Третий Храм Колумба - Стив Берри

Но его предали.

«Я могу лишь сказать, что обвинения комитета не соответствуют действительности. Все, что написано в статье, – правда», – сказал журналист.

«Но этого недостаточно, Том. Твой источник, Сегев, не существует. Израильтяне провели расследование. Мы сами занялись поисками. Палестинец Азам умер за год до того, как ты якобы брал у него интервью. Это факт. Перестань. Что происходит?

Комитет изучил все 1458 статей для «Лос-Анджелес таймс» за девятнадцать лет его работы в газете. И только в одной факты не подтвердились.

«ЭКСТРЕМИСТЫ С ОБЕИХ СТОРОН, ВСЕ ВЫШЛО ИЗ-ПОД КОНТРОЛЯ»

«Я одобрила твои ссылки на «поселенца, пожелавшего остаться анонимным» и «источник, близкий к правительству», – сказала Робин. – Здесь я почти перешла черту. И теперь под огнем оказалась и моя задница, Том. Твоя история лжива. В ней все – неправда. Не существовало поселенцев, атаковавших такси. Нет никакого заговора. Да, в этом регионе случаются проявления насилия, но не в такой степени, как ты написал.

Том лично брал интервью, он стоял лицом к лицу с тем человеком. Его отчеты о расходах показывали, что он действительно присутствовал в описываемых местах.

Но этого оказалось недостаточно.

«Я же говорил тебе, Робин. Моя беседа с Азамом состоялась два месяца назад», – продолжал он убеждать начальницу.

«Он давно мертв, Том».

На фотографии, которую показали Сагану, был снят человек, похожий на того, с кем он целый час беседовал в Хевроне.

Но он не был Махмудом Азамом.

«Я уже много лет назад советовала тебе записывать свои интервью», – напомнила Стаббс.

Однако Саган ненавидел магнитофоны. Люди вели себя намного свободнее, а те, кто хотел, чтобы их слова записывали, обычно вызывали у Тома подозрения.

«У тебя есть мои заметки», – сказал репортер, как будто этого было достаточно.

«Это все тоже фальшивка».

Нет, это было не так. Он записал все, что ему рассказали. Но какое это имело значение, если ему никто не верил?

Том Саган обладал солидной репутацией, что сразу привело к тому, что его репортаж перепечатали многие другие газеты. В результате пришлось остановить очередной раунд мирных переговоров, проходивших весьма успешно. Правительство Палестины – редчайший случай – открыло свои архивы и позволило Израилю убедиться, что человек, слова которого цитировались в статье – Махмуд Азам, – давно мертв. Израиль, в свою очередь, согласился на сотрудничество и позволил официальным представителям Палестины присутствовать во время поисков Бен Сегева, но его так и не сумели найти.

Выводы напрашивались сами собой.

Очевидно, репортер все придумал от начала и до конца.

«Том, – тихо сказала Робин. – Теперь пострадаешь не только ты».

Она работала в «Таймс» два десятилетия и добралась до должности редактора международного отдела. Ее уважали коллеги, и ожидалось, что она станет главным редактором. И она всегда прикрывала Сагана.

Доверяла ему.

Он прекрасно это знал.

«Комитет установил, что история сфабрикована от начала до конца. Ты можешь доказать, что они ошибаются?» – спросила Стаббс.

В ее вопросе слышалась мольба.

Нет, он не мог.

Том посмотрел на свою начальницу.

От нее совсем недавно ушел второй муж. Детей у Робин не было. Только две собаки, кошка и карьера в «Таймс».

Теперь ее карьере конец.

Через месяц после увольнения Сагана Робин ушла в отставку.

Он не пытался с ней связаться. Что он мог сказать? «Я сожалею»? «Это неправда»? «Я ни в чем не виноват»?

Кто ему поверит?

Четыре Пулитцеровские номинации и одна победа были аннулированы, а его имя вычеркнуто из официальных протоколов. Все другие награды и номинации у него отобрали. В онлайновом архиве «Таймс» каждая его статья начиналась с предупреждения: несмотря на то, что он написал 1458 статей для газеты и 1457 из них были совершенно правдивыми, его наследством будет считаться последняя, которую Том Саган сфабриковал. Другие газеты продолжали расследование даже после того, как «Таймс» их прекратила, атакуя не только Сагана, но и редакторов «Таймс» за вялую политику и небрежное управление.

В особенности Робин.

Да поможет ей Бог!

Она приняла огонь на себя. Поразительно, но ей удалось найти работу в небольшом газетном синдикате, однако ее имя осталось навсегда связанным со скандалом. Том часто спрашивал себя, как она теперь живет.

