Журнал «Вокруг Света» №07 за 1971 год - Вокруг Света

— Японский виски лучше, чем английский?

— Да, — согласился я. — Значительно лучше.

Радостная улыбка.. Он был в восторге. Тогда я добавил:

— Но шотландское виски еще лучше.

Уязвленное молчание.

— Но японский виски лучше, чем английский?

— Гораздо лучше.

После того как японское пиво было сброшено с пьедестала, ему явно было легче пережить падение японского виски. Он еще раз переспросил:

— Немецкий пиво лучший в мире?

— Нет, — ответил я не без садистского удовольствия. — Чешское пиво лучше.

— Чехословакия — маленькая страна.

— Да, — ответил я, — небольшая страна, но пиво замечательное.

Он сделал несколько глотков, чтобы запить горечь разочарования. Это казалось вопиющей несправедливостью. Мы ведь в конце концов сошлись на том, что все японское лучше английского.

Кто-то из посетителей заказал в это время «сасими». Это сырая рыба, не маринованная, не соленая, без всякой приправы, просто сырая рыба. Одним словом, «сасими». Немедля последовал вопрос:

— Английский «сасими» лучше, чем японский?

— Нет.

Он с подозрением взглянул на меня. По всей видимости, он уже настроился на ответ, который должен был доконать его.

Но удара не последовало. Ни единого слова по поводу шотландского или ирландского «сасими». Я не стал дожидаться следующего вопроса, который он робко собирался задать мне, и торжественно объявил:

— Японское «сасими» — лучшее в мире!

До этого он не обращал внимания на остальных посетителей бара. Теперь он перевел мой вердикт о «сасими» во всеуслышание. Мы расстались добрыми друзьями.

Самая вежливая вежливость

В Европе распространено непререкаемое мнение о том, что «нам надо учиться вежливости у жителей Азии». Действительно, достаточно пробыть в Японии четверть часа, и вы убедитесь, что имеете дело с чрезвычайно воспитанными людьми. У них просто нет другого выхода. Люди, живущие на отчаянно перенаселенном острове, не могут не ценить частную жизнь других. Поэтому вежливость в Японии выступает в двух ролях: во-первых, это вежливость, а во-вторых, это заменитель частной жизни. Скажем, из-за недостатка места в Японии стараются обходиться без телефонных будок. Телефонные аппараты ставят просто на видном месте. Таким образом, вы обсуждаете свои семейные неурядицы и интимные планы в присутствии пары сотен людей; и в то же время вы абсолютно уверены, что ваш разговор останется для всех тайной.

Япония — страна поклонов. Японцы кланяются друг другу при всех обстоятельствах с неподдельной естественностью. В конце концов, кланяться друг другу — не большая и не меньшая глупость, чем пожимать руку или целовать в щеку. Очень скоро вы начинаете ловить себя на том, как легко самому отвешивать поклоны и поклончики.

Но вы, чужестранец, будете кланяться либо слишком низко, либо недостаточно глубоко. Нужно быть японцем, чтобы чувствовать иерархию поклонов: какому положению собеседника соответствует нужный угол наклона спины, какой должна быть минимальная периодичность и так далее...

В правилах уличного движения одного из американских штатов был пункт, гласивший, что, если две машины встречаются на нерегулируемом перекрестке, каждая из них должна ждать, пока другая не двинется с места. Точно так же, когда двое японцев принимаются за поклоны, каждый из них должен ждать, когда другой выпрямится. Вам все это может показаться слишком сложным, но японцы легко выходят из тупиков вежливости. Не начинают же в Англии на вопрос: «Как вы поживаете?» рассказывать, что у них действительно случилось в жизни.

Не овладев приемами японской вежливости, легко попасть впросак. В день приезда с вопросом «как вам понравилась Япония?» ко мне обратилось не менее полутора десятка человек. Вечером я уже не выдержал и ответил так:

— Красивая страна, замечательный народ. Но, понимаете, у меня сложилось такое впечатление, что у вас... как бы это сказать... не столь выражено чувство юмора.

— Чувство юмора?

— Ну да. Лично мне хотелось бы чуть больше юмора.

Собеседник внимательно поглядел на меня и медленно стал опускать руку в карман. Я испуганно подумал, не собирается ли этот милый человек тут же совершить харакири. Но он достал миниатюрную записную книжку и пометил себе на завтра от 11.00 до 11.30 пополудни — «Для Микеша — больше юмора».

Японцы-водители предупредительно улыбаются друг другу, но ни один не думает уступать дорогу. Мне жаловался на тяготы своего ремесла один токийский таксист.

— У меня двое детей, я просто не имею права рисковать жизнью, а это такая работа, — говорил он. — Ах, если бы можно было вернуться к прежнему занятию!

— А чем вы занимались прежде? — спросил я.

— В конце войны я был камикадзе на подводной лодке.

