Безымянка - Сергей Палий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Знакомый запах мускуса приятно защекотал ноздри.
— Только что ты нажил себе самого опасного врага, какого только можно представить, — тихо сказала она. — Добей его.
Я сглотнул и накрыл ее ладонь своей. Пальцы все еще подрагивали, но силы возвращались. Кровь тугими толчками наполняла артерии, в районе солнечного сплетения бесновался морозный язычок, отбитые ребра уже почти не саднили.
— Я не воин, я переговорщик.
— Тогда тебе придется бежать из насиженного гнезда. Бежать без оглядки.
Красная лента была порвана в клочья. Внутренний зверь вырвался на свободу, получил кусок добычи и хищно оскалился. Довольно заурчал, утоляя голод… Слова упали с сухих губ сами собой:
— А может, я этого и хочу… Убежать отсюда подальше.
Глава 5
КАМЕННАЯ ЗОЯ
Во время драки мы часто не сознаем, насколько серьезно пострадали. В крови бурлят гормоны, болевой порог завышен, рефлексы — на пиковых точках, а глаза застилает ярость. Даже у самых хладнокровных бойцов восприятие во время схватки изменено, что уж говорить о людях, которым не так часто приходится бить друг другу по морде.
А вот после драки все кардинально меняется. То, что казалось пустяковыми царапинами и шишками, может в виде шрамов и переломов остаться на память о том, что случилось, на всю жизнь.
В который уже раз я машинально провел пальцем под челюстью и пощупал заклеенную пластырем рану. Рассечение небольшое, но довольно глубокое. Опасное. Будь на руке Эрипио вместо перстня кастет, такой удар запросто мог бы стать для меня последним.
Челюсть отекла, посинела и жутко болела. А Вакса не преминул подметить, что теперь не он один «подкрашенный».
Туннель изгибался. Рельсы здесь проржавели, в желобах возле рыхлых шпал встречались крошечные островки мха с белесым налетом извести. Старые кабели крутыми дугами провисали между кронштейнами и местами были разорваны в клочья. Серые тюбинги кое-где были пробиты то ли взрывами, то ли какими-то мощными орудиями, в стенах зияли дыры. Пахло креозотом, плесенью и гнилью. Дозиметр показывал умеренный радиационный фон.
Мы шли по параллельным путям в сторону Гагаринской. Там Ева обещала устроить привал в заброшенном ответвлении. Я маршрута не знал, потому что бывал на Гагаринской всего пару раз, да и то в сопровождении опытных проводников. Надо признать: на территорию Безымянки я вообще заходил редко, а уж вглубь и подавно не совался. Переговоры, как правило, велись на границе.
Переговоры… Кому они теперь нужны, эти переговоры?..
Я поправил на плече сумку и продолжил озираться по сторонам: в неверном свете фонаря углубления между бетонными ребрами превращались в черные провалы, и мерещилось, что в каждом кто-то притаился.
Я не параноик, но было в этом туннеле нечто… гнетущее.
Обычно в перегонах между развитыми станциями попадаются люди. Не табунами, понятное дело, но жители по подземельям все же ходят: то проворный вестовой мелькнет с посылками и корреспонденцией, то скользнет одинокий сталкер, то грибошник, озираясь, прокрадется в боковой проход к потайной делянке, чтобы насобирать очередную дозу.
А тут — пусто.
— Удивительно, что никого нет, — поделился я своими мыслями. — Ведь на Московской столько народу собралось. И люди разбегаются во все стороны, как…
Я шмыгнул носом и умолк, не найдя точного сравнения.
— Как рыбьи рожи из горящего гнезда, — тут же вставил Вакса и злобно оглянулся. — Дал жару вагон-мозгоправ!
— По этому туннелю почти никто не ходит, — сказала Ева, мягко ступая впереди и высвечивая фонарем мертвое пространство. — Путь слишком трудный.
Я поежился от неприятного сквозняка, дунувшего из вентиляционной решетки, и спросил:
— Почему? Флуктуации или мутанты?
— А ты послушай, — ответила она, останавливаясь.
Я встал рядом и придержал локтем идущего следом Ваксу.
Когда глухой стук наших шагов замер, а складки одежды перестали шуршать, навалилась странная тишина. Не звенящая, не ватная, не гробовая. Совсем иная, не похожая на безмолвие, к которому привык обостренный слух за долгие годы жизни под землей.
Не сразу удалось подобрать название чувству, ласково охватившему меня и заставившему благоговейно оцепенеть, затаив дыхание. Пропал легкий шорох сквознячка, застыло далекое эхо стрельбы, смолкло биение сердца.
Каменная. Вот какая тишина навалилась на нас.
Стало холоднее. Я почувствовал, как кончики пальцев начинает покалывать, и содрогнулся от подступившего страха.
