Черная Луна - Андрей Ливадный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сотни тысяч людей обитали под землей, в недрах лишенной воздуха луны, и отнюдь не ощущали себя обездоленными. Наоборот, многие считали, что именно тут настоящая жизнь, а наверху, под бледным сиянием звезд, которые ясно видны сквозь прозрачные силовые пузыри, живут те, кому не посчастливилось обитать в Форте.
Психология людей, глубоко травмированная войной, с трудом оправлялась от шока. По оценкам, должно было смениться как минимум два поколения, чтобы подземные бункера перестали греть душу, а, открытое звездное небо вызывать ужас.
Так или иначе, но подземные ярусы Форта, за исключением тюремных секторов, действительно напоминали города в миниатюре. Тут было все — высокие потолки, оранжереи, бассейны, спортивные залы, улицы, магазины, бары, зоны отдыха и, конечно, производства.
По улицам тек нескончаемый поток людей, спешащих по своим делам, сновали электрокары, за стенами с тихим шумом проносились поезда межуровневого сообщения. В сиянии рекламных щитов, что украшали выступающие из стен широких коридоров псевдофасады зданий, скрадывалась теснота пространства. Человек неискушенный мог принять основной тоннель уровня за улицу настоящего, только ночного или вечернего, города…
Всего этого эрзац-великолепия не видела Даша.
Она сидела на краю неразобранной постели и, подперев кулаком подбородок, смотрела на неподвижного, как изваяние, андроида, что стоял в углу ее спальни, словно непомерно большая кукла.
Нельзя сказать, чтобы в ее душе царила пустота. Нет. Она прекрасно помнила прошлое, воспринимала настоящее и вольно или невольно задумывалась о будущем.
В момент беседы с Джедианом она еще пребывала в ином мире, из которого ее вырвала мгновенная смерть, ну а теперь, немного оправившись, она вдруг осознала, что же на самом деле случилось с ней, и Даше впервые с того далекого момента, когда над городами Дабога взвыли сирены воздушной тревоги, стало по-настоящему страшно.
Она-то думала, что в ее жизни уже не может настать худших времен…
Оказывается, она ошибалась. Ее боль оставалась свежа и по-прежнему жила в израненной душе двадцатилетней женщины, но та эпоха, в которой героически пал Дабог, умерла… поросла былью, и вокруг кипела иная жизнь, абсолютно равнодушная к ней, с другими законами, другими людьми и иными моральными ценностями.
Выйди она на улицу, открой первому встречному свою душу, и ее не поймут. В лучшем случае к ней бы отнеслись как к душевнобольной…
А ведь она нормальна… Даже ее виртуальная зависимость, что так прочно гнездилась в раненом сознании, притупилась, выцвела и уже не терзала ее разум ослепительной ломкой.
«Я изобрела лекарство… — с горькой усмешкой подумала она. — Лекарство от зависимости… Долгая смерть… или криогенный сон…»
Даша, не поворачивая головы, скосила глаза на установленный прямо в спальне компьютерный терминал, над которым в нежном ореоле статичного поля висел нейросенсорный шлем виртуальной реальности.
Она уже знала, что такие шлемы есть теперь повсюду. С их помощью можно было общаться, работать, не выходя из дома, развлекаться, но люди чаще предпочитали живое общение и реальные развлечения.
Эти сведения она почерпнула из тех программ, что транслировала установленная в другой комнате сфера интервизора.
«Что же мне делать?!» — с тоской и страхом думала Даша, искренне жалея о том, что ее душа вырвалась из закольцованного ада воспоминаний. Мир, что приоткрылся ей через каналы интервизора, казался настолько чуждым, что она растерялась.
«Ты же сражалась за него…» — отстранение подумала она, не находя утешения в этих словах.
«Каждый человек принадлежит своей эпохе…» — только теперь до нее дошел весь смысл этой фразы.
Тут же вспомнилось лицо Джедиана и его слова.
Даша встала и подошла к зеркалу.
Короткий ежик волос начал отрастать и напоминал мальчишескую прическу.
Даша долго смотрела в зеркало, пристально изучая свое лицо. Смертельная бледность уже отступила, да и синеватые мешки под глазами понемногу рассасывались.
«Для чего? — эта мысль не давала ей покоя. — Для чего меня вытащили с того света?»
Даша отвернулась от зеркала, машинально села в кресло за компьютерным терминалом и задумалась.
Джедиан казался ей странным. От него можно было ожидать всего, чего угодно, но предположение, что он подбирает себе любовниц среди трупов на кладбищах кораблей, звучало достаточно абсурдно…
Она нахмурила лоб, стараясь в деталях припомнить их разговор, после которого ее, ничего не объясняя, просто заперли тут.
