Как уморительны в России мусора, или Fucking хорошоу! - Черкасов Дмитрий

Генеральный директор, исповедующий принципы Дейла Карнеги и чикагской экономической школы, столь полезные на бесконечных российских просторах, самолично готовил планы продаж, утверждал рекламные плакаты, вносил правку в рукописи, составлял списки необходимых для перевода книг иностранных авторов и кроил издательские планы.

Он твердой рукой вел «Фагот-пресс» к краю пропасти.

Ускорение процесса приближения к финансовому краху началось после того, как генеральный директор решил стать заодно и главным редактором, убрав с этой должности не справлявшегося, как казалось Дамскому, со служебными обязанностями своего заместителя и партнера Витольда Пышечкина.

— Я вижу здесь миллион рублей! — из-за дверей кабинета отчетливо прорвались фразы, выкрикнутая Ираклием Вазисубановичем в порыве ярости на директора аффилированной торговой компании «Единая сеть книготорговли». — Мил-ли-он!!! И ни рублем меньше! Иначе я всем зарплату урежу! Всем, включая уборщиц!!!

Подававшая Мартышкину кофе секретарь поморщилась, ее товарки — тоже.

— Скажите, — спросил любознательный стажер. — А что будет, если план не выполнится? Всех накажут? Да?

— Да, — громко и зло ответила вторая секретарь.

— Понятно, — Сысой отхлебнул горячий и крепкий кофе и глубоко задумался.

В школе милиции им рассказывали, что потерпевшие и заявители в основной своей массе только и мечтают о том, чтобы нагрузить на бравых стражей порядка свои собственные проблемы, причем еще и сдобренные изрядной долей выдумки. Поэтому в идеале работа милиционера должна заключаться в проверке всех нюансов заявлений о преступлениях, нахождении несоответствий в мелких деталях и отказе в возбуждении уголовного дела.

Причем, для ускорения выноса отказа не возбраняется и слегка психологически обработать заявителя, дабы тот думал в следующий раз, стоит ли ему отвлекать служителей Фемиды от их личных дел и распития разнообразных жидкостей, или лучше сидеть тихо и не рыпаться.

Мартышкин вспомнил о всученных ему генеральным директором «Фагот-пресса» рекламных плакатах, переложенных им из испачканного пиджачка в тот, который ныне болтался на его плечах, вытащил красочные глянцевые бумажки и еще раз перечитал текст.

Однако ничего нового в призывах к покупателям приобретать книги из серии «Закон жулья», в которой издавались повести о приключениях «Народного Целителя», стажер для себя не обнаружил и решил исподволь выяснить подноготную недовольства Дамского у секретарей. Для чего следовало вступить с ними в непринужденную беседу.

— А что, это хорошо продается? — Младший лейтенант помахал пачкой рекламок.

Старшая секретарь оторвалась от разложенных перед ней бумаг, посмотрела на плакатики и язвительно фыркнула:

— С такой рекламой можно даже биографию Вазисубановича продать, — девушка дорабатывала в издательстве последний день, и ей было глубоко плевать на все, связанное с «Фагот-прессом». — Причем, написанную им самим…

Мартышкин напряг память и припомнил, что романы-боевики красноярского писателя Чушкова он читал, они ему пришлись по душе, и он где-то слышал, что тот входит в первую тройку наиболее продаваемых авторов.

— Но читателям, видимо, нравится, — стажер спровоцировал секретаря на продолжение беседы.

— Это вам Дамский сказал? — усмехнулась вторая девушка, по примеру подруги также собирающаяся швырнуть издателю в лицо заявление об уходе. — Зря верите… Он книжек не читает, поэтому не может знать, что в них написано.

«Ага! — сообразил младший лейтенант. — Это уже кое-что. Неискренность заявителя — первый кирпич в бумаге об отказе».

— Вазисубанович, по-моему, вообще читать не умеет, — старший секретарь поддержала свою сослуживицу.

— Не, умеет, — улыбнулась та. — Но вот значение слов не всегда понимает. Недавно, к примеру, Женский решил, что «диффамация» — это разновидность мастурбации, и пытался издать приказ о наказании «диффамирующих на рабочих местах сотрудников».

