Попугай в пиджаке от «Версаче» - Наталья Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Короче, гражданка Зайценогова! — прикрикнул капитан.
— Хорошо, — сказала та, — я хочу сделать заявление. Я слышала, как вот она угрожала Аглае Михайловне Плюсе.
— Чего-чего? — Лола привстала со стула, попугай заворочался в клетке и завопил:
— Вр-рет, все вр-рет, дур-ра!
— Я вру? Ничего я не вру! Я сама слышала, как они ссорились. Эта, — девица кивнула на Лолу, — Аглаю за плечи трясла и орала, что узнает она еще Ольгу Чижову! Я видела, я все видела! Уж не отвертишься теперь, как с Волкоедовым!
«За что она меня так ненавидит? — подумала Лола. — Что я ей плохого сделала?»
— Гражданка Чижова, вы подтверждаете факт ссоры? — с интересом спросил капитан.
Лола поняла, что должна постоять за себя.
— Ну, во-первых, это была не совсем ссора.
— Но вы угрожали гражданке Плюсе?
— Но я же не говорила, что хочу ее убить! —Тут Лола уставилась на белобрысую, и та прикрыла глаза платочком, потом шумно высморкалась.
— Во-вторых, это было давно, то есть с тех пор мы с Аглаей Михайловной уже несколько раз встречались и недоразумение было забыто.
— Она называет это недоразумением! вскричала белобрысая. — Да она так орала! Я слышала, я все слышала, я свидетель!
— Дорогая, вы не забыли, что ушли в самом начале нашего с Аглаей разговора? кротко напомнила Лола. — Далее мы с Аглаей Михайловной помирились и с тех пор ни разу ни о чем не спорили.
— И все же, — начал капитан Хвощ, — вы не находите странным, гражданка Чижова, что как только вы поругаетесь с кем-нибудь, так его почти сразу убивают?
— На вашем месте я не стала бы так обобщать, — заметила Лола кротким голосом, хотя внутри у нее все клокотало от ярости, — и свидетель у вас какой-то сомнительный.
— Позвольте мне самому решать, что делать на моем месте! — рыкнул капитан, его ужасно раздражала вся эта воркотня.
В самом деле, ну к чему было этой расфуфыренной девке убивать кого-то, да еще шилом? Но с другой стороны, она все время путается под ногами со своим попугаем. И с покойной. Плюсе была знакома, ругались они…
Капитан знал, конечно, что женщины часто ссорятся друг с другом, и вовсе не значит, что они готовы убить, даже если громко заявляют об этом вслух. Девица с попугаем ему не нравилась, она его раздражала, но белобрысая кобыла раздражала еще больше.
Капитан напряженно раздумывал, подходит ли хозяйка попугая на роль подозреваемой. Выходило, что подходит, но в самом крайнем случае, если никого другого не найти. С этой, чувствовал капитан, он намучается…
— Это я-то сомнительный свидетель! — со слезой в голосе орала между тем белобрысая. — На себя-то посмотри! И вообще, пока тебя не было, у нас на студии все было хорошо!
Это была заведомая ложь, но капитан не стал одергивать мерзкую девицу.
— Как вы оказались на студии? — спросил он Лолу.
— Вы уже этим интересовались. Меня пригласила Аглая Михайловна, мы с ней знакомы давно. То есть не меня, а попугая.
— Р-роль, р-роль! — заорал попугай так, что все вздрогнули.
— Доигрались мы с тобой, Перришон, — недовольно сказала Лола, — в убийствах нас подозревают…
— Пока вам никакого обвинения не предъявляют. Вернемся к нашему вопросу. — призвал капитан. — Когда вы виделись с гражданкой Плюсе в последний раз?
— Вчера вечером, — медленно проговорила Лола, и сердце ее заныло.
Действительно, только вчера вечером Аглая была жива и здорова.
— Я пришла забрать попугая, как договаривались. Мы немного поболтали, потом я попрощалась и ушла.
— И когда это было?
— Вы прекрасно знаете! — возмутилась Лола. — В охране остался мой отмеченный пропуск.
— Верно, — заметил капитан, сверившись со своими записями, — вы ушли в двадцать ноль три.
— Я сразу взяла машину и поехала домой, с попугаем в общественном транспорте не слишком-то поездишь — он, знаете ли, метро не жалует — начинает волноваться и кричать всякую чушь, люди пугаются.
— Значит, дома вы были?..
— В половине девятого, и больше никуда не выходила до самого утра, — ответила Лола.
— Не может быть! — истерично воскликнула белобрысая. — Она убила Аглаю, я чувствую!
Лола и бровью не повела, только укоризненно поглядела на капитана.
