Ураган для одуванчика - Андрей Анисимов

Берта откинула голову и строго посмотрела на молодую женщину:

– Это у кого полагается?

– У нас, эстонцев. Васька на свое Рождество гуся с яблоками требует, а сегодня по-нашему.

– Ты мне эти чухонские штучки брось. Я тебе не свиноматка на фэрме, чтобы вашей брюквой питаться. Гони Ваську в город, пусть везет индейку, сама запеку. В праздники готовлю я.

– Хорошо, Берта. Как скажете.

– Я уже сказала. Вы сколько в браке живете?

– Седьмой год пошел. А что?

– Не надоел он тебе?

– Кто?

– Васька твой?

– Нет.

– И ты больше ни с кем не развлекаешься?

– Как это?

– Кто как умеет. Большинство в постели, некоторые по-другому. Я любила в номерах. Чтобы все вокруг новое. Кобель новый и пейзаж новый.

– Вы же вдова, а мне зачем?

– Я всего двадцать лет вдова. А раньше, когда помоложе была, меня не удержишь.

Кристина не поняла:

– При муже?

– Вилли не обращал внимания. Мне даже иногда казалось, мой успех у мужчин ему импонировал…

– Интересные отношения.

– Отнюдь, если живешь с одним хмырем двадцать пять лет и он еще настолько же тебя старше. Мне уже было далеко за сорок, когда приехал Антонио. Приехал и тут же голову потерял. Увез меня в Венэцию. Прэдставляешь, дивный вечер, внизу поет гондольеро, а Антонио медленно снимает с меня кружева. Он так умел раздевать! Немцы так не умеют. Мой Вилли ложился на супружеское ложе с газетой. Можешь догадаться, как я страдала от его прозы?! Это не молодой любовник, что горит рядом.

– Мне трудно судить…

– Судить не нужно. Нужно завидовать. Ты только вообрази, с тобой в постели нежный, красивый, молодой самец. Он хочет тебя, он весь как электрический скат – от него искры. Ты чувствуешь, как они перебегают из него в тебя, когда он сжимает твою грудь, бедра, когда входит в тебя, как разряд тока. Жаль, что я уже стара…

– Иди, открой ворота.

Кристина вздрогнула:

– Что?

– Ворота открой, вот что, – Василий смотрел на жену с удивлением: – Ты где витаешь?

– Берту вспомнила…

С какой стати?

Машина стояла возле ворот их коттеджа. Солнце уже поднялось и становилось жарко. Кристина тряхнула головой, сбрасывая наваждение:

– Не знаю. Это Рождество как перед глазами.

– Пожалела бабку?

– Странная она была. Внутри добрая, снаружи колючая.

– Ты еще песенку спой о добрых дикарях, у которых крокодил не ловится.

– Я не знаю такую песню.

– Из кино песенка. Ее артист Миронов пел. Он молодым умер. Ну я тебя поздравляю!

– С чем, Вася?

– Ни хрена твой капитан не нашел!

– Ты о чем?

– О контракте, о чем же еще?

– Выходит, Берта взяла его с собой, и он сгорел в том мерседесе.

– Похоже. Это мне наука. Надо было сразу все ее вещи обшарить. Дрянной из меня убивец.

– Вася, но ты же не профессиональный уголовник.

– Спасибо и на этом….

– Обиделся?

– Дурочка ты моя чухонская. Иди завтрак готовь.

Кристина направилась к дому. Василий поглядел ей вслед, открыл ворота гаража и загнал машину.

Отпустив утром чету Муравиных, капитан Вельт выглянул в окно. Кабинет комиссара, что Арво временно занимал, находился на втором этаже, и из его окон автостоянка для посетителей просматривалась великолепно. Полицейский пронаблюдал, как Василий открыл жене дверцу, заботливо дождался, пока она устроится на пассажирском сиденье, и только после этого сел за руль сам. «Они любящая пара и будут выгораживать друг друга до конца», – вывел он из своего наблюдения. Вчера, после посещения подозреваемых, он проверил через Интернет аэропорт, железнодорожный вокзал и морские паромы. Ни одним из этих видов транспорта Берта Литхен в указанный Муравиными день Эстонию не покидала.

Оставалось всего две версии: либо немка погибла в автокатастрофе со своим другом Альфредом Беншером, либо Василий с Кристиной ее убили. Только капитан не мог понять мотива, зачем они это сделали? Простая житейская логика подсказывала – Литхен стала для безработного русского и его эстонской жены чем-то вроде курицы, что несет золотые яйца. А таких кур обычно берегут. Убить старуху без серьезных на то причин способны лишь отъявленные негодяи. Для некоторых жителей Эстонии сам факт, что Василий Муравин русский, явился бы достаточным основанием для подозрения. Но капитан не испытывал к восточному соседу патологической ненависти. Армию Вельт отслужил под Курском, среди русских парней. Со многими подружился, а с несколькими переписывался до сих пор. Это были разные ребята и далеко не ангелы. Они могли за себя постоять, могли и подраться без особой причины, но им и в голову бы не пришло не только убить, но и обидеть старушку. Да и Василий Муравин на отпетого мерзавца вовсе не походил.