Сысой осуждающе покачал головой, словно информация о сем прискорбном случае потрясла его до глубины души.

Хотя сам слышал произнесенное секретарем иностранное слово впервые.

— А Женский — это кто? — Мартышкин продолжил содержательную беседу.

— Так мы Дамского называем, — бросил пробегавший мимо водитель экс-редактора Пышечкина.

— Еще Вазисубанович, когда утверждает эскизы обложек, пишет «беспринципный», «бесполезный» и «беспорядочный» через "з", — хихикнула непочтительная старший секретарь. — А когда ему один раз принесли словарь, то он начал орать, что там опечатки…

— Ой, девчонки, — вступила в разговор доселе молчавшая секретарь, которая работала в «Фагот-прессе» уже четвертый год. — Когда мы еще в другом офисе сидели, где охраны на входе не было, так Ираклия даже били за его идиотизм.

— Кто бил? — в Мартышкине проснулся профессиональный интерес.

— Писатели, конечно, — секретарь взяла трубку зазвонившего телефона, коротко бросила «Он занят, перезвоните через час» и вернулась к беседе с младшим лейтенантом. — Он там кого-то так «отредактировал» и так сменил название книги, что ему в морду влетало месяца три подряд. Раз в две недели являлся автор и валтузил Вазисубаныча прямо в его кабинете… Пока тираж с лотков не исчез, не успокаивался.

— А фамилии писателя не помните?

— Что-то на С… Семенов?… Нет, не помню…

— Жаль, — посетовал стажер.

Дверь кабинета генерального директора распахнулась, и в приемную выскочил красный как рак мужчина, бормочущий себе под нос: «Сам пошел!»

Вслед за ним потянулись остальные присутствовавшие на совещании.

Секретарь Дамского взяла со стола синюю папку с тисненой золотом крупной надписью «Для доклада», стерла с лица ехидную ухмылку, блуждавшую на ее личике всё время разговора о генеральном директоре «Фагот-прессаа», и зашла в кабинет босса, дабы сообщить Ираклию Вазисубановичу о прибытии младшего лейтенанта Мартышкина.

Реализация на рынке потертого ТТ с шестью патронами в обойме прошла с половинчатым успехом.

Во-первых, из двухсот долларов купюрами по полтиннику, полученных Казановой из рук маленького вертлявого дагестанца, три оказались фальшивыми, по поводу чего оперативники были вынуждены подраться с охранником обменного пункта, выставлявшего их на улицу. Охраннику изрядно накидали плюх, что немного подняло градус настроения двух друзей.

Во-вторых, покупатель начал стрелять из свежеприобретенного оружия буквально «не отходя от кассы», пока Казанцев считал деньги. По армянам, скалившим зубы в нескольких метрах от Плахова, со стороны подстраховывавшего коллегу.

Два смуглых «носорога» свалились под прилавок, зажимая руками простреленные животы, остальные порскнули в стороны словно стая испуганных туканов.

Плахов сначала было захотел выхватить ствол и ксиву и заорать «Всем лежать, работает убойный отдел!», но тут же передумал, ибо вмешательство в процесс грозило обернуться участием в поисках преступника по горячим следам и переносом пьянки на неопределенно долгий срок.

Пока старший лейтенант размышлял над превратностями судьбы, стрелявший бросил пистолет с израсходованным магазином на пол и удрал. ТТ тут же подобрал хозяйственный Казанова, решивший, что добру пропадать негоже.

Обсудив происшедшее по дороге к обменнику, опера сошлись во мнении, что сделка "двести «зеленых» за шесть маслят[35]" сделала бы им честь даже в пригороде Тель-Авива. Впечатление от гешефта немного испортило известие о подсунутых фальшивках, но и пятьдесят долларов за несколько патронов были неплохой суммой. Достаточной для того, чтобы в условленное время постучать в заветную дверь черного хода общежития ткацкой фабрики «Зеленый гегемон», и на заданный томным голосом «Карлоса Ильича Шакала» вопрос «Кто там-м-м?» призывно позвенеть разномастной посудой с разнообразным содержимым…