Библиотека фантастики и путешествий в пяти томах. Том 5 - Александр Казанцев

А вот эта шкура… Тоже медведица. В тот же раз мы ее во льдах заметили и стали гнать. Вот я говорил, что страху звери не знают. Эта медведица, верно, уже кораблями пуганная была. Никогда не видел я такого ужаса, с каким она удирала. И медвежонок с ней… Скачут через льды, как зайцы. Николай Львович полный ход дал. Корабль настигает зверей, а они мчатся, с льдины прямо в воду прыгают, плывут, как дельфины! В Сухуми я видел дельфинов-то… Потом выскакивают на льдину и опять, как олени мчатся. Потом снова - бултых в воду. Я на носу в кресле сижу, ружье наготове. Куда им, зверям, с кораблем состязаться. Прицелился, ну, прямо, как вот из окошка в собаку. Чик - и перестала медведица плыть. Лапы растопырила и не тонет, мертвая, а не тонет. Я потом и медвежонка прикончил, только мы его вылавливать не стали, некогда было. Или вот еще… Подошла медведица к самому борту…

– Довольно! - вставая, резко сказал Борис Ефимович.

– Что ж так скоро, али угощение не понравилось? - встревожился Суетин. - Да вы ничего и не попробовали! А я сижу, разговорами вас занимаю…

– Мы уже наслушались ваших разговоров. Я получил указание вывезти вас из Арктики, - сухо сказал капитан.

– Это как же так? - оторопел Суетин. - Это по какому такому праву? А маяк?

– За маяком до начала навигации будет следить полярная станция. А вы зимовать в Арктике больше не будете. Понимаете? Никогда больше не будете.

Суетин поднялся, мигая бесцветными ресницами.

– Да вы это что? А полярная надбавка? По какому такому праву меня полярной надбавки лишать? Я сколько лет ее откладываю вместе с жалованием… Питание бесплатное, семейства у меня нет! Но на домик еще не хватает… Я не согласен…

– Вашего согласия никто не спрашивает. Такие, как вы, зимовать в Арктике не будут.

– Это какие же, как я?

– Такие, которые в Арктике пристанища искали, - с гневом заговорил Борис Ефимович. - Необитаемый остров хотели найти в советском море. Чтоб волны до них не доставали. Бежали от этих свежих волн, и хозяйства крепкие бросали!..

– Меня никто не раскулачивал!.. - крикнул, отступая, Суетин. - Я по своей воле хозяйство распродал, в город подался! У меня в анкетах пятен нету! Но я здесь не только что за длинным рублем…

– Да, вы здесь не только за длинным рублем, - брезгливо сказал Борис Ефимович. - Вы сюда от советской жизни бежали. Все мне понятно. Только забыли вы, что и здесь советская земля. И здесь вы чужой и лишний…

Сказав это, капитан вышел. Я хотел идти следом за ним, но Суетин ухватил меня за рукав.

– Как же так - лишний? Товарищ дорогой! Вы же влиятельный… Вы с ним поговорите. Я вам все шкуры отдам. Это как же будет? Меня - и вдруг обратно на эту самую Большую Землю… Да не ужиться мне там! А надбавка? Да бог с ней, с надбавкой. Мне тишину нужно… Да я лучше в море спрыгну! В самый что ни на есть туман…

Он был противен и жалок, этот человек, трясущийся, хватающий что-то руками и снова ставящий на место.

– Это в чем же вина-то? В чем? - бормотал он. - Это все, верно, Хлынов, подлюга… И Верка эта! Ничейная баба! Несчастья от нее одни… Да я лучше из маяка ни ногой!.. Товарищ московский, вы с ним поговорите… Нельзя человека все равно как в огонь совать, сгорю я там… Ведь заслуги у меня есть! Иностранные пароходы тут проходили, а я не сбежал… не сбежал!

Я вырвал свою руку, за которую все цеплялся Суетин, и вышел.

В лицо мне ударил ветер. Я жадно глотал воздух, мне казалось, что я несколько минут не дышал.

Борис Ефимович ждал меня.

До катера нас провожал Хлынов.

Капитан отчитывал его:

– Почему же вы не ставили вопрос о Суетине? Вы должны были требовать его удаления с острова.

– Так как же я могу, Борис Ефимович? Маяк - дело особое… от полярной станции - отдельный… Да и я как будто лично заинтересован. Ведь он меня во всех грехах обвиняет… а я вдруг его выселения стану требовать.

– Эх вы!.. - с укором сказал капитан. - А еще начальник полярной станции!.. Вот ваши радисты уплывают вместе с нами, а радиограмму мне еще неделю назад прислали с требованием о вывозе с острова Суетина. Все подробно сообщили, дали тем мне возможность Москве доложить.

– Так, значит… - оторопело сказал Хлынов, - вы уже все знали?

– Знал. Только проверить должен был. Вот и проверил. И образину Суетина, мохнатую и липкую, выявил и вашу… ложную беспристрастность, товарищ начальник полярной станции. Урок вам из всего этого надо вынести. Здесь у нас передовой край. И людей таких, как Суетин, здесь тоже терпеть нельзя. Прощайте, Александр Александрович, - уже смягчаясь сказал капитан. - Передайте привет вашей пианистке.

Хлынов смотрел виноватыми, детскими голубыми глазами. Ветер трепал его огненную бороду и гнал вслед нашему катеру снег и сорванную с волн пену.

КАТЕР В МОРЕ

Ветер доставил много неприятностей Денисюку. У острова Угаданного, где Денисюк должен был работать аэрологом, разгулялся такой прибой, что выгрузка казалась невозможной. Из-за позднего времени года «Георгий Седов» не мог задерживаться. Льды грозили преградить ему обратный путь. Капитан Борис Ефимович вынужден был изменить своей обычной осторожности и вести выгрузку во время прибоя.

Что делалось на берегу, я не знал. Я лишь видел людей, возвращавшихся на пустых кунгасах. На моряках не было сухой нитки. Они грелись разбавленным спиртом. Говорят, что некоторые ящики вылавливали прямо из воды.

Выгрузка велась и днем и ночью.

Капитан не знал, удастся ли ему выбросить на берег все грузы, и установил очередность. Сначала - продовольствие и топливо и в последнюю очередь водородные баллоны.

Вот тут-то и начались неприятности для аэролога Денисюка. Баллоны казались ему самым важным грузом. Без них он не сможет наполнять водородом шарики, которые должен систематически выпускать в течение всего года. Наблюдая за их полетом на разной высоте, можно определить скорость и направление ветра.

Денисюк категорически отказался съехать на берег без баллонов. Я видел, как он, огромный, неуклюжий, мрачно разгуливал по палубе, глядя на далекий остров, пустынный и плоский, с одиноким домиком, который уже начало заносить снегом.

Отправился Денисюк на остров с последним рейсом катера, буксировавшего кунгас с его «драгоценными» баллонами.

Повел катер мой приятель, третий штурман Иван Васильевич Нетаев. К концу рейса капитан все больше доверял ему. Вместо измученного моториста, работавшего двое суток без сна, в этот рейс вместе с Нетаевым отправился старший механик Карташов.

Я понял, какое значение придает капитан этому рейсу, если поручил его своим любимым помощникам.