Станет ли горевать из-за его смерти?

Журналист посмотрел в потолок спальни. Спускались сумерки, и ему следовало бы лечь спать, но сегодня его посетило слишком много призраков. Гораздо больше, чем он мог ожидать. Дочь. Абирам. Бывший босс. Прошлое.

Но значение имел только один вопрос.

Когда завтра ему вернут пистолет и он убедится, что с Элли все в порядке, следует ли ему завершить начатое?

Элли вынесла свою сумку с вещами в машину, которая уже ждала ее.

– Ты уверена, что не хочешь остаться? – спросил Роча с тошнотворной улыбкой. – Мы даже не успели поговорить.

Девушка положила сумку в открытый багажник, и ей захотелось кое-что узнать.

– Вы за мной следили вчера вечером? – спросила она. – Откуда вы знали, где я нахожусь?

– Я делал свою работу, которая состояла в том, чтобы тебя защищать.

– От кого?

Роча погрозил собеседнице пальцем.

– Ты очень умная женщина. И полагаешь, что я отвечу на твои вопросы, если ты задашь их достаточно много. Мистер Саймон сказал, что он все объяснит после того, как ты окажешься во Флориде. А моя работа состоит в том, чтобы благополучно доставить тебя в аэропорт, а не отвечать на вопросы. – Помощник Захарии открыл дверь машины, чтобы девушка села в нее. – Он тебя отвезет.

Элли увидела, что за рулем сидит Сумрак, и сжалась.

– Неужели меня не может отвезти кто-то другой? – спросила она.

– Что? Ты еще расстроена? Он всего лишь играл роль – как и ты, – пожал плечами Роча. – И не более того. А теперь тебе следует поспешить. Твой самолет вылетает через два с половиной часа. Пожалуйста, возьми билет у стойки «Люфтганзы».

Беккет уселась на заднее сиденье, и мужчина захлопнул дверцу.

– Поцелуй на дорожку? – спросил он через открытое окно.

Пассажирка набралась мужества и показала ему средний палец.

– Что ж, обойдемся без поцелуя, – усмехнулся Роча. – Удачного полета.

Машина поехала по узкой улице к широкому проспекту. Там Сумрак свернул налево и помчался в сторону аэропорта.

Глава 19

Захария уже не мог спать. Ситуация с Элли Беккет вызывала у него серьезное беспокойство. Бене Роу оказался более изобретательным, чем он ожидал. К счастью, как и в случае с Томом Саганом, Саймон его тщательно проверил.

Необычный персонаж.

Его мать была наполовину таино, наполовину африканка, а ее предки были рабами, привезенными для работы на плантациях. Отец же был чистокровным африканцем, насколько потомок рабов мог говорить о чистоте крови. Оба родителя Роу были маронами, а их предки – беглыми рабами, которые сумели организовать свою жизнь в горах и доставить плантаторам столько неприятностей, что британцы решили заключить с ними мир.

Захария изучал историю маронов, пытаясь понять их. Первых рабов привезли на Ямайку испанцы в 1517 году, чтобы пополнить население острова, поскольку таино начали вымирать. Африканцы стали пастухами, охотниками и фермерами, ведущими наполовину свободное существование. Они исследовали остров и уверенно чувствовали себя в густых лесах Ямайки. Испания и Англия воевали долгие годы, и африканцы заключили союз с испанцами. В 1660 году испанцы навсегда покинули остров, но африканцы остались – так появились первые мароны. Британский губернатор, правивший островом в те времена, предсказал, что однажды они станут очень серьезной проблемой.

Он оказался прав.

Мароны контролировали внутренние территории острова. Любому колонисту, осмелившемуся удалиться от побережья, приходилось платить за это немалую цену.

Когда на острове начали сажать сахарный тростник, привезли новых рабов. Восстания стали обычным делом, и многие африканцы убегали в горы и присоединялись к тем, кто уже там обосновался. Тогда британские фермеры попытались полностью уничтожить маронов. В 1731 разразилась первая война, а вторая произошла в 1795 году и закончилась тем, что несколько сотен маронов удалось обманом убедить согласиться на депортацию. Лишь небольшое количество семей пережили чистку, спрятавшись в горных поселениях.

Одной из таких семей были Роу.

На языке маронов имя Бене означало «вторник»: в соответствии с традицией его назвали в честь дня недели, в который он родился. Его отцом являлся владелец британской плантации. Не такая уж редкость в те времена. Роу ненавидел свою фамилию – напоминание о том, что пережили его предки. Хотя рабство на Ямайке отменили в 1834 году, память о тех временах еще не стерлась окончательно.