами на правой руке, уже ждали ее в холле.

– Вертелась у зеркала? – спросил дедушка, открывая дверь и пропуская их с бабушкой вперед.

Нина кивнула, стараясь не смотреть никому из них в глаза. Какое-то странное, еще не понятное ей самой, вызывающее стыд чувство вертелось в груди, лишая покоя.

На улице на Нину обрушилась уже настоящая, бескомпромиссная, июньская жара. Быстрым движением она собрала волосы в пучок чуть выше шеи и направилась за бабушкой и дедушкой.

Сегодня они собрались поужинать в городе, в ресторане, вместе с родителями. Вообще-то такие вылазки в город были редкостью в их дачном поселке, только дедушка пару раз в неделю уезжал из «Соснового бора» по каким-то своим важным генеральско-министерским делам.

«Москвич» блестел на солнце. Нина еще издалека ощутила, как он нагрет и как невыносимо жарко будет в нем сидеть, пока они не выедут на трассу. Мама много раз предлагала дедушке сменить старый автомобиль на нечто более престижное. «Папа, – говорила она, – но вот скажи мне, пожалуйста, разве может генерал подъезжать к министерству на этой развалюхе? Ну что ты, в самом деле!» А дедушка никогда не позволял никому влиять на свои решения: «Начальников надо оценивать не по машинам, а по заслугам. И мне не стыдно подъезжать к министерству на этой развалюхе, как ты говоришь, потому что машина ровным счетом ничего обо мне не говорит, обо мне говорят все вот эти медали, поэтому нет! Мне не стыдно! К министерству в первую очередь подъезжаю Я. А за себя мне не стыдно!» В конце своего монолога дедушка действительно сердился на маму, и какое-то время эта тема не поднималась. Хотя какой-то период, когда Нина была чуть больше зависима от мнения общественности, ей было стыдно выходить из старенького «Москвича». Ей казалось, что все непременно думают, будто они не могут позволить себе что-то получше. Потом уже, немного повзрослев, она поняла, что деньги и стоимость вещей волнуют только тех, у кого их нет.

Подбежав к «Москвичу», Нина удивилась: дедушка подошел к двери пассажирского сиденья вместо водительского.

– Бабушка, а разве у тебя есть права?

Бабушка не успела ей ничего ответить, потому что из «Москвича» со стороны водителя вышел Никита. Точнее, сначала Нина увидела его кепку, а потом уже его дерзкие глаза.

– Погодите, я вам помогу, – сказал он и, обойдя машину, открыл для Нины и ее бабушки дверцу.

– Надо же, какой галантный молодой человек! – улыбнулась бабушка так, как будто совсем не привыкла к тому, что ей помогают сесть в автомобиль.

После того как бабушка села, Никита, приподняв бровь, посмотрел на Нину и намеренно шутливо, изображая лакея какого-нибудь семнадцатого века, указал рукой внутрь салона.

Нина хотела тут же расспросить дедушку, что все это значит, но решила, что это будет уже совсем невежливо, и, сжав губы, села в машину как можно элегантнее. К сожалению, она так и осталась в неведении, получилось у нее это или нет.

Ехали, казалось, целую вечность. Как только машина подкатила к ресторану, Нина увидела папу, курящего у входа, и выпорхнула на улицу, тут же повиснув на нем.

– Боже мой, пару недель тебя не видел, а мне уже кажется, что ты повзрослела неописуемо, – сказал он.

Мама сидела за столом в красивом платье. Нина поцеловала ее в щеку и села напротив. Пока остальные здоровались и рассаживались, Нина вдруг подумала, что ни за что не расскажет маме о своих сегодняшних переживаниях, которые она испытала перед зеркалом. Она сама не понимала почему, просто чувствовала, что мама пытается тормозить то, что происходит с ней, Ниной. Она часто говорила ей: «А не коротковата ли юбка, милая?» или «Почему ты без бюстгальтера, Нина, это совершенно неприемлемо!»

Ужинали долго. Нина смеялась и болтала в кругу родных, уплетая одно блюдо за другим. Когда бабушка спросила ее маму и папу о чем-то своем, Нина повернулась к дедушке.

– Слушай, деда, – сказала она, – а вот тот… который нас вез… он кто?

– Ты не узнала разве? Этот молодой человек строил нам беседку.

– А в машине он что строить собирается?

Дедушка улыбнулся:

– Я разве тебе не говорил?

– Я бы запомнила.

– Я нанял его своим водителем. Парень он хороший, толковый, а работы в деревне нет. Я и сказал, если понадобится какая-то помощь, пусть