«Тебя оживили лишь потому, что твой образ очень сильно занимал разум одного человека, и мне стало любопытно, кто ты такая!» — Эта фраза, оброненная Джедианом в приступе гнева, внезапно всплыла в ее памяти, и вдруг что-то начало проясняться, находить свои места в сети опутавших ее обстоятельств.
Он считал ее дурой, помешанной на виртуалке.
Но ее оживили вовсе не для утех хозяина Форта Стеллар. Нет. Даша закусила губу. «Человек, в чьих мыслях присутствует мой образ?! Кто это может быть?!»
И вдруг ее осенило.
Конечно, это должен быть ее современник… но ведь она ни с кем не общалась на погибшей «Европе», для этого не было ни желания, ни времени.
«Кто же? Кто?!» — с мучительной надеждой вспоминала она…
Сама мысль о том, что где-то рядом, возможно, всего в нескольких шагах отсюда, есть человек, так же, как и она, вырванный из далекой эпохи, внезапно согрела ее душу…
Даше было плохо. Она сидела подле погашенного терминала, совершенно подавленная, запутавшаяся в своих мыслях и обрывочных воспоминаниях о прошлом.
«Кто ты?!» — мысленно спрашивала, молила она, чувствуя, что больше не в силах сдерживать подкативший к горлу удушливый ком.
Но она не дала вырваться своей горечи, лишь непрошеные слезы навернулись на глаза горячим туманом, размыв зрение.
— Я найду тебя… — едва слышно прошептала она горячими, сухими губами. — Кто бы ты ни был, я найду тебя…
* * *В это утро, спустя десять суток после разговора с Дороховым, Денис чувствовал себя прескверно.
Проснувшись по сигналу общекорабельного таймера, он еще несколько секунд лежал с закрытыми глазами, приходя в себя после навязчивых ночных кошмаров.
Док говорил, что это нормально, но на всякий случай попросил заглядывать почаще.
«Где уж нормально…» — подумал Денис.
Каждую ночь он плавал по подводным лабиринтам какой-то весьма замысловатой конструкции среди голых ластоногих манекенов, Его бредовые видения оказались на редкость устойчивы, раньше он не помнил, чтобы сны повторялись с такой последовательностью.
Открыв глаза, он посмотрел на слабо мерцающий ячеистый потолок каюты и потянулся так, что отчетливо хрустнули суставы.
Вчера, после очередной высадки на Черную луну, он засиделся в баре с Грином, — тем самым сержантом, что играл на гитаре в памятный день его первого пробуждения на борту «Иглы».
Откинув легкое одеяло, Денис встал.
До сбора оставалось полчаса. Он специально так запрограммировал таймер, чтобы не маяться перед десантом. Когда времени в обрез, и оглянуться не успеешь, а тебя уже запихивают в капсулу. Больше всего Денис не любил томительного ожидания перед операцией.
На подносе, что по сигналу таймера выдал бытовой автомат, уже остывал кофе. Одеваясь, Денис сделал несколько глотков, чувствуя, как после вчерашнего в голове что-то жужжит, но от кофе сразу стало легче.
Через десять минут он вышел из лифта на десантной палубе и пошел прямо в скафандровый отсек Там уже облачались в броню несколько офицеров. Грин был туг же. Увидев Дениса, он широко улыбнулся своим покалеченным ртом. Пеноплоть на его обожженном лице, мягко говоря, не отличалась качеством, но сержанта это, похоже, не смущало. Вообще, он произвел на Дениса самое благоприятное впечатление своим здоровым юмором.
В первый день знакомства, когда они в ожидании десантирования оказались в соседних капсулах и лежали, словно куколки огромных бронированных насекомых, в специальных ложементах спускаемого модуля, Грин первым завел разговор. Покосившись на Дениса, который украдкой поглядывал в его сторону, он забавно взвизгнул моторчиком укрепленной на месте глаза видеокамеры и, криво усмехнувшись, вдруг сказал, каким-то чудом дотянувшись пальцами в броне до своего лица:
— Пеноплоть, мать ее… Чешется!
Денис не выдержал и улыбнулся. В первый раз после собственной реанимации.
— Все спрашивают: почему не пересадил с задницы, — тем временем продолжал Грин, уставившись в низкий потолок десантного модуля, словно разговаривал сам с собой или рассуждал вслух. — А я им отвечаю: не могу, люблю ее слишком, чтобы уродовать. Пусть лучше морда некрасивая, зато зад цел, верно?!
