Не зарекайся... (не окончена) - В. Ажиппо

Цели такого «пресса» три: склонить человека к нужным следствию и розыску показаниям; «обломать» непокорного; получить бабки (увы, рядовое вымогательство). Наиболее часто встречающая причина – первая, но они могут и сочетаться. Во всяком случае, беспредельные рожи, получив добро на террор какого-то зэка, обязательно переключатся на личный интерес. Рассчитывать, что у конченых негодяев могут быть идейные позиции в борьбе с преступностью, может только полный профан в тюремной действительности. К большому сожалению, среди товарищей в мышиных пальто с большими звездами на погонах, заказывающих такой «пресс», профанов два из трех (по утверждению некоторых моих коллег – девять из десяти). Эти менты-заочники искренне считают, что в камере с арестованным «работают» в нужном направлении – склоняют к явке с повинной. Попутно, может быть, и склоняют.

Если отношения между оперативниками и их агентурой замешаны на нарушении закона, то складываются они своеобразно. Схема «опер – агент» ломается, так как в определенном смысле они становятся подельниками. Иногда слабенький опер как-то незаметно оказывается «под» агентом, и кто кем руководит, уже непонятно.

При наличии ментовской «крыши» «пресс» становится более изощренным. Зачастую тогда к тупому физическому воздействию примешивается психическое. Это бойкотирование жертвы, постоянные мелкие придирки, угрозы, оскорбления, высмеивание, провокация драки и др. В этом смысле показателен конкретный пример. Заезжает в девятиместную камеру потенциальная жертва, в недалеком прошлом действующий спортсмен, мастер спорта по дзюдо, весом под центнер, опытный, решительный, жесткий, знающий себе цену мужик. Но незнакомый с тюрьмой.

Одного взгляда достаточно, чтобы понять бессмысленность любых прямых провокаций – искалечит. Псевдоагентуре необходимо, чтобы он сам спровоцировал конфликт, тогда вмешается администрация и его накажет. Но как это сделать, если он ведет себя совершенно спокойно и не обращает ни на кого внимания? Выход находится. В камеру подсаживают какого-то «чушкаря»-полудебила, и рулевые начинают над ним издеваться так, как подсказывает их извращенная фантазия.

Жертва, как всякий сильный и порядочный человек, чувствует себя абсолютно мерзко, когда на его глазах какая-то шоблота глумится над несчастным, и требует прекратить беспредел. В ответ ему объясняют, что по тюремным законам он никто – фраер, и устанавливать свои фраерские порядки может в спортзале, но не в камере. И продолжают мучить беднягу. В конце-концов, жертва (а этот мужик никак не может взять в толк, что истинная жертва – именно он) не выдерживает, лупит парочку мерзавцев, попавшихся под руку. Лупит не сильно, а как проституток – по щекам (все остальные стремительно прячутся под нарами), и наводит в камере порядок и тишину. Ненадолго. Через минуту его как зачинщика драки выволакивают из камеры, бьют, забивают в наручники, а потом избитого, с опухшими руками бросают в карцер.

Самое страшное, что те, кто только что это все с ним проделал, искренне считают, что восстановили справедливость и наказали беспредельщика. По-другому считать они и не могут. И только опер и его прямые начальники знают: все прошло по плану. Жаловаться этому парню некому, его никто не поймет. Только очень опытный и мудрый тюремщик (да и то не всегда) сумеет по едва уловимым признакам понять, что это – «постанова» и не «повестись» на нее, не терзать невинного. Но, где они, опытные и мудрые?

Дать совет, как избежать такого тотального «пресса», очень трудно. Надо терпеть, это не будет продолжаться вечно. Надо помнить, что перед вами через такое испытание прошло немало людей, и кое-кто прошел достойно. Можно, как уже говорилось выше, попугать опера возможным убийством в камере. Но главное – думать только о себе. Только так в тюрьме можно выжить. Пусть рядом кого-то убивают, режут на куски, едят живьем – вас это не касается. Не касается, и все.

Существует такое понятие – пресс-хата (не путать с пресс-центром). Возникли пресс-хаты в шестидесятых годах прошлого века на тюремном заключении. Туда попадали люди двух категорий: те, кому суд дал «крытую» в виде части всего наказания (например, двенадцать лет усиленного режима, из них первые пять – ТЗ), и те, кого перевели на «крытую» из зон как злостных нарушителей режима. На самой «крытой» публика расслаивалась на тех, кто пытался противостоять администрации, и тех, кто шел на сотрудничество с ней. Сидели эти люди, понятно, в разных камерах и люто ненавидели друг друга.

