За краем мира - Ник Перумов

Джон Сильвер и госпожа боцман обменялись выразительными взглядами.

— Хм… А скажи — ка мне, пигалица… какие трубы в паровозном котле шире — дымогарные или жаровые?

— Мэм, жаровые, мэм!

— Хм — м–м. А почему, пигалица?

— Мэм, потому что дымогарные трубы служат только, чтобы дым выходил, а в жаровых трубах ещё и трубки пароперегревателя, мэм!

— Хм! Откуда ж ты на мою голову свалилась, пигалица по имени Мэгги?

— Из… мэм, из Норд-Йорка, мэм!

— А где твои родители, пигалица Мэгги из Норд-Йорка?

— Они… они… — Молли опустила голову. Врать сразу не хотелось.

— На замарашку ты не похожа, — продолжала госпожа боцман. — На уличную попрошайку тем более. Вещички на тебе все новые, добротные, недешёвые. — Она вдруг наклонилась к Молли, заглянула в глаза, но выражение лица её отнюдь не было строгим, недовольным или злым. — Признайся, сбежала?

Этого она не ждала. Во всяком случае, не так быстро. Но… судя по всему, госпоже старшему боцману лучше всего было говорить правду. Ну, или то, что оказалось бы ближе всего к правде.

— Да, мэм, сбежала, мэм, — уныло кивнула Молли.

— Хм, — сказала госпожа боцман, но опять же без гнева или раздражения. — Молодец, что не врёшь мне, Мэгги из Норд-Йорка. И машины знаешь. И кошка у тебя ловко крыс давит. А что до родителей… — Тут глаза её вдруг судились, стали холодными и жёсткими. — Скажи мне так же честно, почему сбежала — то?

Молли тяжело вздохнула.

— Били? Обижали? — очень тихо и очень жёстко спросила госпожа боцман, кладя руку Молли на плечо. — Секли почём зря и без вины всегда виновата была?

Это была неправдивая неправда. Ни мама, ни папа Молли никогда и пальцем не тронули. Оставляли без сладкого, а порой и без обеда с ужином, на хлебе и воде, сажали заниматься рукоделием на весь вечер за неправильно сложенные руки или обращение не по форме, но бить — не били. А в школе Молли всегда училась достаточно хорошо и была достаточно умной и ловкой, чтобы не подпадать под тамошние розги.

Но что — то неуловимое, что — то затаившееся глубоко — глубоко в глазах госпожи боцман, такой сильной, широкоплечей и громогласной, заставило Молли молча кивнуть. В глазах защипало. И, кажется, по щеке сбежало вниз что — то горячее.

— Та — ак… — отстранилась госпожа боцман. — Всё ясно, пигалица. Я потолкую с коммодором Картрайтом, он старший офицер «Геркулеса». Можешь пока бросить тут с вой мешок, у меня в отсеке. Место тебе найдём, и тебе, и кошке твоей. Как её зовут, кстати?

— Мэм, Диана, мэм. Ди, мэм.

— Ладно, можешь не «мэмкать» мне всё время. Только при исполнении. Звать меня Барбара, мисс Барбара Уоллес. Старший боцман бронепоезда «Геркулес». Идём, пигалица, покажу тебе, куда вещи бросить. Да! Учти, Мэгги, за кошкой своей, если нагадит, убираешь сама и очень быстро!

— Мэм, да, мэм! Будет исполнено, мэм!

Отсек старшего боцмана оказался узким пеналом в броневагоне для личного состава. Огромный «Геркулес», как объяснила Молли Барбара, мог позволить себе разместить экипаж с некими удобствами, в отличие от того же «Гектора», где даже подвесных коек было ровно на треть команды.

— Здесь устраивайся. — Барбара кивнула на верхнюю полку, сейчас сложенную и прижатую к стене. — Сиди пока тут. Никуда не выходи. За кошкой гляди! Хотя… можешь её и выпустить. С крысами у нас тут прямо беда. А я потолкую с мистером Реджинальдом. Коммодор Картрайт, я тебе про него говорила, пигалица. Сиди, в общем, здесь! Голодная? Вот галеты есть… консервы… лопай, юнга. Кто не успел, тот опоздал.

— Мэм, спасибо, мэм!

Госпожа боцман вздохнула.

— Мисс Уоллес достаточно будет. Или даже мисс Барбара. Сиди, в общем, пигалица!

Тщательно смазанная дверь сдвинулась влево. Барбара хлопнула Молли по плечу и исчезла.

— Мур-р, — сказала Диана и вопросительно заглянула Молли в лицо, мол, ты в порядке, хозяйка? — Мр? — И она направилась к двери.

— Иди уж, — вздохнула Молли. Так не хотелось оставаться сейчас одной…

Кошка с важным и независимым видом скользнула за порог. Её ждала ответственная и нужная работа.

Молли от всей души надеялась, что Ди не станет бросать задушенных крыс прямо посреди броневагона.

Она забилась в угол, поджала ноги, закрыла глаза.