Все это Вельт учитывал. Но поведение супругов его настораживало. Больно складно они отвечали на все вопросы, и он им не верил. Вернувшись к столу, перечитал записку Кристины и позвонил Хейно Мерисалу. Бизнесмен пригласил полицейского домой, но просил приехать в конце дня, поскольку до обеда был занят. Вельт опустился в кресло и выдвинул ящик письменного стола. Стеклянный пузырек и коробочка лежали на том же месте, куда он их вчера положил. Пузырек этот он позаимствовал из холодильника на кухне Муравиных. Зачем это Вельту понадобилось, он и себе толком объяснить не мог. Проводя обыск в комнате исчезнувшей немки, он обшарил карманы ее халата и двух пальто. В одном из пальто обнаружил коробочку с маленькими белыми шариками. Такая же коробочка лежала и в кармане ее халата. Он внимательно рассмотрел шарики и прочитал надпись на коробочках. Это было какое-то немецкое лекарство. Пузырек из холодильника тоже лежал среди лекарств, и в нем находились точно такие же шарики, что и в коробочках. Только лекарство в пузырьке называлось иначе. Внешнее сходство шариков вызвало его интерес, и он прихватил и то и другое.

Просидев несколько минут в раздумьях, поднялся, сунул пузырек с коробочкой в кейс, запер кабинет и вышел на улицу. Машина ему не понадобилась, поскольку он собрался в поселковую поликлинику, а до нее от полиции рукой подать. Путешествие заняло у полицейского не больше трех минут. Дежурная медсестра встретила капитана полиции обворожительной улыбкой. Мильви Сиккула доводилась Вельту племянницей, и они друг другу симпатизировали, что среди эстонских родственников случается не всегда.

– Привет, Мильви. Я к вам по делу, – сообщил ей дядя, подойдя к окошку.

– Здравствуй, Арво. Не заболел?

– Нет, девочка, я здоров. Скажи, кто лечит семью Муравиных, что живут на улице Нымме в доме тринадцать?

– В доме тринадцать? У вас общий домашний врач, доктор Каллас. Она в пятом кабинете на втором этаже. Только тебе придется подождать. У нее сейчас твой сосед, дедушка Эрвин.

– Хорошо, подожду, – улыбнулся Вельт. – Как твоя учеба?

– Нормально.

Мильви училась на медицинском факультете в Тарту, а летом подрабатывала в поселковой поликлинике, имея зарплату и необходимую для вуза отметку о практике. Вельт поднялся на второй этаж и уселся в кресло у дверей кабинета.

До обретения независимости Эстония обладала одним из лучших в Советском Союзе медицинским сервисом. Новые власти еще до кризиса умудрились свое здравоохранение если и не разрушить до основания, то превратить в пытку для собственных граждан. Большинство сельских клиник они закрыли, и опытные врачи вынуждены были уехать в соседнюю Финляндию или в Швецию. Поселку Мустикат повезло – поликлинику сохранили, заменив несколько десятков специалистов тремя «семейными» врачами. Из стран Европы система «семейных» или «домашних» врачей сохранилась только в Англии. Сами жители туманного Альбиона считают ее бестолковой и давно устаревшей. Но англичане стараются ничего не менять в своей жизни и готовы ради традиции терпеть неудобства.

Почему эстонские вожди выбрали именно эту модель, остается загадкой для ее граждан и соседей по Евросоюзу. Выглядит эта модель так – каждый постоянный житель республики приписан к своему «семейному» врачу. Без его направления больной не может попасть на обследование ни к одному специалисту. В результате масса случаев запущенных тяжелых недугов и высокая смертность. Происходит это по причинам самым прозаическим – из экономии. Для населения страны существует специальная касса, из которой государство оплачивает лечение своих подданных – от элементарных таблеток типа анальгина до сложных операций. А домашний терапевт лично заинтересован в экономии средств этой кассы и до последнего старается не пустить больного к специалисту узкого профиля, прием которого недешев. Чем больше «домашний» врач сэкономит, тем значительнее его премия. И мгновенно личная заинтересованность вступает в противоречие с потребностями больного. Многие из них стоят в очереди на операцию по несколько лет. При серьезном диагнозе до конца такой очереди можно и не дожить. Зато все на учете и все под контролем. Это касается и лекарств. В Эстонии без рецепта вам не продадут ничего, а каждый рецепт врач обязан занести в компьютер. Отчетность здесь самая строгая. Для медиков и больных она головная боль, но для капитана полиции – настоящий подарок.