Преступления и призраки (сборник) - Артур Дойл

Для нас это было сигналом, мы все сразу перестали притворяться пьяными и бросились вперед. Но начал дело, конечно, Сэмми. Сильнее него, Келси я имею в виду, на всей батарее было не сыскать, но дело не в одной лишь силе: прежде чем пойти в солдаты, он зарабатывал на жизнь боксом. Причем не только по всяким там благородным правилам. Короче говоря, он так вмазал французу снизу под челюсть, что тот дважды вокруг себя провернулся да и прилег, кровищей хлюпая. Остальные кинулись на нас, однако все, что они умели – грозно орать и пинаться. Не очень-то им это помогало, когда мы раз за разом посылали их в нокаут: пусть с меньшим умением, чем Сэм, но тоже толково!

Мы их, сэр, так и оставили валяться неподалеку от нашего лагеря: в беспамятстве и в чем мать родила. Деньги у них действительно были в нашейных кошельках: когда мы сложили все вместе да перевели на английский курс, получилось пять да еще три десятка… это будет… целых тридцать пять гиней, сэр! На четверых поделить – оно, конечно, меньше, но тоже приятно. А еще ботинки у них очень удобные. И фланелевые рубашки. И еще кое-что пригодилось по мелочам. Кроме того, с той поры больше не было случая, чтобы во французском лагере нападали на подвыпивших англичан. Я так понимаю, союзнички всегда подозревали, что это их снова в ловушку заманивают…

Ветеран в очередной раз прервался, чтобы хлебнуть из бокала. Потом оценивающе посмотрел на меня. Я было решил, что он исчерпал запас рассказов, однако мой собеседник еще раз затянулся трубкой – и продолжил:

– Да, этот Келси – Сэм то есть – был куда как крут. Но до другого Келси, своего собственного брата, Джо по имени – о, до него даже Сэму далеко. Хотя это как сказать, сэр: ведь если о ком говорят с восхищением, так тот чаще всего замечательный человек и есть; а Джо Келси – он был чем-то вроде проходимца. Оно, правда, большинство замечательных людей как раз таковы… В общем, с Джо Келси я познакомился уже после войны, на Гибралтаре. Я там нес службу на укреплениях, а он помогал их обновлять и достраивать: не по своей воле, а потому, что отбывал там каторжный срок. За что, спрашиваете? Ну, было что-то, связанное с делишками, которые случаются вокруг азартных игр… а может, и что иное… Джо был отчаянная голова, но надзиратели отлично знали, что он попробует сбежать при первой же возможности, и держали его под особым присмотром. Но однажды, было дело, он работал на берегу реки и вдруг видит – плывет пустая корзина: в таких у нас доставляли припасы для офицеров, в основном бутылки вина, ну да неважно. Он корзину выловил да и спрятал в камыше, предварительно выломавши у нее донце. На следующее утро мы только завтракать сели, как слышим – со стороны реки какие-то крики, охрана бегает, суетится… Потом, гляжу, один из надзирателей уже к нам спешит: «Подъем, мол, парни, сигнал – “пять лопат”!» Это, сэр, был такой код, знак общей тревоги на случай, если заключенный сбежит. Мы, понятно, вскакиваем и кидаемся прочесывать местность. Ищем беглеца старательней, чем собаки ищут зайца: тут ведь не только приказ, но и награда – тому, кто задержит беглого преступника, полагается два фунта. Всё подчистую просмотрели, под каждый камень, в каждую лужу заглянули – нигде нет и следа Джо (нам уже сообщили: именно он сбежал). Уж и бросили поиски, решили – не иначе на дне реки он, больше негде. Утоп с концами.

Посреди дня я нес дежурство на парапете крепостной стены, о беглом каторжнике уже и не думал. Даже когда краем глаза заметил корзину, помаленьку дрейфующую в проливе, где-то за полумилю от берега – и тогда не подумал. Но через четверть часа заметил ее снова. И тут уж почесал в затылке.

– Какого черта, – спрашиваю у другого часового, – эта штука помаленьку перемещается к испанскому берегу? Разрази меня гром, если это не против ветра и течения, а значит, также супротив законов природы и здравого смысла!

– А, ерунда, – отвечает тот. – В проливе, кроме главного течения, еще всяких разных завихрений полно.

Это объяснение, сэр, меня не удовлетворило. Тогда я подхожу к капитану Моргану, командиру нашей батареи, который в тот момент стоял неподалеку, покуривая сигару – и говорю ему то же самое. Он, ни слова не говоря, уходит, но через минуту возвращается с подзорной трубой. Наводит ее на корзину, всматривается повнимательней…

– Господи помилуй! – восклицает. – Первый раз вижу корзину, у которой есть руки! Во всяком случае, одна рука ее сейчас точно придерживает. Похоже, нам так-таки повезло выследить этого, как его, который бежал сегодня утром. Ну-ка, просигналь на пристань нашим морякам!