— Шума из соседнего туннеля не слыхать, — обратил внимание Вакса, нарушая молчание. — А он ведь рядом, за стенкой.
— Потому этим путем редко ходят, — подтвердила Ева и двинулась дальше. — Здесь нельзя останавливаться.
— Каменная Зоя? — внезапно догадался я. Потом нахмурился. — Но ведь мы проходим совсем не под тем местом, где произошла эта история.
— Зоя не единственная девушка, с которой случилась трагедия, — пояснила Ева. — Их было трое…
— О-ло-ло, командиры, — без смущения перебил Вакса, — может, кто-нибудь расскажет байку с самого начала? А то, прикиньте: не все бойцы в курсе.
Ева развернулась и посветила фонариком пацану в лицо. Тот отпрянул.
— Малыш, не перебивай, когда человек еще не закончил говорить, — тихо сказала Ева, продолжая слепить обалдевшего Ваксу. — Я вижу, ты еще мало знаешь о жизни, а прыти припас на двоих. Учись слушать. Оно гораздо полезнее, чем болтать.
Вакса, наконец, сумел сместиться к стене, уйдя из направленного на него потока света, и недовольно проворчал:
— Орис, уйми свою дикарку.
Ох, зря он это сказал. Ева, конечно, тоже не блеснула педагогическим тактом, назвав проблемного подростка «малышом». Но насчет «дикарки» — это явный перебор.
Я не успел ее остановить. Я даже не сразу среагировал на неуловимое движение. Луч фонаря описал дугу по своду туннеля, раздался сдавленный стон, и голова Ваксы оказалась прижата к рельсе. Если б Ева не рассчитала силу броска, то пацан с размаху шмякнулся бы о ржавый металл височной костью. Но она была профессионалом, да и сам Вакса не сообразил, что произошло, поэтому не особо сопротивлялся.
— Мое имя Ева, — вкрадчиво сообщила девушка, давя коленом на шею Ваксе. — Еще раз назовешь меня дикаркой, сверну башку. И путь твой прервется.
— Пусти!.. — прохрипел тот, безуспешно пытаясь вырваться. — Пус-с-сти меня…
Я хотел было вмешаться, но Ева обернулась и чиркнула таким ледяным взглядом, что пришлось остановиться на полушаге. Что ж, надеюсь, вреда она пацану не причинит, зато урок преподаст хороший. Надо признать, сам бы я вряд ли решился на столь жесткую меру: все-таки по натуре я переговорщик, а не костолом, поэтому всегда стараюсь пускать в ход внушение и убеждение вместо рукоприкладства. Вот и распоясался мой сорванец.
— Усвоил, что я сказала? — вновь обращаясь к Ваксе, спросила Ева.
Он дернулся еще пару раз, потом понял, видно, что самостоятельно из захвата не вырваться, а добрый Орис на помощь что-то не спешит, и замер.
— Я не малыш тебе никакой, — сипло выдавил он. — Пусти, кому сказал-то. Сама ж базарила, что тута нельзя долго без движе… ой-х-кх… не дави-и…
— Много болтаешь, мало слушаешь, — повторила Ева, чуть ослабляя хватку и позволяя пацану вздохнуть. — Так ты понял насчет «дикарки»?
— А ты насчет «малыша» усекла? — машинально парировал Вакса. Но тут же вспомнил, в каком он положении, и через силу буркнул: — Понял я. Не дурак.
— Хорошо, — кивнула девушка, вставая. — За «малыша» — извини.
— Ой ла-а-адно, — потирая шею и стремительно смелея, протянул Вакса, — вот только вот не надо сюси-нюни разводить. Извини-прости, больше не буду, не обляпайся.
Он поднялся, отряхнул жилетку и искоса глянул на силуэт Евы на фоне освещенного фонарем туннеля. Даже свободная накидка не могла полностью скрыть, что под нагромождением сталкерской одежды и портупеями с оружием скрывается тело молодой красивой женщины.
— Если б не Орис, которого уважаю, я б тебе показал, какой я… малыш, — выдал Вакса. — А что? Думаешь, ребенок еще, да? Ха! Ну-ну.
Я не нашелся, как прокомментировать сие вульгарное заявление, а Ева, кажется, тихонько усмехнулась себе под нос.
— Пойдемте, — сказала она. — До привала как раз успею рассказать легенду о Каменной Зое. Если некоторые говорливые… м-м… юноши не станут перебивать и мешать.
Вакса фыркнул, но промолчал.
Мы неторопливо двинулись в сторону Гагаринской, пристально вглядываясь в каждую тень и осторожно ступая след в след. И как только мы тронулись с места, тишина будто бы разочарованно отступила: из-за стены послышался приглушенный перекрытиями гул с параллельных путей, закапала где-то вода, сзади долетели еле слышные обрывки голосов.