Загадка Отилии - Джордже Кэлинеску

— Опять не слушаетесь, домнишоара Отилия, — сделал ей выговор Паскалопол. — Вы так заболеть можете.

Отилия с полным ртом затрясла головой в знак того, что не заболеет, и села на скамью верхом, повернувшись лицом к Паскалополу.

— Как жаль, что здесь нет кукоаны Аглае, вот погля­дела бы она на вас, — сказал помещик.

— Как я понимаю, кукоана Аглае не очень благоволит к Отилии, да как будто и ко мне тоже, — со смехом заме­тил Феликс.

— Да, — вполне серьезно подтвердил Паскалопол. — Действительно, кукоана Аглае не слишком усердно упраж­няется в христианских добродетелях. Но вы, домнул Феликс, ни от кого не зависите, и я не вижу, какие у вас с ней могут возникнуть конфликты. С домнишоарой Оти­лией,— Паскалопол с покровительственным видом обер­нулся к девушке и, казалось, теперь обращался только к ней, — положение несколько иное. Тут возникает один деликатный вопрос. Но мы примем меры, необходимо принять меры. Я беседовал с Костаке. Он человек не­много слабохарактерный и с причудами, однако намерения у него хорошие, — уверяю вас, что хорошие. Но кукоана Аглае крепко держит его в руках. В конце концов мы еще посмотрим. Я расскажу вам кое о чем подробнее. И как подумаешь, — Паскалопол жестом выразил друже­ский упрек, — что это уже могло бы вас не интересовать, что я…

Феликс старался не прислушиваться к тому, что говорил Паскалопол Отилии, но на его лице невольно отра­зилось недоумение, так как он не мог понять, на что именно намекает помещик. Служанка принесла кастрюлю с супом, и Паскалопол, отняв у Отилии яблоко, бросил его на стоявшее на столе ардяльское блюдо.

— Имение приносит большой доход? — спросил Фе­ликс, желая хоть что-то сказать.

— При разумной эксплуатации — конечно, — деловым тоном ответил Паскалопол. — Я выращиваю главным обра­зом масличные растения по предварительным заказам из Англии. Специальные культуры дают большой доход. Но для этого нужно иметь соответствующий инвентарь и от­борные рабочие руки. Должен сознаться, что со здешними крестьянами я не часто имею дело, поэтому вы встретите в имении много народу из Ардяла. Работают у меня и немцы, и венгры, и даже итальянцы — в каждом деле нужны знающие люди. Садоводством занимаются болгары и сербы. Если поработать как следует, то поздней осенью можно кое-что экспортировать, и тогда я еду получать деньги прямо за границу, в один из банков, где у меня есть счет. Я тоже имею право поразвлечься.

— Как мне хотелось бы поехать за границу! — вздох­нула Отилия.

Паскалопол молитвенно сложил руки на груди и ска­зал:

— Домнишоара Отилия, приказывайте. Я получил от Костаке разрешение похитить вас в любое время.

Отилия уклонилась от ответа и спросила:

— У вас в имении есть лошади? Смогу я стать ама­зонкой?

— Есть, есть, как же, я приготовил для вас одну, со­всем смирную.

— А у меня единственное желание — спать на сене,— сказал Феликс. — Я провел на сеновале всего несколько часов во время одной экскурсии в деревню, и с тех пор скошенная трава кажется мне самым лучшим ложем.

— И я хочу пойти в сарай, — подхватила Отилия,— там, должно быть, очень мило.

— О, насчет этого не тревожьтесь, — успокоил ее Па­скалопол,— сена у нас вдоволь. Но, надеюсь, вы не будете пренебрегать комнатой, которую я приготовил для вас. Там есть и рояль, а ведь в сарае вы его не найдете...

— Паскалопол, у вас во всем столько шика! —с восхи­щением воскликнула Отилия.

— Когда вы отдохнете, вы сможете погулять по име­нию,— сказал Паскалопол Феликсу. — Я распоряжусь, чтобы вам приготовили бричку, а если хотите, даже смир­ную верховую лошадь... и провожатого... Здесь вы быстро станете наездником.

Феликс поблагодарил, но не дал никакого ответа. Он заметил, что Паскалопол предлагает ему развлекаться од­ному, без Отилии. Это его огорчило, он надеялся, что пребывание в усадьбе поможет ему стать ближе к де­вушке. Паскалопол посоветовал гостям отдохнуть после обеда часок, пока он займется делами, и, взяв их обоих под руки, повел по галерее. Феликса проводили в его комнату.

— А теперь я отведу вас, — сказал Паскалопол Оти­лии.

Однако немного погодя, когда Феликс выглянул в окно, он увидел, что Отилия прохаживается под руку с Паскалополом в глубине сада, отделявшего дом от квадратного двора с сараями. Паскалопол весело смеялся, наклоняясь к Отилии так близко, как это только было возможно во время ходьбы. Феликс испытал сильнейшую досаду. За последнее время он все яснее чувствовал, что им с Отилией предназначено идти рядом, одним и тем же путем. Он хотел бы скорее достигнуть совершеннолетия, сде­латься очень богатым, взять Отилию под свою защиту и предложить ей все то, что с такой легкостью предла­гал помещик. Он твердо решил последовать советам Отилии, стать знаменитым врачом, стать кем угодно, лишь бы прославиться. На столе у окна стояла чер­нильница и лежало несколько листов бумаги. Феликс сел и, глядя издали на Отилию, принялся каллиграфически выписывать:

«Отилия, Отилия, Тилия, Тили».

В шесть часов все опять собрались вместе. Паскало­пол, уже в другом, кирпичного цвета костюме для деревни, ждал своих гостей на террасе. В это время подвели запря­женных в экипаж лошадей.