— Свидетельница Зайценогова, если вам нечего больше сказать, я вас не задерживаю. То есть.., тьфу! — вы мне еще нужны, сейчас в кабинет пойдем, будем стол потерпевшей осматривать, может, что обнаружим…
Белобрысая торжествующе поглядела на Лолу и плотнее утвердилась на стуле в углу.
— То, что вы вернулись домой в половине девятого, может кто-нибудь подтвердить? Кто живет с вами кроме попугая? — ворчливо поинтересовался капитан Хвощ.
— Еще собака и кот, и мой.., друг, — Лола еле удержалась от того, чтобы не сказать «компаньон», и подумала, что Маркиз ее убьет, когда узнает, что ему нужно выступать в милиции свидетелем.
— Друг? — капитан поднял брови.
— Любовник! — торжествующе проговорила белобрысая.
Лола уставилась на капитана ясными честными глазами, он первый отвел взгляд.
— Если он вам не подходит в качестве свидетеля, можно спросить консьержку! — осенило Лолу. — Она должна вспомнить, мы с ней еще поговорили, ей Перришон очень нравится…
— Даже если консьержка подтвердит, что ты вернулись в это время, это ничего не доказывает, — строго сказал капитан. — Теоретически вы могли снова выйти из дома, миновав консьержку, подкараулить потерпевшую в ее подъезде… — Он тяжело вздохнул. — Ладно, пока я вас попрошу никуда из города не уезжать, вас вызовет следователь.
— Господи! — Лола потеряла терпение. — Ну зачем, ради бога, мне было ее убивать?
— Нет свидетелей вашего последнего разговора с потерпевшей, — мрачно ответил капитан, — возможно, вы с ней серьезно поссорились.
Лола поймала взгляд белобрысой, в ее глазах отражалось неприкрытое злорадство и еще что-то, чему Лола затруднилась дать определение.
«Все же за что она меня ненавидит? Или это зависть? Она страшная, конечно, одета не слишком-то, но все же…» — Пока вы свободны, — бросил капитан Лоле.
Тут вошел тот самый молодой человек, что проводил ее сюда, и что-то зашептал капитану на ухо. Тот поморщился, встал и вышел, сказав белобрысой, чтобы была поблизости от кабинета Аглаи, он, капитан, туда вскоре доберется, и они займутся делом.
Лола вышла в коридор в прескверном настроении. Разговор с капитаном Хвощом окончательно вывел ее из равновесия, и теперь она мечтала только об одном — скорее добраться до дома и поплакать в жилетку Маркизу. При всей его типично мужской черствости и толстокожести, Леня понимал, когда она не играет, понимал, когда ей по-настоящему плохо, и в такие минуты становился удивительно ласковым и заботливым.
Лола тихо шла, пригорюнившись и прижимая к себе просторную клетку с попугаем. Перришон, словно чувствуя настроение хозяйки, сидел тихо, нахохлившись и распушив перышки.
Свернув из коридора на лестничную площадку, Лола чуть не налетела на странную парочку.
В углу площадки, под большой табличкой «Место для курения», стояла та самая белобрысая девица с лошадиной мордой, с которой они только что расстались у капитана. Она была с каким-то невысоким мужчиной. Белобрысая стояла спиной к Лоле, поэтому не видела ее, а своего малорослого собеседника она заслоняла.
Странная парочка не курила, а разговаривала. Точнее, говорила белобрысая — Лола вспомнила, что ее фамилия Зайценогова… Ну и фамилия, вот уж наградили родители! И сама девица была такая же длинная, нелепая и нескладная, как ее фамилия.
Но самым странным в ней было ее поведение.
В первый момент Лола не поняла, что ее так удивило в поведении этой девицы, что показалось ей таким странным. Замерев на месте, она смотрела на белобрысую Веру со спины, и наконец до нее дошло. До сих пор, каждый раз, когда они встречались, Вера кричала, размахивала руками, ужасалась, впадала в истерику — в общем, выглядела крайне неуравновешенной, неврастеничной особой. Только что, в кабинете, который временно занял капитан Хвощ, она была на грани нервного срыва… Теперь же она казалась абсолютно спокойной, собранной и невозмутимой. Она разговаривала со своим собеседником таким тоном, каким психоаналитики разговаривают со своими неуравновешенными клиентами — сдержанно, спокойно, словно стараясь что-то ему внушить.
Лола отметила, что внешний вид ее тоже как-то неуловимо изменился. То есть нельзя сказать, чтобы девица вдруг сильно похорошела, но лицо ее казалось не таким лошадиным, а волосы не такими белобрысыми, скорее девицу можно было бы посчитать обычной блондинкой.
— Никому нельзя позволять использовать себя, — говорила Вера медленно, отчетливо, хорошо поставленным голосом, — нельзя превращаться в чью-то марионетку!
— Да, — тонким, дрожащим от волнения голосом подхватил мужчина, — никому! Нельзя! Ни в коем случае!