Вышеозначенное не должно создать впечатление, будто японцы редко смеются. Они смеются даже чаще, чем мы. Дело в том, что смех связан с важным для японца понятием «лицо». Нигде, ни при каких обстоятельствах японец не должен «потерять лицо». Ибо потеря лица означала бы, что он ставит окружающих в неудобное положение.

Один англичанин, долгое время живший в Токио, рассказал мне такой случай. Однажды он увидел на улице, как большой лимузин на узенькой улочке толкнул бампером тележку продавца воды. Машина даже не остановилась. Прохожие замерли. В пятнадцать секунд бедняга разносчик лишился всего состояния: улица была усеяна осколками стекла. Он в отчаянии глядел на этот разор. Однако на него смотрела толпа. И он... нет, он не посмел поставить людей в неловкое положение. Он начал улыбаться, затем засмеялся. Вслед за ним начала смеяться толпа. Смех нарастал с минуты на минуту и захватил вскоре целый квартал.

На следующий день мой знакомый обратил внимание на маленькую заметку в газете, где рассказывалось об инциденте. В конце сообщалось, что продавец, вернувшись домой, покончил счеты с жизнью...

Гонконг, или От судьбы не уйдешь

К концу первого дня пребывания в Гонконге я полюбил его. Как это случается со многими мужчинами среднего возраста, я влюбился в его захватывающую красоту. Гонконг с его гаванью, белыми домами, зелеными горами, голубым небом и: еще более голубым морем — чудеснейшее место, какое только можно себе представить. Налет экзотики еще более подчеркивает эту красоту. Пожалуй, в этом смысле одна бухта Рио-де-Жанейро является серьезным конкурентом Гонконгу.

«Жену ценят за добродетель, любовницу — за красоту», — гласит древняя китайская пословица. Я не хотел бы жениться на Гонконге (хотя, впрочем, что плохого в красивой жене?). Я предпочел влюбиться. Выйдя из аэропорта, я стал искать такси. Такси не было. Ко мне приблизился хорошо одетый китаец и осведомился, где я намерен остановиться.

— В отеле «Глостер», — ответил я.

— В таком случае вам незачем ждать такси. Эта машина отвезет вас.

Неподалеку стоял роскошный американский автомобиль.

Я спросил, принадлежит ли машина аэропорту. Любезный господин отрицательно покачал головой и таинственно улыбнулся. Она прислана из отеля «Глостер»? Он вновь улыбнулся:

— Нет. Это моя собственная машина.

«Не пожив, не приобретешь мудрости», — вспомнил я другую старую китайскую пословицу и сел в лимузин. Я не имел ни малейшего представления о профессии моего анонимного благодетеля. Мы тронулись, и молодой человек спросил, впервые ли я в Гонконге. Я ответил утвердительно, и мой новый друг остался доволен этим. Он тут же спросил, не желаю ли я сшить себе костюм, как это делают все приезжающие в Гонконг. Поскольку он по счастливому совпадению — портной. Я знал, что Гонконг славится своими мастерами, которые могут соперничать с лучшими лондонскими закройщиками. Они снимают с вас мерку в восемь утра, делают первую примерку в одиннадцать, вторую — в три, а к половине шестого ваш безукоризненный костюм готов. Я знал также, что все мои знакомые, приезжая в Гонконг, шили себе по нескольку костюмов. Я, однако, решил составить исключение.

Я не денди. По правде говоря, меня мало интересует, что на мне надето, лишь бы это покрывало мое тело и защищало от холода. Я не собирался тратить время на ожидание примерки. Мой любезный друг и благодетель с достаточной уверенностью сказал, что сшитый им костюм будет сидеть на мне лучше, чем тот, в который я облачен. Я ответил ему древней китайской пословицей: «Можно сменить платье, но невозможно изменить человека».

К этому времени мы доехали до кончика материка, откуда паром должен был доставить меня на остров Гонконг. Мой обходительный знакомый проводил меня на палубу и на прощание дал свою визитную карточку, сказав, что костюм я смогу заказать по телефону.

Китайский джентльмен, сидевший рядом со мной на пароме, привстав, извинился и спросил, не ищу ли я портного, поскольку он как раз знает одного хорошего мастера. По прибытии в Гонконг, вернее в его столицу — Викторию, мне предложили портного следующие лица: кули, который нес мой багаж в отель; портье отеля; лифтер; мальчик, провожавший меня в номер. В номере я ожидал увидеть под кнопками звонков следующую надпись: «Один звонок — горничной, два звонка — официанту, три звонка — портному». Но звонки, как выяснилось, были ни к чему. Официант появился в ту же секунду и спросил, не нуждаюсь ли я в портном. Я ответил вежливым, но твердым «нет». Он поклонился и вышел. Через пять минут раздался стук в дверь. Это был портной.