— Я хочу немного покатать вас по имению, — обра­тился Паскалопол к Отилии. — Думаю, что вы уже от­дохнули.

Отилия тоже надела другое платье, но поспать она, как видно, не успела.

— А ты, Феликс, разве ты не едешь с нами? — чуть удивленно спросила она.

Феликс вспомнил предложение Паскалопола за обедом и покачал головой.

— О, извините меня, — сказал Паскалопол Феликсу,— я думал, что вы ездили один. Бричка ждала вас. Ра­зумеется, вы тоже можете с нами поехать.

Это снисходительное «вы тоже можете с нами поехать» немного обидело Феликса, но он рассудил, что он гость и ему неудобно отказываться, к тому же это будет вос­принято как проявление неприязни. Поэтому он молча сел в бричку. Лошади побежали по аллее, миновали во­рота и, обогнув сад, направились к другому квадрату. Здесь находились конюшни и хлевы, сараи для инвентаря, дома, в которых жили батраки. Постройки были располо­жены таким образом, что, когда большие ворота затворя­лись, двор оказывался запертым. Каждая конюшня со­стояла из двух отделений для лошадей, с каретным сараем и довольно высоким, крытым черепицей сеновалом между ними. Входом в сарай служили закрывавшиеся изнутри ворота. Но люди могли выходить в поле также через за­пиравшуюся на" ночь квадратную дверцу с высоким поро­гом, — такую маленькую, что через нее нельзя было ни­чего вытащить. В дверном проеме бескрайняя степь похо­дила на картину в раме. Крестьяне робко посмеивались, глядя на Отилию, пожелавшую во что бы то ни стало взобраться на сеновал. Обнаружив в каретном сарае тя­желую лестницу с толстыми перекладинами из веток ореш­ника, она быстро вскарабкалась по ней и стала звать за собой остальных.

— Паскалопол, вы не подниметесь? Ну, пожалуйста! Однако Паскалопол был как будто не слишком рад этому приглашению и, извинившись, отказался. Отилия появилась в окне чердака и в восторге крикнула:

— Феликс, поднимись сюда, увидишь, какое мягкое сено!

Помещик, чтобы хоть как-то угодить Отилии, взглядом попросил Феликса подняться на чердак.

— Ах, какие стога там, на поле! Чьи они?

— Мои, — печально сказал Паскалопол.

— Поедем, поедем туда! — закричала Отилия и немед­ленно спустилась вниз.

По проложенной колее бричка выехала из квадрата хозяйственных построек. Луг тянулся полосой метров сто в ширину; по краям длинной цепочкой стояли в ряд стога, похожие на диваны каких-то великанов. Отилия попро­сила Паскалопола остановиться и принялась бегать от одного стога к другому, изобретая способы подняться туда.

— Паскалопол, давайте взберемся наверх, — умоляла она, — доставьте мне это удовольствие!

Вынужденный бегать за Отилией, Паскалопол отирал пот со лба.

— В моем возрасте, домнишоара Отилия, уже не сле­дует взбираться на стог, — сказал он с легкой иронией.— Пусть это делает домнул Феликс.

Увлеченный шалостями Отилии, Феликс действительно влез на стог вслед за девушкой, которая карабкалась, по­могая себе и руками и ногами. Паскалопол в явном замешательстве ждал внизу. Отилия, приложив козырьком к глазам руку, смотрела вокруг, подобно генералу, обозре­вающему поле сражения.

— Ах, как их много!

— Ради бога, не вздумайте карабкаться на все стога,— пошутил Паскалопол.

Отилия, не слушая его, продолжала:

— Что там блестит вдалеке, вон там, где фруктовые деревья?

Это пруд.

— Пруд? Ты слышишь, Феликс? Пруд! Поедем туда! Паскалопол с видом мученика сел с молодыми людьми в бричку, и они поехали. Обработанные поля кончились, и перед ними предстало неожиданное зрелище. Освобо­жденная от тесных объятий растительности земля была черная и рассыпчатая, ноги лошадей тонули в ней, как в жидкой саже. Плотная невысокая стена ив замыкала горизонт, плоское пространство перед ней казалось тря­синой, среди которой с трудом можно было различить поблескивавшую темную поверхность пруда. Редкие ку­стики бурьяна, похожие на вонзившиеся в воздух когти, напоминали травы на византийских иконах, и такое же, как на иконах, садилось огромное пылающее медное солнце, зрелище было жуткое и величественное. Вблизи пруда земля становилась более топкой, и кое-где ее разрывали небольшие овраги. Черную стоячую воду как будто под­держивали со дна ивы, а на берегу — щетка срезанного тростника. Повсюду над поверхностью воды торчали стебли камыша и даже стволы деревьев; по-видимому, пруд разлился и ныне занимал гораздо большее пространство, чем раньше. Все это было похоже на какое-то доисториче­ское становище, от которого не уцелело ничего, кроме столбов. Густая, как слюна, пена плавала по зеленоватой зеркальной глади, и воздух был насыщен резким запахом ряски. Оттуда, где росли ивы, шли по брюхо в воде буй­волицы и коровы, за ними присматривал голый мальчик с вздутым животом. Издали послышалось протяжное мы­чанье, которому, точно флейты, отрывисто вторили ля­гушки в большой луже. Это была неподвижная болотная вода — такую иногда видишь в тяжелом сновидении, когда погружаешься в глубокую тину и вырваться можешь, только взлетев над ней. Вдоль берега брел человек с косой на плече. Долговязый, изможденный, хмурый, с бледным, точно восковым, заросшим щетиной лицом, он казался олицетворением самой смерти. Отилии захотелось узнать, какова вода в пруду, и, к ужасу Паскалопола, она решила снять чулки.