Пока что всё шло легко — даже слишком легко. Госпожа боцман не задала тех вопросов, каких, по мнению Молли, не могла не задать — а что будет, если твои родители побегут и полицию? Если они заявят, что мы тебя похитили? А что, если они сейчас уже посылают паропочтой письма в Особый Департамент?

Молли поёжилась. Стала, чтобы хоть как — то отвлечься, рассматривать обстановку вокруг, хотя глядеть там было и не на что.

Койка под серо — зелёным армейским одеялом, складки острые, как у ножа. Вешалка у самой двери, там шинель, куртка, дождевик. Дверцы рядом, похоже на стенной шкаф. Череда начищенных до блеска труб, вентилей и рукояток — ого, собственный вход — выход паропочты! Нечто вроде машинного телеграфа, три переговорные трубы. Сразу видно, что располагается здесь не просто какой — то рядовой, а именно госпожа старший боцман!

Маленькая светография в рамке — приглядевшись, Молли узнала «Геркулес», его торжественный вывод из цехов.

Еще несколько картинок в недорогих оправах — тот же «Геркулес», орудийные стволы задраны, жерла изрыгают дым: гаубицы ведут огонь. Лес, ближние деревья вывернуты, частично перебиты, белеет щепа, и рядом с ними — неподвижные тела.

Молли заморгала. Меховые шапки, touloupes, которые ни с чем не спутаешь…

Убитые Rooskies.

Возле них Молли не увидела никакого оружия. Ни винтовок, ни хотя бы положенных варварам мечей и копий. Лежали просто мёртвые люди, и Молли знала, что они мертвы.

Почему? И зачем госпожа боцман держала эту светографию у себя на переборке?..

Кроме этого в пенале имелся ещё откидной столик, поворачивающееся жёсткое кресло; над койкой и под ней — выдвижные ящики, что — то вроде комода. Пара кружек на столе, сточенный нож — puukko[12] с наборной деревянной рукоятью. Ремни и портупеи на крючках.

Светографий родных, семьи или детей Молли не увидела.

Ждать, однако, пришлось недолго. За переборкой затопали.

— Вот она, сэр. Мэгги из Норд-Йорка, собственной персоной. Прекрасно разбирается в паровой технике, пролезет в любую щель и вдобавок является хозяйкой отличной кошки — крысоловки!

Молли поспешно вскочила.

Через порог шагнул высокий офицер в рабочем оливковом кителе, таких же галифе и высоких ботинках с застёжками, почти как у самой Молли. На левой стороне груди — «фруктовый салат» орденских ленточек, на плечах — погоны коммодора. Лицо длинное, щёки впалые, нос горбинкой. Глаза глубокие, тёмные. Подбородок острый и, наверное, показался бы злым, но отчего — то Молли сразу же ощутила к господину коммодору необъяснимое доверие.

— Так-с, — ровным и сильным голосом сказал коммодор, вдвигаясь в боцманский пенал и нагибаясь к Молли. Следом за ним осторожно протиснулась госпожа старший боцман. — Посмотрим, кого на сей раз притащили твои сети, Барбара.

— Мистер Картрайт, да чего ж на неё особо — то смотреть? Пигалица — она пигалица и есть. Но упорная и дело знает. Я проэкзаменовала.

— В самом деле? — поднял бровь мистер Картрайт. — Садитесь, Барбара, садитесь. Не стойте, как укор совести. V tyesnotye, как говорят Rooskies, da nye v obidye. To есть друг у друга на головах, но в приятной компании. Мисс Мэгги, расскажите, как же вы дошли до жизни такой, что сбежали из дома? Вы ведь знаете, что лорд — командующий издавал специальный указ, допускающий приём несовершеннолетних только в случае доказанного сиротства и документированного нежелания оных несовершеннолетних отправиться к месту жительства иных родственников?

Молли покраснела. В школе она привыкла быть отличницей, то есть знать всё и ещё несколько больше. А тут опростоволосилась, попала впросак! Не узнала доподлинно, есть ли какие документы про юнг! Правду сказать, узнавать не было времени…

Госпожа старший боцман, однако, бросилась на выручку.

— Её били, мистер Картрайт. Секли безо всякой вины. Секли, не соразмеряя силы. Она сбежала, не снеся побоев.

— Вот даже так, — нахмурился коммодор. — Это, конечно, меняет дело. Выпороть за проделки — это понятно, так со всеми было в детстве. Но если несоразмерно… Мисс Мэгги — Маргарет, верно? — а как ваша фамилия?

— Сэр, Перкинс, сэр! — Молли продолжала ту же игру, вновь назвавшись фамилией старшей сестры Сэма.

— Перкинс? — вдруг резко встряла госпожа боцман. — Тощий такой, рыжий, с усами, как у тара… прости, Мегги…

Молли похолодела. Мисс Барбара знает отца Сэмми?

— Её секли, чтобы мучить, — с неожиданной силой бросила госпожа старший боцман. — У неё ведь ни отец, ни мать не родные, мистер Картрайт.