С целью «обломать», а то и «опустить» наиболее прыткую «отрицаловку», их по одному бросали в «козлиную» камеру, где они и подвергались «прессу». Отсюда и название – «пресс-хата».

В СИЗО пресс-хат как таковых не существует, контингент слишком непостоянный. Но временное их подобие иногда возникает. В рассказах о тюрьме пресс-хатами по ошибке называют совершенно другое явление – так называемые «спортивные камеры». Среди наркоманов, подзаборных блатных и прочей шушеры бытует мнение, что у зэков-спортсменов одна извилина, и всей этой извилиной они ненавидят «правильных» уголовников. Это чушь. Просто в спортивных камерах заведен жесткий порядок: все идут на прогулку, все идут в баню, никто не курит. Естественно, что когда какого-то алкоголика, никогда не мывшегося на свободе и не желающего идти в баню в тюрьме, пинком выкидывают из камеры, он начинает верещать про «пресс».

Но, к счастью, «пресс» бывает не во всех камерах, и вовсе не часто. Явление это достаточно редкое. Чаще в тюрьме тихо, спокойно и уныло. И слава Богу!

Убивают ли в СИЗО?

Среди людей, не бывавших в тюрьме, впрочем, зачастую, и среди тех, кто там побывал, бытует мнение, что за проволокой беззаконно погибают и исчезают заключенные. Происходит это якобы по злой воле каких-то влиятельных то ли высокопоставленных, то ли криминальных лиц, то ли мафии, то ли призраков НКВД. Очередное сообщение в средствах массовой информации о смерти в тюрьме какого-нибудь заметного фигуранта «резонансного» уголовного дела косвенно подтверждает справедливость такого мнения. Мол, все понятно – убили, чтобы замолчал навсегда. [39]

Опыт показывает, что реальная картина сильно отличается от виртуальной. Во-первых, статистику смертей в тюрьме никто профессионально не исследовал и не сравнивал ее со статистикой смертности на свободе. Следовательно, компетентно утверждать, что смертность в тюрьме выше, и загадочных смертей там больше, чем на воле, неправомерно. Во-вторых, не совсем ясно (или совсем неясно), а кто же именно приводит в исполнение тайные приговоры? Кто? Тюремщики? Уголовники? Посторонние лица?

Ни один здравомыслящий человек не станет обращаться с подобным поручением к тюремщикам. Как люди, не всегда способные поровну разделить корм между тремя свиньями, смогут тайно ликвидировать конкретного зэка? Да, еще, надо добавить, заметного зэка. Они либо убьют, но не того, либо того, но не убьют, либо, что случится скорей всего, и не убьют, и не того.

Уголовник, конечно, имеет возможность убить сокамерника, но не сможет проделать это тайно, придется ответить. И где гарантия, что через месяц, через год или, когда палач «получит вышку», он не заговорит об этом? Придется и его ликвидировать, но такая цепочка бесконечна. А «вышаки», зачастую, не хотят сидеть пожизненно и жизнью своей не дорожат. Вспоминают все, что могут вспомнить. Да и применить такой способ может только преступный мир, власти не станут прибегать к услугам зэка – опасно, он ментов в два счета посдает.

Посторонние лица в тюрьму незаметно попасть не могут, все равно кого-то из администрации в суть этого визита (хоть бы и грамотно залегендированного) посвятить нужно. Снова тайны не получается.

«Загнать» жертве передачу с отравленными продуктами? Так отравится вся камера, зэки ведь делятся едой. Да еще подохнет кое-кто из тех, кто принимает передачи и привык от них отгрызать. Шуму будет много.

Единственный способ подобного убийства, с реалистичностью которого можно согласиться (признавая его крайне малую вероятность и огромную сложность) – это умерщвление зэка врачом или (что удобней) медсестрой путем многократного введения яда замедленного действия. Нельзя же допустить, чтобы человек умер сразу после укола, он должен болеть, лечиться и, в конце концов, не вылечиться. Для того чтобы этот замысел осуществить, необходимо стечение многих факторов: найти подходящего медика; завербовать его; убедить, что он не «уйдет» вслед за «пациентом»; достать яд; убедить «пациента» в необходимости «лечения»; добиться доверия «пациента» к «доктору» и, главное, обеспечить процедуру «лечения». В тюремном бардаке сестра, которая сегодня «колет» зэков в одном корпусе, завтра может оказаться в другом конце тюрьмы, а послезавтра – на каком-нибудь субботнике или на колхозном поле собирать кабачки. Какой уж тут «лечебный процесс». [40]