Мы, понятно, просигналили – и через минуту две шлюпки уже выгребали беглецу наперерез. Если бы этим мы и ограничились, Джо точно светила участь оказаться сцапанным: он ведь понятия не имел, что его обнаружили, и плыл потихоньку, вроде как корзину саму по себе волнами уносит. Да только капитан решил еще раз проявить усердие:

– А разверните-ка, – говорит, – нашу тридцатидвухфунтовку! Сейчас дадим беглому преступнику понять, что его хитрость не удалась. Небось когда ядро ударит в воду рядом с ним – сразу сообразит остановиться!

Что ж, мы навели орудие, капитан посмотрел в прицел – и ка-ак жахнет! Лучшего выстрела, сэр, и представить себе невозможно, даже малость слишком метко получилось: тридцатидвухфунтовое ядро снесло верхнюю часть корзины. Прутья во все стороны полетели, вода вспенилась – в общем, у нас и сомнений не возникло: Джо, что называется, накрылся при попытке к бегству. А потом смотрим – плывет! Изо всех сил, быстрее, чем представить можно, шпарит к испанскому берегу. А лодки уже рядом, так что стрелять больше нельзя; но и испанский берег тоже рядом…

Это была такая гонка, что любо-дорого посмотреть. Под самый конец рулевой с первой шлюпки все-таки сумел зацепить Джо багром, когда тот уже выбирался на сушу. Но он вырвался и выбрался, и вот мы все глядим, как Джо на берегу – за границей, сэр, в испанских владениях! – пляшет от радости и насмехается над матросами. А те, представьте, даже поаплодировали ему напоследок: что тут такого, сэр – все мы умеем ценить отвагу, и если уж смелый человек с таким риском сумел завоевать себе свободу, то быть по сему. Кем бы он, этот человек, ни был. Что бы ни натворил.

Однако, сэр, я все-таки вижу, что действительно заболтал вас до полусмерти. Моя вина, сэр, забыл, что вам сегодня довелось здорово устать. Но ведь это и вправду редко бывает, чтобы бедный старый солдат навроде меня мог так свободно пообщаться с благовоспитанным джентльменом навроде вас. Вот я и не удержался, дуралей этакий. Вы, конечно, отдыхайте, сэр: я уже затыкаюсь.

Мой собеседник действительно умолк, виновато потупив взор (который – разумеется, чисто случайно – уперся в дно опустевшего стакана). Как вы сами понимаете, дорогой читатель, у меня оставался только один выбор: что именно ему заказать. Этот выбор я решил в пользу бренди с содовой.

– Помните, мы говорили о русских? – сразу же оживился ветеран. – Так вот, я тогда вам сказал, что все они были отличными солдатами, а чтобы отличными стрелками – не говорил. Но у некоторых из них имелось нарезное оружие, и часть этих стрелков действительно была великими мастерами своего дела, лучшими, кто когда-либо спускал курок. Нет-нет, сэр, не соблазняйте меня, я свою норму знаю: мой только этот стакан, а второй – ваш. Будьте здоровы! Да… Так вот, в ту пору отборные стрелки, наши и ихние, они оборудовали свои позиции так: неглубокая ямка, чтоб в нее залечь, а перед ней четыре мешка с песком – один на земле, два по сторонам для опоры и один накрывает все это сверху. Получается небольшая амбразура, довольно узкая и совсем уж низкая, между верхним и нижним мешками – ну, разве что чутóк побольше пары дюймов. Трудно поверить, сэр: даже это не всегда спасало. Вы, может, подумаете, что я вру, но побожусь: мне не раз приходилось видеть, как во время перестрелки на дистанции пятьсот ярдов пули так и вжикали сквозь эти амбразуры. Словно бы чуяли их, находили, как пчелы находят леток в улей. Мы даже стали называть эти стрелковые точки «песчаными гробами». Помню, был случай, в одном таком схроне за полчаса шесть трупов оказалось, по очереди, само собой. Вроде бы только одним глазком в эту амбразуру и выглянуть – но вот в глаз-то пуля и попадала…

А историю по этому поводу я вам хотел рассказать вот какую. Один русский оборудовал себе «песчаный гроб» впереди своего редана и прямо напротив нашей позиции. Стрелок он был завзятый, что называется, энтузиаст своего дела, ходил на войну, как на любимую работу. Брал с собой запас воды и пищи, рано-рано поутру, еще до рассвета, пробирался к себе в «гроб» и вылазил оттуда уже затемно. А поскольку в своем деле он был не просто энтузиаст, но и мастер, то многих отличных парней сумел, как это говорят, «приобщить к вечной славе». Целился быстро, так что перед амбразурой «гроба» или над краем его верхнего мешка показывался лишь на секунду, когда брал на мушку очередного из наших, в него же самого – поди попади. Мы уж и залпами пробовали, но все без толку… Вряд ли преувеличу, сэр, ежели скажу, что по нашу сторону фронта этот русский считался самой непопулярной личностью из всех возможных.